Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

Неудачник ещё не значит легкомысленный. Ведь только легкомысленные кидаются в Сену. В своей «Шагреневой коже» Бальзак в самый последний момент спасает главного героя от перспективы стать утопленником. Сена для сумасшедших и отчаявшихся. Река – это Стикс для потерявших силы к сопротивлению. Так что искать Оноре в реке – лишь его оскорбить.

Но где же он? Наш герой… на Сардинии. На сей раз перед нами новый Бальзак – Бальзак-кладоискатель. Всё логично: после произошедшего недавно с ним финансового краха только обнаружение клада с несметными сокровищами могло бы вытащить его из смертельной мышеловки. Клад! Вот решение всех проблем тридцативосьмилетнего неудачника.

«Как только Бальзак, – пишет С. Цвейг, – этот несравненный математик и психолог, покуда он повествует о каком-нибудь Гранде или Нусингене, переносится в реальную действительность, он сразу становится жертвой любого заурядного мошенника. У него куда легче вытащить деньги из кармана, чем у неисцелимого любителя ярмарочных лотерей. В мире творчества Бальзак самовластно разрешает любые ситуации, но стоит ему столкнуться с подобными же явлениями в обыденной жизни, и он оказывается неопытным и неисправимым. И все же во всей биографии Бальзака едва ли отыщется более наглядный пример ясности разума и в то же время его затмения, чем эпизод с поисками клада»{367}.

Теперь непосредственно к кладу. Во время своей поездки в Геную в апреле 1837 года, где он оказался на карантине, один из «сидельцев» – некий купец по имени Джузеппе Пецци – рассказывает Оноре о сардинских залежах серебра, запрятанных в заброшенных копях, до которых, как уверял рассказчик, властям нет никакого дела. «Изюминка» вопроса заключалась в том, что эти копи, считавшиеся давно исчерпанными, на самом деле, при должном усилии, могут даже обогатить.

– Как это? – удивился Бальзак.

– Римляне добывали не серебро, а свинцовую руду – и в этом всё дело, – пытался объяснить Джузеппе Пецци. – И лишь потом из свинца извлекали серебро. А шлаки просто-напросто выбрасывались в виде отвалов пустой породы. Современные возможности не идут ни в какое сравнение с древнеримскими. Именно поэтому в этих отвалах сегодня спрятано огромное богатство. В них несметные сокровища, которые при использовании современных научных технологий можно легко извлечь. И для предприимчивого человека нужно сделать совсем немного – всего лишь начать разработку этих рудников. Несколько месяцев – и он богач!..

Бальзак слушал и не верил собственным ушам. Кто знает, возможно, когда-нибудь он обязательно вернётся к этому вопросу…

И вот пришлось.

К середине марта 1838 года всё готово к отъезду на Сардинию. Правда, проект едва не провалился, даже не начавшись. В самый последний момент вдруг выяснилось, что франков в кармане опять ничегошеньки. Деньги ушли – то ли на постройку дома, то ли на палисад и ограду… Строительство – оно ведь такое. А потому… ничегошеньки.

Просить у кого-то – просто смешно: однозначно не дадут. Разве… у преданных товарищей, у четы Карро. А не взять ли офицера Карро с собой? Сначала профинансирует, а при надобности и поможет. Майор Карро – тёртый калач; такого на мякине не проведёшь. Поэтому бравый вояка, слушая фантазёра-врунишку, лишь мотает головой: нет-нет, поехать никак не могу, у меня, мол, жена и дети. Но Бальзак настойчив: ну а денег – денег не подкинешь ли, друг? С деньгами тоже не ахти, вновь качает головой Карро, ведь ребёнок родился…

Несолоно хлебавши Оноре отправляется к старой спекулянтке – собственной матери: хоть ты-то, матушка, выручи, дело-то верное. Та качает головой, но, отмахиваясь одной рукой, другой уже достаёт горсть золотых. Как сыну не помочь?

