Титановый бардак

— Скажите, а вам не страшно управлять самолетом?

— Конечно страшно, — рассмеялась Ирина Владимировна, — я же сама этот самолет сделала и прекрасно знаю, что в нем может сломаться и отчего он может упасть. Я же не лётчик, это лётчики ни хрена в самолетах не понимают, а потому бьются как… ну, в общем, часто. Зато я заранее обдумываю, как не разбиться когда что-то сломается — и не разобьюсь.

— Интересный у вас взгляд на авиацию… А вот вы фильмы снимаете…

— Про фильмы в следующий раз расскажу, мы уже садимся, тут надо сосредоточиться. Так что пять минут помолчите.

Аэродром в Боровичах очень удивил Виталия Григорьевича хотя бы тем, что взлетная полоса там была бетонной, отчего самолет приземлился довольно плавно. Но весьма скоро он и думать забыл об этом аэродроме:

— Есть мнение, что вы там в своем институте всякой хренью занимаетесь за народные деньги, — такими словами встретила его молодая женщина, представленная ему как Анна Федоровна.

— Боюсь, вы не совсем представляете, чем мы в институте занимаемся.

— Я-то представляю, а вот вы — точно нет. Ладно бы просто денежки народные на ветер выбрасывали ради удовлетворения собственного любопытства, так вы еще и вредительством занимаетесь, подрывая здоровье народных масс! В то время как в стране удои и укосы не растут, вы еще и людей гробите!

— Боюсь, что вам была предоставлена искаженная информация о нашей деятельности, — ответил Виталий Григорьевич, внутренне холодея. Не от страха за себя, а от понимания, что вот эта женщина, одетая во все более популярный среди рабочей молодежи костюм из линялой синей парусины, легко может уничтожить плоды работы множества ученых. То, что куртка её небрежно висела на спинке кресла, лишь подчеркивала страшное могущество молодой женщины: она знала, что имеет право сделать все, что угодно, и подчеркнуто игнорировала в том числе и правила приличия.

— Это вы имеете искаженную информацию о вашей деятельности. Вот, читайте, — и Анна Федоровна сунула ему в руки небольшую брошюрку. — Внимательно читайте, если появятся вопросы, задавайте их сразу.

Брошюра была небольшой, и Виталий Григорьевич прочитал ее минут за двадцать. И, по мере чтения, у него волосы на голове вставали дыбом — по крайней мере ему самому так казалось, поэтому он волосы старательно приглаживал ладошкой. А когда он чтение закончил, на Анну Федоровну поднялись испуганные глаза:

— А кто это написал? Я бы хотел встретиться, задать несколько вопросов… Ведь если хотя бы половина, даже четверть из этого окажется правдой, то наш институт вообще закрывать надо!

— Ну я же сказала: будут вопросы, так задавайте. Это все написала я, а институт закрывать не надо. Хотя перевести его из Питера придется, и в любом случае потребуется предпринять серьезные меры безопасности: у меня и они все расписаны, я вас позже с ними познакомлю. Однако повторю: сейчас всё, то есть вообще всё, чем занимается институт, не представляет ни малейшего научного интереса. По одной простой причине: вы там все пока нихрена об объекте исследования не знаете и тыкаетесь как слепые котята… в общем так: я предлагаю вам — вам лично, ну и супруге вашей конечно — заняться по-настоящему важной работой. Очень важной, очень интересной — но совершенно секретной. Работать вы будете, по крайней мере первое время, на курортах Красноярского края, и это как раз по части безопасности: мы там пещерку в граните роем глубиной метров пятьсот, так что с безопасностью все в порядке будет. Вы можете, конечно, отказаться — и до конца жизни заниматься никому не нужной хренью. А если согласитесь, то после непродолжительного обучения приступите к настоящей работе, которой будете гордиться. И не только вы: вся страна будет гордиться — но любые детали вы узнаете только дав согласие.

— Предлагаете кота в мешке?

— Можно и так сказать. Но могу пообещать, что котик вам очень понравится.

— Ну, если вы гарантируете… я согласен, — усмехнулся Виталий Григорьевич. На самом деле он подумал, что уж отвертеться от неприятной работы он всегда сможет. В правительстве есть люди, которым друзья его смогут объяснить недопустимость…

— Ну и отлично. Пойдемте, я пока покажу чем вы будете заниматься первое время, — и с этими словами Анна Федоровна, встав с кресла, надела свою куртку и Виталий Григорьевич едва не впал от удивления в кому: на куртке — простой, изрядно помятой куртке из обыкновенной парусины — сияли три ордена сразу: Красного знамени, Трудового Красного знамени и Ленина! А хозяйка кабинета, поймав его взгляд, улыбнулась:

— Приходится носить, это мы с девочками побрякушками меряемся. Опять же, для товарищей офицеров стимул: все видят, что страна уважает своих героев.

