Линкор «Альбион»

Глава 44

Елецкий поглядывал на тёмное небо. А казак-то был прав, небо и вправду затягивали облака. Звёзд и вправду не было видно. А вскоре Тютин включил фонари на фургоне. Всё, ночь.

Инженер уже ждал их на берегу, в топке под паровым котлом бушевал огонь. Квашнин держал высокое давление, то есть баркас мог стартовать в любую минуту, сам же брат Аполлинарий при помощи фонаря и отвёртки снова копался в своём изделии – автомате управления ходом.

Экипаж остановился. И тут на другом берегу, у верфей, один за другим стали вспыхивать мощные прожектора.

«Раз, два, три… шесть», - про себя считал брат Тимофей. Он видел, как белые лучи шарят по почти чёрной глади речной воды. И представлял, как пулемётчики курят, развалившись у своих страшных «гатлингов». Нет, они не спят и спать не собираются; ретивые, как цепные псы, младшие офицеры, за счёт злобы и желания выслужиться получившие повышение, не дадут им заснуть даже на секунду. Прожектора, пулемёты… Нет, англичане не позволят так просто приблизиться к их стальному монстру.

Тем временем Тютин прихватил винтовку и мешочек с патронами, вылез из экипажа, при этом не стал стравливать давление в котле. Остановился, потянулся, разминая мышцы.

- Луны-то не видно. Тучи. Может, дождь пойдёт.

- Бог нам помогает, - произнёс Елецкий, выбираясь за ним и вытаскивая за собой баул с едой и бидоны с напитками. - Аполлинарий, бросай ты свой агрегат, давай есть.

- Иду, - отозвался инженер. Но ещё, наверное, полминуты копался с хронометром и идущими от него проводами. Только потом закрыл кожух автомата и завернул болт. Всё.

К этому моменту на брезенте в свете фонаря казак и резидент устроили небольшой пир. Колбасы, хлеба – всё лежало на грубой ткани. Тарелок не было, стаканов не было. Из всех приборов были только ножи. Стали есть, почти молча резали колбасу, ломали хлеб, передавая жбан с пивом друг другу. Ели быстро: во-первых, торопились, во-вторых, сильно проголодались. За день никому поесть не удалось.

- Патроны не забыл? – спросил брат Тимофей, разрезая луковицу.

- Не-е…, - отвечал ему Тютин, руками беря сосиску.

Они снова молча едят. Но все то и дело смотрят за реку, на шевелящиеся белые пятна света на чёрной воде. И первым, как следует отпив пива, из-за стола встаёт Квашнин. Он опять лезет в баркас, снова что-то проверяет.

- Ну, наверное, и я пойду помаленьку, - встаёт казак; он привычным движением закидывает за плечо винтовку и вдруг говорит: – Слушай, Аполлинарий, а дай-ка мне твою цигарку.

Тютин курит редко, и поэтому, как и любой курильщик, Квашнин рад выдать одну из своих сигар почти некурящему. Инженер не очень чистыми руками достаёт из портсигара сигару, сам обрезает её и протягивает товарищу. Потом, прикрывая от ветра огонёк зажигалки, даёт казаку раскурить её. Тот, раскурив и выпустив дым, жмёт товарищу руку: ну, давай, сделай всё как надо. Потом в темноте находит и руку Елецкого, который ему напоминает:

- Огонь открываешь после трёх сигналов фонарём.

- Помню, помню… Ну, братия, храни вас Бог, – отвечает ему казак и уходит в темноту, на то место, откуда ему будет удобно вести огонь по прожекторам.

Брат Тимофей крестит его спину. А потом начинает собирать еду со стола, а сам всё смотрит и смотрит на противоположный берег, на белые лучи и пятна. Квашнин всё копается на баркасе, наверное, теперь проверяет взрыватели, но Тимофей Сергеевич этого не знает наверняка. Надо бы уже начинать, пока на небе стоят тучи, а то, неровён час, ветер погонит их на восток – а тут ещё и месяц выползает. Уже просвечивает через пелену. Но резидент не торопит инженера: пусть покопается, пусть проверит.

