Наперекор земному притяженью

В один прекрасный день инженер группы Глеба Юрьевича, подойдя к своему начальнику, сказал:

— А знаете, по-моему, у нас может получиться не только пролет Луны и попадание в нее…

— А что же еще? — вскинул глаза из-под очков начальник группы.

— Может получиться облет Луны с возвратом к Земле. Я вот тут кое-что прикинул…

— Ну и что? Это давно известно. Сергей Павлович об этом еще год назад говорил…

— Я не про простой облет говорю. Можно на невидимую, обратную сторону Луны заглянуть и сфотографировать…

Через час возле стола начальника группы стало тесно. Со стороны были видны только склоненные спины. Так хоккеисты около вратаря «клянутся» перед ответственным матчем. Я подошел. Услышал возбужденные реплики:

— Надо поставить фотоаппарат…

— Нс один, несколько. И не простой, а фототелевизионный аппарат. Изображение надо ведь на Землю передать.

— А ориентация на Луну? АМС должна быть сориентирована…

Через часок Глеб рассказал мне об идее, которая всех так раззадорила.

— А Сергей Павлович знает?

— Нет еще. Ему никто не докладывал. Надо все поглубже проработать, со смежниками об аппаратуре договориться. Пока ведь только идея…

Да, идея, скажем прямо, родилась тогда интереснейшая. Но сразу выкатился и целый клубок проблем. В группе Максимова не было специалистов по фотографии. Один из инженеров засел за основы фотографической техники. У нас в ОКБ, конечно, не собирались делать фотоаппаратуру, по ведь со смежниками нужно было уметь разговаривать на профессиональном языке. Постепенно появились предложения, что и как сделать: фотоаппарат, устройство для автоматической обработки пленки на борту станции, систему передачи изображения по радиоканалу. Другая проблема — ориентация космического аппарата при сеансе фотографирования. Все предыдущие спутники и лунные ракеты после отделения от носителя занимали в пространстве произвольное положение. Говоря научно, вращались вокруг своего центра массы, иными словами, просто кувыркались. Такой «режим» при фотографировании недопустим. Это ясно без дополнительных разъяснений. Но своих специалистов, понимающих подобные вопросы, у нас еще не было.

Наконец состоялась встреча проектантов с Сергеем Павловичем. Он очень внимательно выслушал предложения, задал вопросы. Сразу нельзя было понять, одобряет он новую идею или нет. Однако некоторые вопросы он ставил так, словно пытался сравнить чье-то мнение с предложением проектантов. Значит, тоже размышлял над такой задачей. Его очень заинтересовало предложение о несколько необычной траектории подлета к Луне и последующей эволюции орбиты станции.

— Подождите, подождите, эта орбита очень интересна, очень. Использование гравитационной силы Луны! Перспективнейшая штука, я вам говорю. Вот увидите, пройдет десяток лет, и космонавтика будет широко пользоваться таким способом.

Насколько тогда был прав Сергей Павлович! История развития космонавтики много раз подтвердила его предвидение.

Его заместитель по проектным делам, Константин Давыдович Бушуев, докладывавший идею «Луны-3», сказал, что, по предварительным данным, в течение года полет по такой траектории может быть сделан только один раз.

Королев вопросительно вскинул на него глаза поверх очков:

— Только один? Значит, если в этом году не сделаем, то только в следующем? Ждать год? Интересно, а когда эта дата?

— По предварительным данным, в октябре. В начале октября.

— Что у вас все «по предварительным да по предварительным»? — взорвался Главный. — Страхуетесь, что ли? Разве можно серьезно рассматривать какие-то предложения, когда все предварительно? Затеем работу, а потом у вас вместо одного «предварительного» получится совсем другое — «окончательное». Нельзя так!

Королев обратился к Максимову:

— А как вы думаете обеспечить электропитание?

Глеб Юрьевич доложил все рассмотренные варианты, делая упор на то, что весьма желательно было бы обойтись просто аккумуляторными батареями. Это просто и надежно.

— А на сколько суток в этом случае будет обеспечена работа?

Максимов ответил:

— Нет, это в принципе не годится! Вы что думаете, что такую работу, такое дело можно подвесить на один цикл передачи фотографий по радио? А если помехи какие-нибудь, сбои — прощай все? — И с раздражением: — Я удивлен вашим легкомыслием. Я считал вас более серьезными людьми. Это совершенно безответственное предложение! А вы что смотрите? — Сергей Павлович повернул голову в мою сторону. — Вы — глаза и уши Главного конструктора! Вы ведущий или кто? Потрудитесь этот вопрос рассмотреть заново. И посерьезнее! Удивительное легкомыслие! Мальчишки!

Главный встал из-за стола, вышел в маленькую комнатку, что была за его рабочим кабинетом. Мы не глядели друг на друга. Так бывало. Разговор как разговор — нормальный, деловой. Потом вдруг раз — и взрыв. Пауза затянулась. Через неплотно прикрытую дверь было видно, как Сергей Павлович подошел к маленькому столику, налил полстакана воды, вынул из кармана какую-то бумажку, развернул ее, поднес ко рту, запил. Минуты через три-четыре вышел к нам.

— Ну что у вас еще? — тон спокойный, деловой.

