Коллекционеры и меценаты в России

Высокий уровень образования и культуры, внешний «европейский лоск» отличали многих крупных предпринимателей, которые по мере развития капитализма все дальше и дальше уходили от расхожих образов ограниченных «аршинников» и «менял». Социально-духовную эволюцию купца-миллионера хорошо уловил Ф. И. Шаляпин, который в своей автобиографической книге «Маска и душа» так писал об этом: «А то еще российский мужичок, вырвавшись из деревни смолоду, начинает сколачивать свое благополучие будущего купца или промышленника в Москве. Он торгует сбитнем на Хитровом рынке, продает пирожки, на лотках льет конопляное масло на гречишники, весело выкрикивает свой товаришко и косым глазом хитро наблюдает за стежками жизни, как и что зашито и что к чему как пришито. Неказиста жизнь для него. Он сам зачастую ночует с бродягами на том же Хитровом рынке или на Пресне, он ест требуху в дешевом трактире, впрыкусочку пьет чаек с черным хлебом. Мерзнет, холодает, но всегда весел, не ропщет и надеется на будущее… Атам глядь, у него уже и лавочка или заводик. А потом, поди, он уже 1-й гильдии купец. Подождите — его старший сынок покупает Гогенов, первый покупает Пикассо, первый везет в Москву Матисса. А мы, просвещенные, смотрим со скверно разинутыми ртами на всех непонятных еще нам Матиссов, Мане и Ренуаров и гнусаво-критически говорим: «Самодур…» А самодуры тем временем потихоньку накопили чудесные сокровища искусства, создали галереи, первоклассные театры, настроили больниц и приютов на всю Москву»{11}.

Известный режиссер, драматург и педагог В. И. Немирович-Данченко, лично знавший многих крупных капиталистов и купеческую среду, свидетельствовал: «Дворянство завидовало купечеству, купечество щеголяло своим стремлением к цивилизации и культуре, купеческие жены получали свои туалеты из Парижа; ездили на «зимнюю весну» на французскую Ривьеру и в то же время по каким-то тайным психологическим причинам заискивали у высшего дворянства. Чем человек становился богаче, тем пышнее расцветает его тщеславие»{12}. Конечно, «заискивали» далеко не все (о чем нам еще предстоит сказать).

Культурно-социальное развитие предпринимателей происходило не только в Москве, но и во многих других районах огромной Российской империи. Писатель и публицист народнического толка С. Я. Елпатьевский, близко наблюдавший жизнь нижегородского купечества в конце XIX в., писал: «На начинавшие пустеть дворянские кресла садился купец. Его сыновья учились не только в гимназиях, по и в дворянском институте (та же гимназия), дочери поступали в институт благородных девиц, и рядом с не очень грамотными отцами стали появляться и занимать места в жизни их сыновья — доктора, адвокаты, инженеры… Как в былые недавние времена, в 40-50-х годах слово купец, «купчишка» звучало презрительно в дворянских усадьбах, так теперь купец с высоты своего капитала, с высоты своего растущего значения полупрезрительно смотрел на барина, на опускавшееся все ниже и ниже дворянство»{13}. Несомненно, что одной из форм удовлетворения своего тщеславия и купеческих амбиций часто и служила благотворительность. По масштабам пожертвований купцам не было равных. Во многих случаях такие средства были своего рода расходами на «представительские издержки», о чем писал еще К. Маркс в «Капитале»{14}.

Много было в купеческой благотворительности необычного и курьезного. Так, в Москве долго говорили о том, что однажды к московскому городскому голове Н. А. Алексееву (двоюродный брат К. С. Станиславского) пришел богатый купец и сказал: ««Поклонись мне при всех в ноги, и я дам миллион на больницу». Кругом стояли люди, и Алексеев, ни слова не говоря, поклонился. Больница была построена»{15}. (Речь идет об Алексеевской психиатрической больнице. В настоящее время — Психиатрическая больница № 1 им. П. П. Кащенко. — А. Б.)

