Моя служба в старой гвардии. Война и мир офицера Семеновского полка. 1905–1917

Вернемся, однако, в караульное помещение.

Караульное помещение Зимнего дворца было отличное и просторное. В помещении для солдат имелись широкие и удобные деревянные диваны. Сзади была столовая и помещение, где заступающая смена могла ночью «отдыхать лежа», то есть попросту спать.

Офицерское помещение состояло из столовой и смежной с ней длинной комнаты, отделявшейся от нее аркой. В этой длинной комнате у широкого окна, выходившего на двор и на караульную платформу, стоял дубовый стол и около него четыре больших с высокими спинками, чрезвычайно удобных кресла.

Немного отступя вглубь, во внутренней стене камин, над камином почти до потолка зеркало, а на камине старинные часы, на которых стрелки всегда показывали 6 часов с минутами. Хотя стоявшие часы во дворцах были не редкость, про эти часы передавали, что они остановились в минуту взрыва в Зимнем дворце, который был устроен в конце 1870-х годов и которым при помощи адской машины предполагалось взорвать Александра II во время обеда. Взрыв произошел раньше, и никто из царской семьи не пострадал, но пострадал караул Финляндского полка, который в этот день нес во дворце службу. В назидание караульным начальникам, дабы побудить их в вящему бдению, каминные часы уже много лет были оставлены показывать час и минуту взрыва.

Дальше за камином в глубине комнаты стояли три дивана, но ими мы не пользовались. Вся мебель и все драпировки в этой комнате были толстого темно-красного репса.

Минут через десять после ухода преображенцев к Поливанову подходит старичок в гамашах, в красном жилете, в зеленом фраке, обшитом позументами с двуглавыми орлами – придворный лакей, – и почтительно спрашивает:

– В котором часу завтрак прикажете подавать, и на сколько персон?

– Дежурный по караулам обещал приехать, тогда будет четверо. А завтрак около часа; как он приедет, так и подавайте.

– Извольте подписать требование на вино.

Матвеич подписывает требование на столовое вино: две бутылки белого и одна бутылка мадеры. Вино полагается от дворца, как всегда во дворцах, русское, Удельного ведомства, и отличного качества. Пять бутылок давалось трем офицерам караула на завтрак и на обед. Пить вино в карауле по уставу не разрешалось, но во дворце это исключение делалось.

Во дворцовых караулах довольствие было организовано следующим образом. Солдатам от дворца отпускались так называемые «караульные деньги»: по полтиннику на рядового и по 75 копеек на унтер-офицера. Но эти деньги посылались в полк впоследствии, по требованию, и в конце месяца выдавались солдатам на руки, вместе с жалованьем. Обед же и ужин караулу привозился из полка. Чай, сахар и белый хлеб давались от дворца ad libitum[18]. Горячий чай, особенно зимой, был всегда, и в какое, бывало, время дня и ночи ни заглянешь в караульную столовую, всегда несколько человек сидят и дуют чай. При карауле состоял всегда «посыльный». Исполнял он офицерские и унтер-офицерские поручения. Его унтера командировали иногда за маслом и за колбасой, и тогда уже распивали чай с полным комфортом.

Офицерам «караульных денег» не полагалось, но зато полагалось полное довольствие, которое во время высочайшего «присутствия» отпускалось из дворцовой кухни, а во время «отсутствия» из ближайшего ресторана, чаще всего из «Отель де Франс», помешавшегося через площадь, на Морской.

Из-под ворот показывается элегантная фигура Левстрема.

– Идет дежурный по караулам! – говорит кто-нибудь из стоящих у окна.

Заметил его и часовой у фронта. Дает два удара в колокол и кричит: «Караул вон!»

Но Левстрем отрицательно машет рукой. Один удар в колокол. «Караул отставить!»

Через минуту Левстрем входит к нам. Все встают. Садимся завтракать. Завтрак из двух блюд, сладкое и кофе, как во всех первоклассных ресторанах, пожалуй, лучше, чем в собрании, но не намного. Пить кофе переходим в кресла.

Часа в три дежурному по караулам докладывают, что подан полковой экипаж, сани или пролетка, и он уезжает проверять караулы.

Больше в этот день мы его уже не видим.

Главный караул в Зимнем дворце во время «отсутствия» был спокойный караул. Дежурный по караулам был свой. Комендантские адъютанты носа туда не совали. Единственно, кто мог приехать нас проверить, это санкт-петербургский комендант, герой Турецкой войны, маленький, толстый, с седыми усами генерал-адъютант Троцкий. К счастью для него, старик умер до того, как его фамилия получила столь широкую известность. На смену караула комендант изредка приезжал, но сам караулы почти никогда не проверял.

Время в карауле тянется медленно. Карты запрещены, но мы все трое умели играть только в короли и в дурака. На камине стоит коробка с домино. По устному преданию, император Николай II, будучи наследником и караульным начальником, в этом самом помещении играл в домино. С тех пор игра эта в карауле получила официальное признание. Но мы и в домино не играли. Главным образом читали и перекидывались словами.

Время тянется медленно. Сидим в креслах, слушаем бой часов на Петропавловской крепости и через большое окно смотрим на кусок дворцового двора с группой высоких деревьев посередине и на розовато-коричневую стену удивительного растреллиевского создания.

Каждые два часа является караульный унтер-офицер со словами:

– Вашесбродие, разрешите отправить смену!

Коновалов или я встаем и выходим в караульное помещение, где уже стоят выстроенные смены заступающих часовых, каждая смена со своим разводящим.

Осмотришь их, задашь два-три вопроса и говоришь: «Ведите!»

В 4 часа начинает темнеть. На дворе, на высоких чугунных столбах, зажигаются белые электрические шары. Идет мелкий, сухой снежок, и вся картина становится еще красивее.

