Брижит Бардо. Две жизни

Ей еще не исполнилось и двадцати четырех.

В конце года журнал «Синемонд» назвал Бардо и Габена звездами первой величины французского экрана. Правда, французы были отнюдь не едины в подобном мнении, Брижит постепенно начала занимать верхние строчки в списках популярности, с легкостью опережая в Европе таких своих соперниц, как Мишель Морган и Джина Лоллобриджида, а в Штатах — Элизабет Тейлор и Мэрилин Монро.

Даже из СССР просочились слухи о том, будто русские поклонники, знавшие о ней лишь понаслышке и не видевшие ни одной картины с ее участием, были готовы выложить на черном рынке за ее фото недельный заработок. В Германии пылкие почитатели Бардо устраивали в очередях драки за право первыми попасть в зал на ее картину.

В Великобритании хозяин сети кинотеатров, специализировавшихся на скандальных фильмах, заказал местному художнику пластмассовую статую актрисы в натуральную величину и почти нагишом, которую затем установил в фойе кинотеатра, где шла последняя картина с ее участием. Но вскоре куклу украли. Она обнаружилась несколько дней спустя в бюро находок одной из станций лондонского метро. Когда фильм наконец сошел с экрана, куклу выставили на продажу. Одна женщина хотела приобрести ее в подарок сыну к совершеннолетию. Другой хотелось осчастливить ею своего жениха. Одному художнику она была нужна потому, что там, где он жил, на севере Англии, трудно найти обнаженных натурщиц. Предложения поступали даже от экипажей судов Королевского флота и от матросов, работавших в машинном отделении океанского лайнера «Королева Елизавета». В конце концов кукла была продана кому-то в Манчестер, поскольку тот человек просто хотел иметь ее для себя.

К этому моменту уже никто в мире не сомневался, что камера любуется Брижит. Некоторые женщины могут быть потрясающе красивы, и тем не менее, перенесенная на экран, их красота почему-то меркнет. Брижит природа наделила красотой сполна, и на фотографиях это выглядело просто поразительно. Она удостоилась титула самой красивой женщины в мире. Правда, кое-кому она казалась скорее самой опасной. Другие же считали ее полностью освободившейся от всяких условностей. В результате Брижит Бардо незаметно для себя оказалась заложницей созданного вокруг нее мифа, известного вскоре во всем мире как «Б. Б.»

«Какое-то время, — говорила она, — мои инициалы меня защищали. Я как бы пряталась за них. Люди говорили о «Б. Б.», и я внушала себе, что это речь идет о ком-то еще, только не обо мне. «Б. Б.» то, «Б. Б.» это, говорили они, правду или домыслы, на самом деле ничего не ведая о том, какая она, настоящая Бардо».

Что касается того, кто первым изобрел это прозвище, Брижит отвечает на этот вопрос в типичной для нее язвительной манере: «Поскольку и Брижит и Бардо оба слова начинаются с одинаковой буквы, наверняка то был какой-нибудь эрудит».

Кино давно уже перестало быть ей в радость. Шоу-бизнес ее не интересовал. Вот что говорит по этому поводу Ольга Хорстиг-Примуц: «Она так нервничала во время съемок, что порой вся покрывалась сыпью».

Брижит ощутила себя в западне и признавалась годы спустя: «Актерская работа никогда не приносила мне удовольствия. Она никогда не определяла моего существования». Для Брижит это был лишь способ зарабатывания денег. По дороге в студию она говорила себе: «Я иду к себе в контору». Единственной причиной, удерживающей ее в кино, было то, что она делала здесь немалые деньги. Но теперь Брижит уже ясно понимала, что ей совершенно ни к чему вся та шумиха, что обычно сопутствует популярности. К несчастью для актрисы, пройдет еще пятнадцать лет, прежде чем она начнет освобождаться от оков славы.

