Титановый бардак

— Возможно, но утверждать не берусь, — ушел от ответа Петя, а Света добавила: — А я вообще с ним только третьего июня познакомилась, — и такой ответ, похоже, Менжинского удовлетворил. Он быстро пролистал документ до конца, особо даже не вникая в содержание:

— Ага, понятно. Непонятно только зачем все это?

— Особое научно-техническое управление будет заниматься… уже занимается секретными разработками. У нас в стране довольно много великолепных специалистов, но не все горят желанием сотрудничать с советской властью — а в провинции они будут думать, что власть о них и не знает. Поэтому и выбраны Боровичи: и до Москвы, и до Ленинграда в целом недалеко, но все же на отшибе, так что с точки зрения какого-нибудь ученого выглядит «подальше от Советов». Мы попробовали, результаты получили резко положительные. Сейчас уже практически готово все для целого ряда важных промышленных разработок, опережающих на годы разработки буржуазных специалистов. Но Феликс Эдмундович особо указывал на то, что если эта информация попадет в руки буржуазии, то нам это нанесет буквально непоправимый ущерб. Да и если сами эти ученые… Поэтому-то и полная секретность всех работ.

— Пример таких разработок?

— Гм… отчитывается исключительно перед… впрочем, сейчас по факту вы за него, так что… самую, скажем, несекретную работу в пример приведу: изготовление вольфрамовой проволоки толщиной до двадцати микрон.

— Этим же уже занимаются…

— На заводе Osram в Берлине самую тонкую делают сорок пять микрон, там работает восемьсот человек, у нас ту же работу будет выполнять двенадцать специалистов, причем из такого же количества металла делая продукции впятеро больше. На ленинградской «Светлане» сейчас трудится больше двух сотен рабочих, и они выпускают меньше тридцати тысяч лампочек в месяц, причем собирают их из германских деталей. По предлагаемой технологии сто человек будут производить до двухсот тысяч ламп в месяц — и даже больше, когда поднаберутся опыта, причем лампы будут целиком отечественными.

— Я понял… а от меня-то что вы сейчас хотите?

— Нужны распоряжения об изготовлении бланков девятого отдела, печатей, удостоверений… Феликс Эдмундович приказал нам их подготовить и ему на подпись принести.

— Тьфу, сразу сказать не могли? Где тут подписывать?

По пути в гостиницу Светлана задумчиво произнесла:

— Не пойму, почему в чекисты идут или дебилы, или подонки?

— Это ты нас дебилами считаешь?

— Этот Вацлав… он же тупой как валенок. За два месяца смог развалить финансовую систему Советской России, здесь бардак развел полный…

— Ну, допустим, бардак здесь еще Железный Феликс развел, Вячеслав его лишь поддерживать будет, да и то без фанатизма. Знаешь, кто-то известный сказал, что революцию задумывают романтики, исполняют фанатики, а плодами ее пользуются отпетые негодяи. Так что нам предстоит стать отпетыми негодяями, удавить негодяев-конкурентов и по возможности помешать фанатикам все испортить. План у нас уже есть, да и начало негодяйству мы с тобой положили. Работаем дальше, товарищ секретный комбриг?

Петр отправил в Валентину телеграмму, но со Светой на день задержался в Москве: ребята решили проверить, насколько верно описывали разные писатели реалии двадцатых годов. Верно описывали: на заключение брака они потратили чуть больше получаса, причем учитывая дорогу от гостиницы к ЗАГСу. А затем Света получила новое удостоверение на Лубянке «в связи со сменой фамилии». Как сказал Петя, «по крайней мере у одной из всех нас будет подлинный документ»…

И с этим «подлинным документом» утром двадцать пятого июля они отправились в Боровичи. Где тихая провинциальная жизнь уже потихоньку начала закипать.

Карл Юльевич Бредис тихо радовался, что его многолетняя работа наконец-то хоть кому-то пригодилась. Поэтому он с огромным удовольствием рассказывал неожиданному гостю обо всем, что успел узнать — и удовольствие было еще большим из-за того, что спрашивающий явно понимал, о чем спрашивать. Несмотря на звание понимал:

— На заводе «Новь» имеются три станка: два токарных и один сверлильный, все в состоянии удовлетворительном. И паровая машина там практически на ходу, разве что самый мелкий ремонт потребоваться может. Глиномяльня тоже в хорошей сохранности, но там с машиной все не так хорошо: еще до моего приезда все трубы с котла мужики своровали. Я по этому поводу говорил с рабочими со станции, они говорили, что трубы можно было бы и с паровозных котлов поставить, но на станции у нас только один мертвый паровоз и там котел тоже…

— А на других заводах как?

— На двух других заводах огнеупоров станков можно сказать, и нет, да и не было никогда, слесарные верстаки не в счёт: если им что сделать или починить требовалось, то уже механический имелся. А на нем станков уже четыре: три токарных, тоже бельгийские, и один фрезерный.

— Вертикальный или горизонтальный?