Хорошо зная проявлявшуюся порой резкость Королева в обращении с товарищами по работе, много лет спустя, уже после смерти Сергея Павловича, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель Марк Галлай писал, что кроме знаний и конструкторского таланта, не последнюю роль «играла очевидная для всех неугасающая эмоциональная и волевая заряженность Королева. Для него освоение космоса было не просто первым, но первым и единственным делом всей жизни. Делом, ради которого он не жалел ни себя, ни других…

И сочетание такой страстности однолюба с силой воли, подобной которой мне не пришлось встречать, пожалуй, ни в ком из известных мне людей… это сочетание влияло на окружающих так, что трудно им было, да и просто не хотелось что-нибудь ему противопоставлять… А бросавшаяся в глаза резкая манера обращения Королева с окружающими чаще всего была действительно не больше чем манерой. Во всяком случае, при всей своей склонности к тому, чтобы пошуметь, за воротами, без куска хлеба он ни одного человека не оставил и вообще неприятностей непоправимых никому не причинил…»

Месяц проскочил незаметно. Вроде бы и не состоял он из 26 рабочих дней, или 206 рабочих часов, как отмечали табельщицы в своих журналах. На самом деле рабочих часов было существенно больше. И в девять, и в десять вечера горел свет у проектантов. «Луна-3» постепенно вырисовывалась, согласовывалась, становилась похожей на космическую конструкцию. Наконец был готов чертеж: общий вид в натуральную величину. Сами проектанты залюбовались. Станция была красива. И не только с инженерных позиций, технически, конструктивно, по, я бы сказал, и с точки зрения эстетики, формы, композиции. Это детище было красивее всех своих предшественников и предшественниц.

— Ну и красавица!

Мы повернули головы на эти слова.

Бушуев, пришедший вместе с Тихонравовым в зал к проектантам, с явным удовольствием разглядывал чертеж.

— А что, Михаил Клавдиевич, я вижу Максимов компоновку закончил. Наверное, можно и Сергею Павловичу показать?

— Думаю, что теперь можно, Константин Давыдович, — согласился Тихонравов.

— Ну вот и хорошо. Я узнаю, как у него со временем и когда он сможет нас принять.

Королев принял нас часов в восемь вечера.

— Одну минуточку. Еще две бумажки. Вы пока «разворачивайтесь».

Глеб Юрьевич вынул из толстого алюминиевого тубуса — круглого футляра, в котором обычно хранятся чертежи, рулон ватмана с общим видом станции. Мы подвесили его, прицепив прищепками к тонкой стальной проволоке, натянутой вдоль одной из стен кабинета. Здесь всегда вешали плакаты, схемы и все, что нужно было для обстоятельного разговора. Сергей Павлович подошел к чертежу. Несколько минут стоял молча. Смотрел.

— Ишь, красота какая! Прямо японский фонарик, хоть сейчас на елку!

Повернулся к Бушуеву:

— Докладывайте!

Обсуждение продолжалось часа два. В заключение Сергей Павлович сказал, что через несколько дней предлагаемый проект будет рассмотрен в более широком составе, с приглашением всех главных конструкторов-смежников и ученых.

— Времени у нас остается очень мало. Эх! И что за жизнь? Всегда нам мало времени. Но зато не соскучишься. А?

В производстве началось изготовление. Это у пас. А сколько сложностей пришлось преодолеть в смежных организациях? Впервые создавалось фототелевизионное устройство для работы в условиях космического полета, впервые — система ориентации станции, впервые — солнечные батареи должны были обеспечивать электроэнергией все бортовые системы на все время полета…

Сборка. Завершающий этап в многообразном и сложном процессе рождения космического аппарата. Материализация мыслей, овеществление расчетов. Все, что изготавливалось на пашем предприятии и у смежников, в специальных ящиках и ящичках, обтянутых внутри бархатом, все закрепленное на пружинах-растяжках, привезенное, принесенное, прилетевшее к нам, порой даже не успевшее полежать на складских полках, занимало место на монтажных столах в цехе сборки.

Сборка, Бережные руки слесарей-сборщиков в белых перчатках. Уже и не вспоминались те дни, когда работали без белых халатов, без перчаток. Жесткий график торопил, подгонял. Опоздать, задержаться было нельзя. Никак нельзя: станции лететь 4 октября. Другой даты не было. Дорога была выбрана единственная и столь непростая, что лететь по ней только 4 октября в 1959 году. Получалось, словно сама природа, Вселенная, извечные законы движения небесных тел, определившие эту дату, сговорились отпраздновать двухлетнюю годовщину рождения космического первенца ПС — нашего первого спутника.

Несмотря на то что люди делали, казалось, невозможное, работая много больше положенного, забыв обо всем и обо всех, сборку в срок не закончили. Винить за это в общем-то было некого. Еще при составлении графика мы понимали, что он «волевой». Сроки работы в нем были указаны не те, которые были необходимы, а те, которые определялись только одним: «Так надо». Причем и это «так надо» для гарантии было еще урезано процентов на Двадцать.

Так решил Сергей Павлович, исчеркав подготовленный мной проект графика своим любимым мягким синим карандашом. И, видимо, в назидание не разрешил перепечатать тот график на чистый лист, без исправлений. На злополучном же экземпляре, демонстрирующем мою незрелость, в левом верхнем углу написал: «Утверждаю. С. Королев». А устно добавил: «Вам понятно? За сроки отвечаете лично!»

Так или иначе, а каждый простой или сложный процесс, раз начавшись, в конце концов завершается. Сборку закончили. Должен признаться, что за день до этого «торжественного» момента у Главного конструктора состоялся не очень приятный разговор. Всем попало. Повод был ясен. Сроки не выдержали. Уж кто-кто, а Сергей Павлович такого срыва оставить без внимания не мог. Разговор был серьезный, как обычно, эмоционально насыщенный. Но что было делать? Нескольких суток, необходимых для завершения всего объема подготовки станции, не хватило. Пора было перебираться на космодром. Испытания, не проведенные на заводе, решено было провести там. Это позволит наверстать потерянные дни.