Как правило пунктуальная, вызубрившая наизусть свои реплики, — чего не скажешь о многих звездах, — Брижит отправлялась в студию, потому что то была ее работа, ее «контора», куда, как известно, люди ходят на службу. Примером для Брижит служил ее отец. Единственным же положительным моментом съемок на натуре было то, что, работая, Брижит могла одновременно полюбоваться морем или горами. В этом смысле она проявляла известную дисциплинированность. Именно это, поскольку на самом деле она была равнодушна к кино, и легло в основу того уникального метода, при помощи которого Бордо выбирала себе картины.

«Она никогда не давала согласия, скажем, потому, что ей понравился сценарий, — без утайки рассказывает Кристина Гуз-Реналь, — она соглашалась из-за режиссера или других актеров. Или, как в случае со мной — из-за продюсера. Скажем, кто-нибудь обращался к ней с предложением, — о'кей, давай сделаем вот такой фильм, и если человек был симпатичен ей, она соглашалась. Ей не было никакого дела до того, хорош сценарий или плох. И частенько она останавливала свой выбор на далеко не лучших фильмах. А подчас просто отвратительных».

И дело вовсе не в том, что она не умела читать сценарии — хотя это один из тех навыков, что жизненно необходимы любому актеру, — скорее, она просто не придавала ему особого значения.

«Если сценарий выглядел «мило», — рассказывает Вадим, — она за него бралась. «Oh, c'est mignon», — восклицала Брижит, — «Как мило!» — и подписывала контракт. Разумеется, это не критерий для серьезной актрисы. Но для нее чем легкомысленнее он был и чем легковеснее, тем скорее она находила его «mignon». Когда же ей случалось попасть в настоящую драму, во что-нибудь основательное и тяжеловесное, она тотчас раздражалась и принималась ныть: «Ну как только меня угораздило?» или даже «Какого черта я ввязалась во все это?» Нет, она никогда не черпала удовольствия в актерской профессии, а ее критерии при выборе фильмов отличались крайним своеобразием».

Как ни парадоксально, Брижит вполне могла бы сниматься в лучших фильмах — таких, что наверняка пошли бы на пользу ее карьере, — будь она менее красива. Но поскольку господь наделил ее потрясающей красотой, все только и делали, что твердили ей об этом, и она изо дня в день слушала эти восхваления. И спустя какое-то время тоже в это поверила.

Роли, что предлагали ей, были рассчитаны, в первую очередь, на красивую женщину и лишь затем — на актрису.

Вадим полностью разделяет это мнение: «Безусловно, в выборе сценариев ей нехватало профессионального чутья на лучшие фильмы. Но опять-таки, причина в том, что она не любила кино. Ей оно было безразлично. Она все делала поверхностно. Хотя на все это можно взглянуть и по-другому. Если ей чего-то не хотелось, то причина, вероятно, кроется в ее прозорливости, здравомыслии — Брижит как бы заранее остерегалась некоторых ролей. Эти роли наверняка были более интересны, но слишком далеки от личности Брижит Бардо. То есть такие, где ей пришлось бы играть кого-то еще, а не самое себя. Вот почему в конечном итоге она останавливала свой выбор на легких ролях, где могла бы оставаться Брижит Бардо».

Жак Шарье того же мнения, что и Вадим: «Карьера ее могла бы сложиться совершенно иначе. То могла быть карьера подлинной актрисы, но она этого не захотела. Ей никогда не хотелось развивать в себе талант, оттачивать мастерство, совершенствоваться… Что еще печальнее, она так и не смогла дистанцироваться от своей карьеры. И это стало проклятием всей ее жизни».

Через год после покупки квартиры на авеню Поль-Думер Брижит приобрела «Мадраг» и начала проводить все свое свободное время в Сен-Тропезе. Здесь судьба свела ее с Саша Дистелем. Племянник прославленного французского музыканта Рея Вентуры, Дистель на протяжении нескольких лет купался в лучах его славы. Он был молод, хорош собой и полон честолюбивых замыслов. Дистель явился основоположником музыкального стиля, получившего во Франции название «скуби-ду» — то была ранняя версия французского рок-н-рола и, до некоторой степени, того, что благодаря «Битлз» в скором будущем стало известно во всем мире как стиль «йе-йе».