Хоть так, спасибочки. Ну а далее – к безотказному доктору Наккару. И не забыть заглянуть к мсье Бюиссону. Вот и всё: звенят, родные…

Пару слов о портном Бюиссоне, который, судя по воспоминаниям современников, довольно трепетно относился к Бальзаку. Вот одно из них, рассказанное критиком Гюставом Планше писателю Жюлю Валлесу:

«Состоялся обед, достойный Сарданапала. Графины с вином из Констанцы, рейнское вино, все необычайно дорогое… – Гарсон, счет! Принесли счет. Колоссальная цифра! Ведь пили такие дорогие вина! Бальзак прочел счет, опустил его в карман, взялся за шляпу: – Идем? – А счет? Надо оплатить счет! Гарсон ждет. – Оплатить? Но у меня нет денег. – Вы забыли кошелек? – Дело не в этом, вот уже неделя, как у меня в кармане пусто. – Вы с ума сошли. – Успокойтесь, Бюиссон поправит дело. Гарсон, следуйте за мной. Мадам, через четверть часа вам будет заплачено.

И счет был оплачен. Бедняга Бюиссон подчинился: Бюиссон был портным Бальзака. Писатель задолжал ему чрезвычайно много, так много, что тот содержал его. Бюиссон, а не кто другой, поставил охрану у двери Бальзака, Бюиссон оберегал своего должника от других кредиторов, Бюиссон оплачивал все безумства великого писателя, его прогулки в карете, его обеды у Вери»{368}.

Пятнадцатого числа Бальзак на дилижансе выезжает из Парижа в Марсель, оттуда – в Тулон.

Он пишет матери: «Ни минуты не беспокойся, дорогая матушка, и скажи Лоре, пусть тоже не тревожится. Денег у меня довольно и, не в обиду будет сказано Лоровой рассудительности, безусловно, хватит и на обратный путь. Пять ночей и четыре дня провел я на крыше империала. Руки у меня так распухли, что едва могут писать. Завтра, в среду, буду в Тулоне, в четверг отправлюсь в Аяччо, там буду в пятницу, а затем для моей экспедиции достанет восьми дней. Я мог бы за пятнадцать франков добраться отсюда до Сардинии на торговых судах, да боюсь, что это займет дней пятнадцать; к тому же сейчас равноденствие; тогда как за тройную, правда, плату я окажусь на Сардинии в три дня. Теперь, когда я уже почти на месте, меня начинают одолевать сомнения; так или иначе, не рискнешь – ничего не обретешь! За дорогу я истратил только десять франков. Сейчас я остановился в такой гостинице, что прямо дрожь берет, зато можно купаться в море!.. Если же у меня ничего не выйдет, – что ж, несколько ночей работы восстановят равновесие! За какой-нибудь месяц я загребу кучу денег своим пером. Прощай, дорогая, любезная матушка, верь, что во всем, что я предпринимаю, больше желания избавить от страданий вас обеих, моих любимых, чем жажды личного обогащения; когда нет капиталов, составить себе состояние можно только при помощи таких идей, как та, которую я собираюсь осуществить. Твой преданный и почтительный сын»{369}.

Через неделю на корабле из Тулона Бальзак прибывает в Аяччо, Корсика. Едва высадившись, Оноре оказывается в окружении местных свирепых псов, которые едва не разорвали чужестранца. Позади море, впереди – собаки. В таком отчаянном состоянии француза застал лейтенант 13-го линейного полка Жуан д’Эгриньи д’Эрвиль. «Я успел как раз вовремя и, выхватив саблю, спас знаменитого писателя»{370}, – вспоминал офицер.

Далее остаётся совсем чуть-чуть – с одного острова переправиться на другой. А в Аяччо карантин; слава Богу, пятидневный.

«Здесь нет ни гулящих девок, ни театров, ни читальных залов, ни общества, ни газет, зато нет и никаких мерзостей, свидетельствующих о цивилизации. Женщины не влюбляются в иностранцев; мужчины целый день прогуливаются и покуривают. Леность невероятная! В городе восемь тысяч душ, кругом нищета, крайнее невежество в вопросах самых злободневных. Я пользуюсь здесь полнейшим инкогнито…»{371}

Лишь через пять дней путешественник на рыбацкой барке какого-то искателя жемчуга, измучившись вконец, добирается до Сардинии. В сардинском Альгьеро вновь пятидневный карантин (и тут холера!): «Мне пришлось спать на палубе и кормить мух, которых на Сардинии великое множество». В результате, лишь спустя месяц Бальзак достигает желанного места. И вот они, рудники! Осталось только ими завладеть. Взять и…