Наконец он услыхал, как в темноте у воды характерно лязгнуло железо. Он узнал этот звук. С этим звуком раскрывались дверцы топки. А потом Елецкий слышит другой узнаваемый звук.

Шшиххх… Фуххх… – это лопата скребёт по металлу, сгребает последний уголь из бункера и забрасывает его в топку.

Шшиххх… Фуххх…

Шшиххх… Фуххх…

Всё, значит, брат закончил со всеми своими последними проверками, и теперь разогревает котёл, нагнетает давление.

Резидент встаёт со своего места и идёт к баркасу.

- Аполлинарий, помочь тебе?

- Сейчас наберу давления, поможешь лодку от берега оттолкнуть, – отвечает Квашнин.

И брат Тимофей снова слышит:

Шшиххх… Фуххх…

Шшиххх… Фуххх…

Он останавливается у лодки и ждёт минут пять, пока инженер сделает всё, что нужно, и когда тот включает редуктор и даёт задний ход, помогает лодке оторваться от прибережного песка.

Котёл выдаёт огромное давление, винт вздымает бурун под кормой, но лодка еле-еле сползает с берега, Елецкому даже пришлось прямо в ботинках зайти в воду, он упирается изо всех сил, и всё-таки баркас отваливает от берега и быстро уходит в темноту кормой вперёд. На тихой реке двигатель тарахтит на удивление громко, но теперь это уже не имеет значения. Баркас вот-вот будет запущен в сторону чёрного пятна, скрывающегося за белыми лучами прожекторов.

Тимофей Сергеевич так и стоит по колено в воде до тех пор, пока не слышит с реки знакомый голос товарища:

- Тимофей, у меня всё готово, ты давай, маячь казаку, пусть начинает стрелять потихоньку.

- Точно! – брат Тимофей с шумом выбегает из воды, бежит к экипажу, находит фонарь и влезает на самый верх машины; и уже оттуда даёт в сторону условного места три сигнала, включая и выключая фонарь. Ждёт секунд десять и повторяет сигнал, который означает: открывай огонь!

Брат Тимофей достаёт из кармана сюртука небольшую подзорную трубу, ждёт. Думает: «Если через минуту не будет выстрела, просигналю ещё раз». Но продолжать сигналить необходимости не было. Мотор баркаса урчит рядом с берегом довольно громко, но хлопок винтовочного выстрела звучит громче, чем шум двигателя.

Памм…

Тимофей Сергеевич подносит подзорную трубу к глазу… И не видит ничего, что бы изменилось. Все прожектора продолжают работать.

- Не попал, что ли? – одними губами произносит он, не отводя оптического прибора от ярких пятен света.

Елецкий ждёт в напряжении почти полминуты, пока снова не раздаётся выстрел.

Памм…

И снова ни один из прожекторов не погас. Это уже не на шутку встревожило брата Тимофея, теперь он смотрит не на прожектора, он старается разглядеть в темноте то место, откуда казак ведёт огонь.

«Странно, так хорошо стрелял на пристрелке, и вдруг… Может, мне самому пойти…?». Но он не успел додумать эту мысль, снова раздаётся выстрел.

Памм…

И даже не повернув головы, он понимает, что третья пуля достигла цели, света на том берегу сразу стало меньше, так как погас самый близкий к их берегу прожектор.

«Ну наконец-то!».

Тут же снова стреляет винтовка. Но снова мимо, и почти сразу бьёт опять. И на этот раз гаснет второй прожектор. Оба прожектора, что освещали реку с правой стороны от линкора, погасли.

«Пристрелялся вроде!», - думает Елецкий, осматривая в подзорную трубу мрачную махину линкора, на котором ещё сияют два прожектора. А на реке, совсем недалеко от него, стук двигателя вдруг переходит в рёв. Громкий и протяжно звучащий на одной тяжёлой ноте.