Это было летом 1958 года, за несколько месяцев до того, как развод Брижит с Вадимом вступил в силу. Ей не было еще и двадцати четырех. Ему только что исполнилось двадцать пять. Саша Дистель обитал тогда в Сен-Тропезе, в небольшой квартирке. По чистой случайности в один прекрасный день он столкнулся с некой Ирен Дервиз, журналисткой «Пари-Матч», которая приехала сюда, чтобы сделать материал о Бардо.

Судя по его рассказу, Брижит показала свой характер, упорно отказывая Дервиз в интервью. «Брижит была в ужасе от свалившейся на нее славы, ей в буквальном смысле приходилось выдерживать осаду слетавшихся со всего света журналистов».

Дистель рассказывает, что Брижит искала спасения за стенами «Мадрага» и Дервиз уже собралась было обратно в Париж. Уже почти ни на что не надеясь, журналистка попросила Дистеля съездить с ней в «Мадраг». Дистель утверждает, что сильно сомневался в этой затее. Во-первых, у него не было ни малейшего желания навязываться кому бы то ни было, а во-вторых, он отнюдь не был уверен в том, что Брижит вообще откроет им дверь. Дервиз, однако, стояла на своем, и Дистелю ничего не оставалось, как присоединиться к ней. Если верить Дистелю, к величайшему удивлению их обоих, Бардо не только открыла дверь, но даже была рада их видеть — в особенности Дистеля. Ирен Дервиз, теперь ее зовут Ирен Боллинг — она замужем за одним из самых прославленных европейских джазменов — настаивает на собственной версии. По ее словам, она обмолвилась Дистелю, что хотела бы посетить «Мадраг», и тот пригласил ее с собой. Как бы там ни было, эта встреча обернулась для Ирен Дервиз поводом для статьи, а для Саша Дистеля — приглашением на обед. Поскольку холодильник был практически пуст — опять-таки, согласно версии Дистеля, он даже навлек на себя гнев Брижит, заявив, что она-де была слишком прижимиста, чтобы чем-либо его наполнить, — они отправились в ресторан. После ресторана они заехали в клуб под названием «Д'Эксвинад». В ту пору в моду вошел танец «ча-ча-ча», и они протанцевали всю ночь. Под конец прозвучали несколько медленных мелодий, и Дистель понял, что сжимает Брижит в своих объятьях. Той ночью они возвратились вместе с нею в «Мадраг».

Затем последовал настоящий летний роман. Юные и красивые, они составляли привлекательную пару. Через три дня эта новость уже перекочевала на первые страницы газет, и влюбленным не было отбоя от папарацци. Из Сен-Тропеза репортеры увязались за ними в Париж. В Италии в сентябре 1958 года, когда Бардо и Дистель вместе приехали в Венецию на кинофестиваль, их уже поджидала неистовствующая толпа. Для их защиты потребовалось ни много ни мало — четыре тысячи полицейских.

Разумеется, Брижит это мало обрадовало, ведь она уже была сыта по горло подобными сценами. С другой стороны, поднявшийся ажиотаж пошел только на пользу только начинавшейся карьере Дистеля. И по сей день в журналистской среде ходят рассказы о том, что в дни головокружительного романа Бардо — Дистель не кто иной, как сам кавалер, заранее оповещал журналистов об их планах и маршрутах. Если верить этим байкам, в какой-то момент один из журналистов заявил Дистелю, что, мол, если ты, парень, позвонишь еще раз, тебе по гроб жизни не видать своего имени на страницах нашей газеты.

Некоторое время ходили упорные слухи о возможном браке Бардо и Дистеля. Пресса сообщала, что когда Дистель представил Брижит своим родителям, его мать подарила Бардо свое собственное обручальное кольцо с сапфиром в виде звезды, обрамленном бриллиантами. Сегодня Брижит утверждает, что все это россказни, хотя и соглашается, что когда она представила Дистеля Пилу и Тоти, те, в отличие от родителей потенциального жениха, отнеслись к этому более сдержанно.