Матвеич, как караульный начальник, не имел права отлучаться от караула. Мы же, младшие офицеры, никакой определенной должности в караульной иерархии не занимаем. Приказаний наших часовые слушаться не должны, но раз мы их прямые начальники, то на наши вопросы отвечать они обязаны. Поэтому поверять часовых мы можем, а для этого имеем право гулять и вокруг дворца, и внутри его. Коновалов делает это днем, а я, как старший, ночью.

В пять часов тот же лакей подает нам вкусный чай, со сладкими булками и с маслом.

В восемь часов подается обед. К обеду иногда приезжает рунд. Его обязанность проверять городские караулы ночью.

В девять часов вечера производится вечерняя заря. Весь караул выстраивается на платформе, командуется: «Смирно! На молитву, шапки долой!» Караульный унтер-офицер громко читает «Отче наш». По окончании командуется: «Накройсь!» – и караул уводится внутрь.

Наступает время «после вечерней зари», когда караул на платформу не вызывается и никаких команд в караульном помещении не подается, чтобы не будить отдыхающих.

Мы, офицеры, снимаем мундиры и остаемся в пальто прямо на рубашку, так как в Зимнем дворце топят на совесть и, нужно полагать, из-за несовершенства центрального отопления, воздух ненормально сухой. За время караула одними офицерами выпивается несколько графинов воды. Сколько пьют чины, не поддается учету.

Часа в два ночи с караульным унтер-офицером выходишь поверять часовых у подъездов на Дворцовой площади и на набережной. Мороз усилился. По всей Неве гуляет ледяной ветер. Стекла фонарей полузалеплены искрящимся снегом. На набережной пусто. Изредка от Троицкого моста пронесутся сани, или прошуршит автомобиль.

Часовые стоят в тулупах с поднятыми воротниками. Можно, конечно, попытаться подойти незаметно, посмотреть, не залез ли часовой в будку и не спит ли он там. Но такую чудовищную вещь даже и представить себе нельзя. Гвардейские часовые на постах не спят.

Можно попытаться смутить его душевный покой и подловить его в незнании прав и обязанностей часового. Например, сделать попытку взять у него из рук винтовку или приказать ему снять тулуп. Но на это, наверно, получишь гордый ответ: «Часовой может отдать свою винтовку только государю императору!» или «Часовой исполняет приказание государя императора, караульного начальника, караульного унтер-офицера и своего разводящего!» – «Да, но я твой прямой начальник!» – «Так точно, вашесродие, но не на посту». И при этом многозначительно на тебя посмотрит, как бы говоря: «И чего ты дурака валяешь, брось ты, брат, эти детские штучки! На них молодого солдата можно поддеть, а не ученика учебной команды!»

Поэтому без всяких подвохов подходишь открыто и спрашиваешь самое естественное:

– Ты тут не замерз?

– Никак нет, вашесродие!

– Ну вот, через час сменишься, горячего чаю получишь!

Самое тяжелое время в карауле от 4 до 5 часов утра. Спать хочется неистово… В гарнизонном уставе было все ясно, за исключением одного туманного параграфа. Часовым, перед заступлением на пост, определенно разрешалось ложиться и спать, что они и делали. Про караульного же начальника было сказано, что ему «разрешается отдыхать лежа, расстегнув крючки на воротнике». Но молодому и здоровому человеку «отдыхать лежа» и не спать совершенно невозможно. Поэтому во избежание недоразумений мы в учебной команде вовсе не ложились, а по очереди дремали в креслах. Чтобы разогнать сон, лучшее средство ходить. Поэтому часа в 4 опять беру караульного унтер-офицера и отправляюсь гулять, на этот раз уже по дворцу.

Огромные еле освещенные залы. Бесконечные коридоры, где нога тонет в малиновой дорожке ковра. По бокам высокие двери красного дерева с бронзовыми ручками. Кое-где по стенам светят алебастровые чаши на темных кронштейнах. Тишина как в пустом соборе, даже не слышно собственных шагов. Говоришь невольно вполголоса. Идем по плану. От парного поста у «брильянтовой комнаты» до часового «на подъезде ее величества», где стоит чучело саженного медведя – нужно пройти чуть ли не полдворца.

Иногда нарочно возьмешь в сторону и идешь наудачу. Можно было бы заблудиться, но через каждые две-три залы где-нибудь в углу на диванчике дремлет фигура дворцового служителя, который, если нужно, выведет на дорогу.

Возвращаюсь в караульное помещение. Бужу Митю Коновалова, а сам глубоко усаживаюсь в кресло и закрываю глаза.

В восьмом часу начинает светать и во дворце просыпается жизнь. Дворники в серых армяках с синими кушаками сгребают снег, метут караульную платформу и скребут тротуары.

К девяти часам утра все уже на дневном положении. Мы вымыты, но не бриты. В карауле бриться не рекомендуется, чтобы не пришлось выскакивать рапортовать начальству с намыленной щекой. Под пальто опять надеваем мундиры. Приносят отличный дворцовый кофе, холодное масло катышками и горячие калачи в салфетках.

От десяти до двенадцати дня время довольно неприятное. Ощущение такое, как бывает, когда, после ночи не в спальном вагоне, подъезжаешь к Петербургу, но осталось до него еще порядочно…

Наконец, без четверти двенадцать начинают собираться. Несессеры с умывальными принадлежностями, журналы и книги вручаются «посыльному», который все это везет на извозчике домой. Дается на чай служившим за столом дворцовым лакеям. Принято было давать по рублю с носа. С дежурного по караулам да с трех офицеров – вот уже 4 рубля, и это каждый день. Жили они не бедно.