К началу XX в. только в Москве существовало 628 «богоугодных» заведений: приюты, школы, богадельни, ночлежные дома, столовые и т. п., значительная часть которых содержалась на деньги московского купечества{16}. Предприниматели распределяли благотворительные средства по адресам сословных и других общественных организаций, учебных и прочих учреждений, обязанных неукоснительно расходовать деньги лишь на те цели, которые оговаривали жертвователи. Крупная недвижимость и капиталы сосредоточивались, например, в руках Московского купеческого общества, которому купцы переводили значительные суммы на протяжении всего XIX в. В начале XX в. в распоряжении Московской купеческой управы находилось десять богаделен, пять домов призрения, четыре училища и т. д., общая сумма годового расхода достигала 2 млн руб. (для сравнения отметим, что у петербургского купечества она была в несколько раз меньше){17}. По данным на 1896 г., общая стоимость городской недвижимости, находившейся в распоряжении Московского купеческого общества, превышала 10 млн. руб.{18}

Со второй половины XIX в. особенно крупные благотворительные отчисления поступали в фонды городских управлений, особенно московского. В 1906 г. московской городской думой была издана специальная книга, в которой перечислены все пожертвования с 1863 по 1904 г.{19} Из этих данных следует, что только за 20 лет, с 1885 по 1904 г., эта организация получила около 30 млн руб. (с учетом наследства Г. Г. Солодовникова, о котором речь пойдет ниже). Крупнейшими благотворителями были московские купцы Алексеевы, Бахрушины, Капцовы, Копейкины-Серебряковы, Лепешкины, Лямины, Морозовы, Рукавишниковы, Третьяковы, Шаповы и некоторые другие, выделявшие сотни тысяч рублей. Нельзя не сказать и о том, что ряд известных предпринимательских семей: Прохоровы, Рябушинские, Поляковы, Щукины, Якунчиковы или вообще не выделяли средств для городских общественных нужд, или жертвовали незначительные суммы. Скажем, наследники П. М. Рябушинского пожертвовали лишь один раз, в 1901 г., всего 2 тыс. руб. «для попечения о бедных», а В. В. Якунчиков в 1903 г. на те же цели — 1 тыс. руб.{20} Столь же незначительными были отчисления и тех, кого называли «московскими иностранцами» — крупных дельцов, имевших иностранное происхождение: Гужон, Жиро, Вогау, Кноп и др. Все это говорит о том, что масштабы благотворительности зависели от «доброй воли» конкретного лица, диктовались сложившейся семейной традицией.

Мизерными были и пожертвования дворянства. За те же 20 лет, скажем, пожертвования всего дворянства, включая и членов царской фамилии, не достигали и 100 тыс. руб. В то же время представители, и особенно представительницы, «благородного сословия» охотно «украшали своим присутствием» попечительские советы различных благотворительных обществ, деньги на которые давало купечество.

Конечно, каждая цифра приобретает «осязаемый» исторический смысл, становится достаточно наглядной лишь при сопоставлении с другими. Что значили эти миллионы в условиях России? Отметим для сравнения некоторые статьи государственных ассигнований. На 1900 г. из бюджета выделялось (общая сумма расходов составляла 1 757 387 103 руб.): на устройство технических и ремесленных училищ — 54 тыс. руб.; стипендии и пособия студентам девяти университетов, т. е. почти 20 тыс. студентов — 242 тыс.; борьбу с эпидемическими болезнями — 10 тыс.; пособия «заведениям общественного призрения» — 38 тыс.; содержание Румянцевского музея, Варшавского музея изящных искусств, Кавказского музея, Тифлисской публичной библиотеки и Исторического музея в Москве — 121 тыс. руб. и т. д. Подобные мизерные суммы были характерны как для более раннего, так и последующего периодов. Игнорирование интересов просвещения и культуры лишний раз подчеркивает антинародный характер политики самодержавия. Так, на нужды Академии наук и ее учреждений ассигновывались в год почти 1,3 млн руб.; на содержание же только урядников — более 2 млн, а «ведомство святейшего Синода» получило свыше 23 млн руб.{21} На фоне подобных нищенских государственных субсидий роль частных жертвователей была особенно велика.

