Коллекционеры и меценаты в России

Крупные средства на общественные нужды ассигновали Бахрушины и в дальнейшем. Так, в 1912 г. А. А. и Н. В. Бахрушины ассигновали 551 тыс. на постройку приюта для беспризорных детей, а в 1915 г. А. А. Бахрушин — 500 тыс. руб. на постройку Народного дома и учебно-ремесленной мастерской{31}. Может возникнуть вполне уместный вопрос: какая же доля доходов оставалась в семье, а какая, что называется, «шла на сторону»? Это тем более интересно, что каких-либо сведений по этому вопросу в литературе не найдешь. Конечно же, Бахрушины оставались капиталистами и выделяли на общественные нужды лишь часть получаемого. Примечательно в этой связи то, как распорядился своим имуществом Василий Алексеевич Бахрушин, умерший в октябре 1906 г. Стоимость оставшейся после него недвижимости и капиталов оценивалась в 3,3 млн руб. (пять домов в Москве, четыре амбара, ценные бумаги, вклады в банках, долговые обязательства). Согласно воле завещателя, его вдова, Вера Федоровна Бахрушина, получила приблизительно 300 тыс. руб., сын Николай — почти 1,4 млн; дочери: Н. В. Урусова — 300 тыс., Л. В. Челнокова — 387 тыс., М. В. Щеславская — 480 тыс. руб. и т. д. В общей сложности родственникам перешло не менее 3 млн руб. Были выплаты и на благотворительные цели: 150 тыс. пошло на устройство сельскохозяйственного приюта — колонии для беспризорных мальчиков (еще 150 тыс. выделял его брат, А. А. Бахрушин) и 40 тыс. руб. на учреждение стипендий в пяти учебных заведениях — Московском университете, Московской духовной академии и семинарии, в Академии коммерческих наук и в одной из мужских гимназий (по 8 тыс. руб. в каждое из названных учреждений, на проценты с которых должны были выплачиваться одна-две стипендии){32}. В свою очередь, согласно завещанию В. Ф. Бахрушиной, умершей в 1910 г., основная часть оставшегося имущества (около 500 тыс. руб.) перешла ее детям, а несколько десятков тысяч рублей было выделено завещательницей некоторым церквам и монастырям{33}. Из приведенных данных видно, что благотворительность серьезно «не ущемляла интересы» самих предпринимателей и членов их семей.

Были и другие случаи. Согласно завещанию умершей в 1903 г. А. В. Алексеевой (вдова московского городского головы Н. А. Алексеева, родственница К. С. Станиславского, которого она назначила одним из душеприказчиков), основная часть имущества была выделена на благотворительные цели. После реализации недвижимости выяснилось, что это пожертвование превысило 1,6 млн руб., из них: 1 млн руб. предназначался на учреждение детского приюта, а остальные — на содержание и расширение некоторых больниц и школ{34}.

Упомянем о некоторых других солидных вложениях. В 1902 г. А. А. Абрикосова внесла 100 тыс. руб. на устройство бесплатного родильного приюта; С. В. Лепешкин перевел в 1914 г. 200 тыс. Московскому университету; в 1899 г. Рахмановы ассигновали 200 тыс. на устройство туберкулезного санатория; И. П. Воронин завещал в 1905 г. 400 тыс. на устройство богадельни; A. И. Коншина передала в 1913 г. Москве дачу в Петровском парке и 300 тыс. для организации санатория и «дома матери и ребенка»; 200 тыс. руб. на благотворительные цели выделил торговец пушниной П. П. Сорокоумовский и т. д. Было немало иногда очень крупных, анонимных переводов лечебным и учебным заведениям. Только в 1910 г. один «неизвестный» внес 225 тыс. руб. в фонд Университета имени А. Л. Шанявского, а другой — 100 тыс. руб. на устройство «противотуберкулезного учреждения»{35}.

Нередко жертвователи оговаривали, что выделенные средства они предназначают малоимущим. Так, B. Е. Морозов завещал в 1898 г. 400 тыс. руб. для строительства бесплатной детской больницы на 150 коек, которая, как говорилось в завещании, должна «служить для удовлетворения нужд бедных жителей города Москвы»{36} (в настоящее время — Городская детская клиническая больница № 1). Абрикосовы, Морозовы, Лепешкины, Коншины, Рахмановы, Воронины, Алексеевы и другие принадлежали к числу богатейших российских предпринимателей, владельцев известных промышленных и торговых предприятий, олицетворявших своего рода «деловую элиту» России.

К их числу несомненно относился и К. Т. Солдатенков (1818–1901), купец-миллионер, прославивший свое имя широкой филантропической деятельностью. Он происходил из рода купцов-старообрядцев, и его отец стал московским купцом первой гильдии еще в 1825 г., а род Солдатенковых числился в купечестве с 1795 г.{37} Один из хорошо его знавших людей, говоря о детстве и юности Козьмы Терентьевича, писал, что он «родился и вырос в очень грубой и невежественной среде Рогожской заставы, не получил никакого образования, еле обучен был русской грамоте и всю свою юность провел «в мальчиках» за прилавком своего богатого отца, получая от него медные гроши на дневное прокормление в холодных торговых рядах»{38}. Казалось бы, что этому внуку крестьянина и сыну купца, что называется, «на роду написано» до конца своих дней оставаться купцом-лабазником. Между тем, природный ум и широкий живой интерес к жизни сделали этого человека одним из известнейших русских издателей и ценителей искусства. Отец его торговал хлопчатобумажной пряжей и ситцами. После его смерти сын продолжил его дело и расширил круг интересов: занялся дисконтом и стал пайщиком ряда крупных торгово-промышленных фирм (например, Никольской мануфактуры, принадлежавшей семье Морозовых){39}.

