Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

И всё же Бальзак в отчаянии. Италия поглотила 50 тысяч франков, обещанных издателем Боэном за два романа, которые по-прежнему оставались лишь в голове писателя. В голове, но не на бумаге! А потому эти пятьдесят тысяч Бальзаку никто не собирался выплачивать. Так что в Париже его ожидало страшное безденежье. Да что там – нищета!

И это первое. Было и второе – долговой хвост. Длинный-предлинный, как хвостище голодной церковной крысы. Банкротство надёжного приятеля Эдмона Верде окончательно спутало все карты. Векселя издательского дома Верде, раздаваемые Бальзаком направо и налево, оказались опротестованы, потеряв свою значимость, и теперь перед романистом маячила реальная перспектива оказаться в долговой тюрьме.

В 1837 году долги Оноре достигли астрономической суммы: 160 тысяч франков! Кредиторы и судебные приставы, дыша друг другу в затылок, преследуют романиста буквально по пятам. Особенно опасны последние. Они уже пронюхали про его финты с тайными квартирами.

Из трёх надёжных «берлог», где можно было укрыться от кредиторов, две (на рю Кассини и рю Батай) оказались безнадёжно провалены; впрочем, как и «вдова Дюран», под маской которой Оноре достаточно долго удавалось обводить вокруг пальца своих недругов. Оставалось уповать на единственное убежище гостеприимных Гидобони-Висконти на рю де Прованс. Хотя и там уже загоняют. Опасно не только высунуться из окна, но и громко разговаривать (а вдруг под окном засада?).

Бальзак превращается в этакого человека-невидимку. Теперь он даже передвигается странно – не ходит, а как-то подозрительно скользит, смешно пригнувшись. Оноре боится всего – шорохов и посторонних звуков. Взволнованный, он просит графа де Беллуа (секретаря «Chronique de Paris») подыскать ему какую-нибудь комнатушку – с дешёвым питанием, с письменным столом и чернильницей, а также простенькой постелью. Но тот отмахивается от опасного должника как от чумного. Куда бежать?

Но, как мы помним, в самые тяжёлые моменты на помощь нашему чудаку всегда приходят… женщины. Сара предлагает ему переехать к ним, на Елисейские Поля, дом № 54, где, как она уверяла, Оноре будет спокойнее. Бальзак не может поверить в услышанное. Во-первых, писателя в кои-то веки никто не будет беспокоить; во-вторых, комната, в которой ему предстоит трудиться, имеет дверь в смежную комнату – спальню госпожи. Сара, ты – ангел во плоти!..

Страстно набрасывается Бальзак (нет, не на Сару – на неё он набросится потом!) на чистые листы бумаги, аккуратно сложенные стопкой на письменном столе, нервно оттачивая вороньи перья, и… Брызги, кляксы, скомканные листы – это и есть сила ярости, вследствие которой из-под бальзаковского пера выпархивают страницы нового романа. Сначала одного, потом – и второго. Менее чем за два месяца оба – «Банкирский дом Нусингена» («La Maison Nucingen») и «Служащие» («Les Employés»)[123] – готовы. Осталось только представить их под светлы очи нового издателя, г-на де Боэна. А это – деньги, обещанные пятьдесят тысяч!

Правда, и этой суммы будет сильно не хватать, чтобы расплатиться с самыми навязчивыми кредиторами. Поэтому скрип пера и шелест листов не прекращаются. Бальзак пишет пару «Озорных рассказов» и делает черновой набросок новеллы «Гамбара» («Gambara»). Ведь и это деньги.

Иногда, правда, Оноре отвлекается… для общения с неотразимой графиней. Л.-Ж. Арригон вспоминал, что «у неё были глаза восточной принцессы и сладострастные губы… Угадывалась некая потаенная чувственность, нечто вызывающее, едва ли не распутное; когда она смеялась, то становилась похожа на белокурую вакханку»{362}. А «вакханок» Бальзак обожал (вспомним его «Шагреневую кожу»). Ещё раз следует подчеркнуть, увлечение Оноре графиней было нешуточным.

– Посылка и шесть тысяч франков для господина де Бальзака, – сообщил явившийся однажды в графский особняк почтовый служащий.

Слуга вызвал Оноре, который был вынужден назваться «другом этого господина», но визитёр оказался непреклонен: посылка и конверт с деньгами будут вручены исключительно адресату.

– К вашим услугам, мсье. Я и есть Оноре де Бальзак, – не выдержал писатель. – Где расписаться, мсье?

Однако тот день выдался для Бальзака не самым солнечным. Когда «служащий почты» распаковал конверт, из него посыпались… судебное постановление и ордер на арест! Мало того, крепко схватив адресата за полу халата, «почтарь» дико закричал:

– Именем закона! Сейчас же заплатите мне тысячу триста восемьдесят франков и сумму новых судебных издержек! Иначе я вас арестую!!!

– Вы кто? – опешил Бальзак.

– Пристав коммерческого суда…

Пришлось заплатить. Правда, не должнику – госпоже Гидобони-Висконти.

«Как было мне больно, – напишет после этого Бальзак Ганской, – при мысли, что я скомпрометировал людей, щедро давших мне приют! Чтобы избежать тюрьмы, требовалось срочно заплатить, следовательно, мне пришлось снова обременить их своими заботами!»{363}

О времена, о нравы…