Всё, баркас, гружённый четырьмя тоннами динамита, обвешанный по бортам взрывателями, лёг на курс, которым отныне и до самого конца будет управлять автомат, работающий сначала на просчитанной перфокарте. Почти невыносимое давление в котле давало на вал огромную работу, и винты несли баркас через реку. Так, по перфокарте, с учётом рельефа берега и с учётом течения реки, лодка будет лететь по волнам, пока магнитное реле, установленное на её носу, не «почувствует» тысячи тонн первосортной брони линкора. И тогда кораблю уже никуда не деться. Ну, разве что его спасут изделия Гатлинга, собранные на заводах Кольта где-то в Коннектикуте. Но после очередного выстрела гаснет ещё один прожектор. И на реке становится заметно темнее .

- Пристрелялся, казачок, пристрелялся…, - шепчет резидент. - Давай-давай…

А к нему из воды на берег, весь мокрый, выходит инженер. С его одежды течёт вода, но он не обращает на это внимания. Квашнин подходит к экипажу, берёт фонарь и светит себе в руку. А там у него водонепроницаемый хронометр, которые обычно используют морские офицеры и минные инженеры флота.

- Ну, Аполлинарий, - окликает его брат Тимофей. – Что там?

- Погоди! – инженер даже не отрывает глаз от хронометра. Он как будто околдован бегущими по циферблату стрелками.

А мотор баркаса ревёт на всю реку, но уже где-то далеко от берега.

И тут следующий выстрел гасит очередной прожектор – брат Емельян вознамерился побить их все. Теперь всё, что восточнее линкора, покрыто мраком, и если пулемётчики и начнут стрелять, им придётся это делать исключительно на слух. А из-за специфического распространения звуковых волн над холодной водой попасть таким способом в издающую шум цель очень и очень непросто.

Брат Тимофей молча смотрит на своего товарища, что не отрывает взгляда от освещённого фонарём циферблата хронометра. Напряжение инженера передаётся и ему. Он морщится и берёт кофе, открывает крышку и делает несколько глотков прямо из кофейника. Кофе дрянь, едкая робуста. Но он крепкий и сладкий. Елецкий не решается предложить его Квашнину, он закрывает ёмкость и ставит её в кабину экипажа. И не успевает повернуться к реке…

Небо, чёрная вода и все берега вокруг вдруг осветились неприятным оранжевым светом, ярким и быстро угасающим; на секунду стало так светло, что привыкшие к темноте глаза захотелось зажмурить. А потом свет стал быстро меркнуть, и с реки пришло нечто рокочущее, похожее на раскат близкого грома…

Тааа-дам!

Звук был необыкновенно сильный, и покатился он над речною гладью гулкими раскатами, а потом стих – так же, как и померк оранжевый свет.

- Сработало! – произнёс резидент. И сразу было не понять, он радуется или спрашивает. А инженер ему ответил сухо:

- Поехали за казаком.

И полез в кабину парового экипажа. Брат Тимофей тоже полез за ним. Котёл был под парами, поэтому ждать им не пришлось. И тяжёлая повозка, освещая путь фарами, покатила по просёлку вдоль реки. Инженер, сидя за рулём экипажа, молча смотрел вперёд, вот только резидент не мог ехать, пребывая в неведении.

- Аполлинарий, ну что ты молчишь? – он вглядывался в темное лицо товарища, словно пытался разглядеть там ответ.

- Двадцать шесть секунд, - опять сухо отвечал тот, не отрываясь от дороги. Он явно не был расположен к разговорам, крутил рулевое колесо серьёзно и собранно.

- Что двадцать шесть секунд? – не отставал от него Елецкий. Тимофей Сергеевич уже понял, что акт не удался, но ему очень хотелось знать подробности.

- Контакт произошёл за двадцать шесть секунд до расчётного времени, – произнес инженер и замолчал: всё, я тебе сказал, теперь отстань от меня.

И резидент не стал больше его расспрашивать. Конечно, он хотел узнать, почему так произошло, но разумно предположил, что Квашнин и сам скорее всего этого не знает. Сейчас нужно было забрать Тютина и уходить. Завтра в городе начнутся облавы. Об этом уж и гадать не надо.