— Вертикальный. И машина на механическом мощная, в сто двадцать почти лошадиных сил, и в полной сохранности. Сами же мужики ее от разграбления защитили, потому как от неё и пилорама в деревяшечном цеху, и два станка токарных по дереву от нее же работали. Её, конечно, хорошо если в неделю раз пускают, но людям-то доски всяко нужны, так что с пилорамы в основном там рабочие и кормятся.

— Это всё? Больше в городе станков никаких нет?

— Валентин Николаевич, вы же спросили что в городе простаивает без работы из станочного парка, и это из простаивающего всё. Но на Вельгийской бумажной фабрике имеется еще несколько станков, однако они чаще в работе используются. Большой токарный есть с базой на девять футов… довольно старый и расшатанный, на нем валы бумажной машины правят. Заполировать деталь на нем еще можно, а вот что-то выточить… я даже не уверен, что там суппорт сохранился.

— Понятно, а на кирпичных заводах возле города?

— Какие там уж заводы? Простые печи кирпичные, там глину испокон вручную мешали и руками же кирпич лепили. И сейчас то же самое: привезет мужик глину, так ему кирпич по двенадцати рублей за тысячу отдадут. А ежели не привезет, то уже по восемнадцати рублей… Да из тех заводов только на одном сейчас кирпич и жгут иногда: на старом заводе печь на шесть тысяч всего, ее и на три-четыре тысячи пускать чаще приходится так как мало люди кирпича купить могут. А на новом — три печи на восемнадцать тысяч, ну кому сейчас хоть одну укладку купить денег хватит?

— Со станками ясно. А с рабочими в городе как?

— Да никак, все давно уже по деревням разбежались. Но если вы заводы снова запускать надумали… дома-то у них остались, если работа будет, то и люди обратно в город придут. Даже сейчас уже потихоньку народ возвращаться стал, как доктор в город приехал. Люди-то как рассуждают? Если доктора прислали, значит власть людей лечить собирается. А если людей лечить будут, значит люди в городе нужны — и зачем власти люди в городе если не для работы? Тогда кто уже здесь будет, тот первым на работу и пойдет…

— В принципе логично… Вы, я гляжу, с городом хорошо знакомы. Как думаете, на механическом если станочный парк увеличить…

— Да там разве что один еще станок поставить можно будет, да и то… Места, боюсь, новым станкам там просто не найти. Если для ремонта какого мелкого, то можно и в торговых рядах мастерские со станками устроить, все равно никакой торговли там давно уже нет. На огнеупорных заводах места точно нет, на «Нови» рабочие тоже все станки разом не пускают чтобы плечами не толкаться…

— То есть по-хорошему придется новые цеха строить?

— Это уж совсем по-хорошему будет, но опять же место для завода такого где лучше подобрать? Разве что на заводе Корсакова…

— А это что такое?

— Завод по очистке спирта. Цех, конечно, весь котлами заставлен, но если их убрать… Однако должен предупредить, что у товарищей из Ленинграда на этот завод свои виды были, мне особенно указано следить, чтобы его не разворовали. Но если вы всерьез хотите металлическую промышленность в городе…

— Спиртозавод отдадим химикам, от химии тоже много пользы бывает — так что пока его оставим. А то, что в самом городе для завода места нет, так тут и до околицы недалеко.

— Место есть возле торговых рядов, но там да, места все же немного, разве что на один цех. Можно на пустыре между бумажной фабрикой и заводом «Новь»… но там все же до моста довольно далеко, почти пять верст.

— Огнеупоры же возят? В смысле, возили? И бумагу тоже возят, так что пять верст — это не самое страшное. Тогда последний вопрос: а со строителями в городе как?

— В городе последнее здание выстроено в шестнадцатом году, вроде из Новгорода подрядчик был, но я не уверен. А так мужики сами строят как бог на душу положит… то есть…

— Понимаю, это просто форма речи такая. Ладно, со строителями понятно… Когда ближайший поезд до Угловки?

— Поезд… — улыбнулся Карл Юльевич, — если это можно назвать поездом, то паровоз вагон с бумагой обычно отвозит в воскресенье в полдень. Обычно к нему еще и пассажирский вагон цепляют. То есть иногда цепляют, так что до Угловки лучше всего на дрезине ехать. В любой день кроме воскресенья, всего час с небольшим — и вы уже в Угловке. Только…

— Что?

— У наших железнодорожников оклады по двадцать два рубля. За поездку на дрезине они обычно просят рубль… со всех пассажиров. Помощник мой, конечно, бесплатно катается… но если вас не затруднит… я квитанцию об оплате вам напишу!

— Да я и так отчитаюсь, не беспокойтесь. И вы правы: за работу, приносящую людям пользу, платить обязательно нужно. Значит так договоримся: я сейчас ненадолго в Ленинград, а вы постарайтесь найти рабочих, которые по деревням разъехались. Просто найти, чтобы в нужный момент мне знать где их искать…