Подчас благотворительность, филантропия становились обязательными для отдельных купеческих семей и вызывались сугубо нравственными причинами. К числу известнейших таких фамилий несомненно относились Бахрушины — московские предприниматели, владельцы кожевенной и суконной фабрик. Родоначальником этой династии был Алексей Федорович (1800–1848), основавший в Москве кожевенное производство и уже с 1835 г. значившийся московским купцом{22}. Его сыновья, Александр, Василий и Петр, продолжили «кожевенное дело», а в 1864 г. учредили еще и суконную фабрику. Как пишет один из мемуаристов, «жили братья очень патриархально. Старший, Петр Алексеевич, правил всем домом, всей семьей, и братьями, и взрослыми, женатыми сыновьями как диктатор… До прихода его в столовую никто не мог сесть. Потом младшая дочь читала молитву… и начинался обед, после которого все подходили к его руке и к руке его жены. Жили долгое время общим хозяйством, материал на одежду покупали штуками, для всех. Долго и касса была общая»{23}.

Торговая и промышленная фирма «Алексея Бахрушина сыновья» в 1875 г. приняла форму паевого товарищества. К началу XX в. это была крупная компания с капиталом в 2 млн руб., на предприятиях которой было занято около тысячи человек{24}. Александр Алексеевич Бахрушин играл видную роль в московском купечестве: был членом Московского отделения Совета торговли и мануфактур, гласным городской думы, старшиной Московского биржевого комитета, а в 1882 г. за «отличия по мануфактурной части» удостоился почетного звания мануфактур-советника, а позднее за благотворительные пожертвования получил чин действительного статского советника{25}.

Бахрушины получили общероссийскую известность как выдающиеся коллекционеры, меценаты, ученые, среди них А. П. Бахрушин (1853–1904) — библиофил и собиратель произведений искусства, завещавший в 1901 г. свои коллекции Историческому музею (почти 25 тыс. книг, рисунков, картин, изделий из бронзы, собрание миниатюр, табакерок и т. д.){26}. Коллекционирование было основной страстью Алексея Петровича, главным делом его жизни, и он не занимал никаких «постов» в органах городского или сословного управления, что было обязательным для многих крупных капиталистов. Как явствует из его «формулярного списка», составленного купеческой управой в 1901 г., А. П. Бахрушин в «службе не состоял и отличий не имеет»{27}. Последнее обстоятельство необходимо особо подчеркнуть, так как жажда «чинов, орденов и званий» часто была главным стимулом общественной деятельности. Представителями же этой семьи двигали совсем иные побуждения, лишенные корыстного смысла. Необходимо назвать еще двух выдающихся представителей этой династии. Кузен Алексея Петровича, Алексей Александрович (1865–1929) финансировал строительство театра Ф. А. Корша (в настоящее время — филиал МХАТ на улице Москвина, д. 3), а в 1894 г. создал первый в России Театральный музей, который в 1913 г. передал Академии наук. Еще один представитель этой знаменитой фамилии — Сергей Владимирович (1882–1950) стал известным советским историком, членом-корреспондентом.

В этой семье «профессиональных жертвователей» был обычай по окончании каждого года выделять определенную сумму на «дела благотворения»{28}. Заслуги в этой области братьев Бахрушиных были столь велики и обще-признаны, что они в 1901 г. удостоились редчайшей награды: звания «почетных граждан города Москвы». В представлении на «высочайшее имя», составленном городской думой, говорилось: «С именем братьев Бахрушиных неразрывно связан целый ряд выдающихся по своему высокополезному значению благотворительных учреждений города Москвы. На пожертвованный в 1882 г. Московскому городскому общественному управлению Василием, Александром и Петром Алексеевичами Бахрушиными капитал была сооружена больница для хроников. В 1890 г. ими же при этой больнице был устроен дом призрения для неизлечимых больных, представлявший в то время единственное такого рода учреждение, подведомственное Городскому управлению (в настоящее время — Городская клиническая больница № 33 им. А. А. Остроумова. — А. Б.). В 1895 г. благодаря заботам гг. Бахрушиных было положено основание к устройству убежища для детей, покинутых родителями, для чего благотворителями внесен в городскую кассу капитал в 600 000 рублей. В 1898 г. братьями Бахрушиными был передан г. Москве дом бесплатных квартир для вдов, и наконец, в 1900 г. Василием Алексеевичем Бахрушиным пожертвовано городу обширное владение по Софийской набережной и капитал для расширения дома бесплатных квартир, с устройством помещений для ремесленных училищ для мальчиков и девочек»{29}. Только за 20 лет, с 1892 по 1912 г., Бахрушины пожертвовали почти 4 млн руб.{30}