— Это за вашу работу? А боевой… каких товарищей?

— У нас в Управлении работает много царских офицеров, которых званий никто не лишал. А орден этот — просто тогда еще не было трудового знамени, вот и дали что было. Да вы не переживайте, вас мы тоже не обездолим. Конечно, работают у нас все же не ради орденов, но ведь всяко приятно, когда видишь оценку собственного труда. Вот, заходите. Валера, ты уже принес?

Сидящий в соседнем кабинете мужчина — одетый в такую же парусиновую куртку, но всего лишь с одним орденом на ней — молча кивнул и протянул Виталию Григорьевичу тарелку с двумя стеклянными пробирками, в которых лежали черные цилиндрики: в одной — потолще, в другой — толщиной с мизинец.

— Это то, что вам предстоит сделать. Точнее, выстроить завод, где это будет массово изготавливаться.

— А это что? Какие-то детали?

— Ну, можно и так сказать. А с точки зрения металлохимии это — чистый оксид урана, с количеством примесей по урану менее одного атома на миллион. И вашей задачей будет сделать так, чтобы через год, самое позднее через полтора у нас таких… деталей было минимум двести шестьдесят тонн. А зачем — это вы узнаете чуть позже.

Вообще-то Петр Петрович считался минералогом, причем довольно неплохим. И он еще несколько лет назад даже в страшном сне не мог представить, что ему придется вдали от цивилизации ковыряться в темном штреке — и уж тем более не мог представить, что ему такая работа понравится. Однако сейчас он сидел как раз в таком штреке, почти что в километре от «белого света» — и занимался любимой работой. С удовольствием занимался.

Старший сын его, по семейной традиции, тянувшейся вот уже пятое поколение, тоже названный Петром, сидел за пультом управления «дьявольской машины»: Петр Петрович-младший был инженером и вообще-то «придумывал» механизм, позволяющей машине не останавливаться на час после каждого «шага». А «шаги» эти были более чем интересными: установленные на двух складных рамах перфораторы пробивали в сплошном граните небольшие шурфы глубиной по сорок сантиметров, затем специально обученный человек быстренько закладывал в шурфы небольшие патроны — и после взрыва еще полметра гранита превращались в щебень. Вообще-то «шаг» занимал минут пятнадцать, но после взрыва двое мужиков с лопатами выгребали получившиеся обломки, сваливая его на транспортер, направляющий камень в камнедробилку, установленную в задней части машины — а это уже требовало минимум часа. Часа, в течение которого машина простаивала.

Тем не менее за прошедшие три месяца машина ушла вглубь горы уже на километр без малого — и главной заботой Петра Петровича-среднего было наблюдение за скалой вокруг штольни: гранит — он, конечно, камень крепкий, но после взрывов и в сплошном камне что-то могло треснуть. А камешек, может даже в несколько центнеров весом, падающий на голову — это совсем не то, чего бы хотелось получить. Собственно, именно поэтому шурф рылся небольшой, с помощью маленьких зарядов какой-то малоизвестной взрывчатки. Следом за передовой машиной шли еще две, которые расширяли шурф с трех метров до восьми, а затем уже простые мужики с отбойными молотками «выравнивали» стены до ширины в десять метров и срубали «лишний» камень с потолка — да так, что возле ворот, ведущих в глубь горы, свод потолка поднимался уже метров на двенадцать…

Чтобы вся эта техника работала, возле устья штрека были поставлены две «передвижных» электростанции (установленные на железнодорожных платформах) общей мощностью в четыре тысячи киловатт. Петр Петрович краем уха слышал, что было «эпическая борьба» за моторы к этим электростанциям, но кто и с кем при этом боролся, он не знал. Моторы на этих электростанциях были германскими, а вот генераторы вроде бы отечественными, и все это работало бесперебойно. Что радовало: ведь настолько масштабную работу без этого выполнить точно было просто невозможно. Хотя Петр Петрович и не совсем понимал затею руководителей проекта, его радовала сама возможность сотворения чего-то столь грандиозного. Настолько грандиозного, что даже верного эпитета проекту придумать не получалось. Вот взять, к примеру, подземный зал, который ему предстояло вырубить в скале к Новому году: длиной в двести метров, шириной чуть меньше сорока и высотой в двадцать пять. Можно было подумать, что там собираются сделать храм какого-то непонятного культа — но три «технических» тоннеля в этот же зал, по которым предполагалось провести мощные воздуховоды, электрические кабели и водопровод с канализацией, эту идею опровергали. Скорее всего, зал готовился под какое-то мощное производство, причем производство секретное. Вероятно, поэтому и «снаружи» быстрыми темпами строился небольшой городок: ведь не будут же рабочие в подземелье жить? Впрочем, зачем минерологу забивать себе голову ненужными мыслями?