Батальон, к бою!

* * *

Рогозина Алексей нашел в дальнем складе, где хранилась вся списанная амуниция и обувка.

– Лешка, ты?! – обрадовано выкрикнул старый знакомец и бодро выскочил навстречу Егорову. Его глаза натолкнулись на георгиевский крест и золотой офицерский горжет с одним лишь серебряным ободком в окантовке, и он разом замер, приняв уставную стойку. – Прошу прощения, господин подполковник! Я это… я ошибся…

– Александр Павлович, дорогой! Ну, ты чего словно бы чужой?! – рассмеялся Алексей, широко расставив руки. – Здравствуй, мой друг и учитель! Давай, что ли, обнимемся, как и прежде! Ну-у?!

Через несколько минут закрыв склад, чтобы посторонние уши не мешали разговору, старые приятели сидели напротив за столом и вспоминали былое.

– А гусара поручика Белозерского помнишь? – Рогозин кивнул Лешке. – Вместе с ним сидели, отчаянный такой, лихой кавалерист.

– Конечно! Я его еще пару раз на дальнем выходе встречал, последний раз уже перед самым сражением в Козлуджи, – вспомнил Алексей.

– Нет более его, – вздохнул интендант. – На дуэли застрелили. Я как раз тогда при Киевском гарнизоне в интендантах был, а его полк квартировался у нас в восьмидесятом году. Ну и там какая-то скверная история случилась после банкета. Все как обычно: дама, оскорбленная честь, вызов, ну и в итоге пуля в грудь. Вот так вот, всю войну на самом острие атаки провел. В паре десятков сшибок и сражений участвовал и выжил для того, чтобы потом от пули какого-то обиженного щеголя сгинуть.

– Печально. Не знал я про это, – покачал головой Егоров. – Думал, он уже эскадроном давно командует, офицер ведь лихой, отважный, самый что ни на есть пример для любого гусара.

– Это да-а, судьба, – вздохнул Рогозин. – А я вот все так же в капитанах, – улыбнулся он печально. – Думал совсем уже из армии уволиться, три года долгосрочного отпуска взял на поправку имения. А-а-а, – махнул он рукой. – Разорился, семью создать так и не сумел. Один путь: или спиться и замерзнуть на пороге трактира, или обратно в армию, служить. Вот и вернулся в гарнизон, а там мое место уже занято, племянник начальника на нем хорошо эдак сидит. Ну и чтобы под ногами не путался да глаза бы не мозолил, сюда вот, в армейское интендантство Днепровской армии спровадили. Да и тут что-то не больно ладится, прежний начальник хорошо знаком с полковником Глуховым. Охарактеризовал, так сказать. Так что шпыняют и кидают в самые дыры. Сейчас вот на этот хлам посадили, – и он кивнул на горы рваных ранцев, подсумков и ремней. – Шепнули уже по секрету, что, дескать, не зря полковник своего человека надо мной поставил, майора Трохина. Может, слышал про него? Дескать, при первой же ревизии всю недостачу на меня повесят, а там… – и он тяжко вздохнул.

– Да чего там вешать-то? – удивился Алексей. – Павлович, да тут же одна рванина у тебя, которую даже полковые умельцы – и те не смогут починить. Все же гнилое совсем! – и он поднял растрескавшийся, весь скукоженный, старейший поясной ремень.

– Эх, Алексей, Алексей! – покачал головой интендант. – Не будьте вы столь наивными, словно юноша. Был бы человек, а недостачу или пересортицу на него всегда можно повесить.

– Что, совсем вам плохо здесь? – посочувствовал ему Лешка. – Ну, тогда у меня к вам будет предложение, от которого вы вряд ли сможете отказаться.

Через три дня к станице Николаевской подъехали два офицера в сопровождении конного десятка охраны.

– Открывай шлагбаум Федотка! – крикнул скачущий впереди всех вестовой. – Не видишь, их высокоблагородие с Елизаветграда изволит возвертаться! А с ним наш новый интендант едет рядышком. Теперяча Степану Матвеевичу все какое-никакое, а облечение будет.