О своих мытарствах Бальзак оставил интересные записи: «Я только что пересек всю Сардинию и увидел много того, что вы слышали о гуронах и Полинезии. Здесь царит совершенная дикость. Местные жители – настоящие варвары, никакого сельского хозяйства… повсюду козлы щиплют бутоны; трава вырастает по пояс. Я, который четыре года не ездил верхом, просиживал в седле от семнадцати до восемнадцати часов зараз, не видя человеческого жилья. В девственных лесах приходилось то и дело склоняться к самому седлу, чтобы не расстаться с жизнью. Нам часто приходилось ехать по берегам рек, заросших виноградными лозами. А ветки местных деревьев способны выколоть неосторожному путнику глаз, выбить зубы и разбить голову. Здесь растут гигантские каменные дубы, пробковые дубы, лавры, папоротники в тридцать футов высотой. И нечего есть».

Но случилось непредвиденное – то, чего Оноре боялся больше всего: его бессовестно опередили! (Не с подачи ли того же Джузеппе Пецци? Кто знает, старик был слишком болтлив.) Как оказалось, в Аржантьере уже существовала некая марсельская компания, пытавшаяся возродить местные рудники.

Неужели всё впустую? Похоже, именно так. Долгая тряска на козлах дилижанса, десятки часов в седле, бессонные ночи, похлёбка из тухлой рыбы, от которой его тошнило даже сейчас, – всё бессмысленно. Коту под хвост. Туда же уйма потерянного времени.

Оноре не радует ни прозрачное море, ни яркое солнце. Может, и не стоит возвращаться в Париж, с отчаянием думает он. Взять и сразу головой в воду? В море – и нет тебя…

Сделав выбор не в пользу моря, следовало возвращаться домой – в парижскую «пустыню». Однако до Парижа ещё следовало добраться. Когда в кармане ни гроша, не сможешь нанять даже рыбацкую лодку. Без денег тебе разве что могут набить морду. В Бастии (Северная Корсика) закончился последний су. Куда деваться, что делать?

Пиастры! Пиастры! С кладом ничего не получилось. Мечта о финансовом благополучии обернулась пшиком. Но Оноре не тот человек, чтобы беспомощно опустить руки. Будучи неисправимым оптимистом, он и здесь выходит сухим из воды, назвав местным… своё имя.

«Разоблачив» себя, Бальзак, как вспоминала Лора Сюрвиль, вызвал вокруг своей персоны на Корсике небывалый фурор. Всё повторилось, как когда-то на материке: чуть ли не каждый житель Бастии возжелал не просто повидать именитого романиста, но познакомиться с ним и даже… потрогать. Писатель был с почётом принят в доме местного инспектора финансов, где после сытного обеда ему предложили перекинуться в вист. Перекинулись. И после этого Оноре обрёл необходимую сумму для долгожданного возвращения на родину.

«Принятый с почетом в доме инспектора финансов г-на В… – пишет Лора Сюрвиль, – с которым был знаком, он выиграл там в карты сумму, необходимую для возвращения во Францию, в тот самый миг, когда собирался писать нам, чтобы мы выслали ему денег. Он любил такие счастливые случайности, они внушали ему веру в его звезду. Но это еще не все. Странствуя пешком по Сардинии и качаясь на морских волнах, он нашел сюжеты – и какие сюжеты!..»{372}

Славная молодежь, прекрасная страна! – скажет Бальзак о корсиканцах по возвращении домой.

«Образцы, привезенные из рудников, – вспоминала сестра Лора, – были переданы химикам; для анализа потребовалось время; впрочем, Оноре был не готов к тому, чтобы отправиться в Пьемонт и требовать там концессию, сперва ему надо было удовлетворить книгоиздателей и заработать денег на поездку. Целый год жил он этим сардинским богатством, а значит, и строил проекты… Эти мечты, так же как его горести, камнем ложились на сердце его друзей – разве не указывали они на меру его страданий? Избавиться от них он мог только в мечтах; едва пробудившись, он вынужден бывал снова подставлять спину под тяжкое бремя»{373}.