Он играл заметную роль в деятельности купеческих организаций, а также и в некоторых других, казалось бы, никакого отношения к предпринимательской деятельности не имевших. Согласно «формулярному списку о службе», составленному Московской купеческой управой в 1894 г., потомственный почетный гражданин, купец первой гильдии, коммерции советник К. Т. Солдатенков состоял членом Московского отделения Совета торговли и мануфактур, выборным Московского купеческого общества, гласным московской городской думы, старшиной Московского биржевого комитета и членом Коммерческого суда. Кроме того, он являлся членом «попечительного совета Художественно-промышленного музеума» и действительным членом «Императорской Академии художеств»{40}.

О причудах этого человека по Москве ходили легенды. В 1865 г. он купил у родовитейших Нарышкиных имение Кунцево, которое превратил в своеобразный центр общения и различных затей именитого купечества. Здесь устраивались славившиеся своей изысканностью солдатенковские обеды, организовывались шумные фейерверки и балы. Зимой он жил в своем роскошном особняке на Мясницкой, где имелась прекрасная библиотека и собрание картин русских художников (ул. Кирова, 37). Хотя он состоял старообрядцем Рогожской общины, но в своей повседневной жизни был далек от аскетических норм и даже, как вспоминал «друг дома», прожил много лет с француженкой Клемансой Карловной Дюпюи: называл он ее Клемансою, а она его Кузей. Причем, его гражданская жена очень плохо говорила по-русски, а «Козьма Терентьевич кроме русского не говорил ни на каком языке…»{41} Однако примечательна для потомков его жизнь не этим.

Любовь к искусству и хорошей книге являлись отличительной особенностью этого купца еще с середины XIX в., когда подобные интересы были еще чужды большинству «деловых людей». Около полувека существовала солдатенковская издательская фирма, основанная в 1856 г. Это издательство не преследовало коммерческих целей и главным в ее деятельности была популяризация работ выдающихся деятелей общественной мысли и писателей. Здесь публиковались сочинения В. Г. Белинского, Н. А. Некрасова, Н. П. Огарева, А. В. Кольцова, И. С. Тургенева, Н. Г. Чернышевского и других русских писателей и публицистов, а также произведения Гомера, В. Шекспира, А. Смита, Д. Рикардо и др.{42}

Еще в начале 50-х годов XIX в. (на несколько лет раньше П. М. Третьякова) К. Т. Солдатенков начинает собирать коллекцию русской живописи, и в его собрание входили такие известные работы национальной школы как «Вирсавия» К. П. Брюллова, «Автопортрет» В. А. Тро-пинина, «Вдовушка» П. А. Федотова, «Похороны» и «Чаепитие в Мытищах» В. Г. Перова, «Дьячок», «Торговка», «Деревня», «У камеры мирового» В. Е. Маковского и др. Собрание живописи, состоящее из 230 полотен, было завещано им Румянцевскому музею. Туда же поступила коллекция гравюр, скульптур и живописные работы европейских мастеров, а также и библиотека (около 8 тыс. книг и 15 тыс. экземпляров журналов. В настоящее время — в фондах Государственной библиотеки им. В. И. Ленина).

На протяжении многих лет К. Т. Солдатёнков регулярно вносил пожертвования в фонд Румянцевского музея и Московского университета, давал средства на другие общественные цели. Так, в 1856 г. он ассигновал 86 тыс. руб. серебром (огромную по тем временам сумму) на строительство каменного корпуса в Измайловской военной богадельне (здание сохранилось до настоящего времени, и в нем размещается один из филиалов Государственного исторического музея). В завещании К. Т. Солдатёнков распорядился выделить 1 млн рублей на строительство ремесленного училища и 1,2 млн на постройку больницы (всего после него осталось имущества на 8 млн руб.). Воля завещателя была выражена им вполне определенно: в Москве должна быть создана «бесплатная больница для всех бедных без различия званий, сословий и религий»{43}. В настоящее время это одно из крупнейших медицинских учреждений Москвы — Городская клиническая больница имени С. П. Боткина. Свое современное название она получила в 1920 г., а до этого называлась Солдатенковской. Удивительно соединились имена Солдатенкова и представителя другой известнейшей купеческой семьи — Боткиных, оставивших заметный след в отечественной истории. Врач-терапевт, основатель школы русских клиницистов Сергей Петрович Боткин был сыном учредителя крупного чаеторгового и сахаропромышленного дела — Петра Коновича Боткина.

Деньги на лечебное учреждение поступили в распоряжение Московского городского управления, выделившего в 1903 г. 10 дес. земли на Ходынском поле под ее строительство. Закладка больницы состоялась лишь в 1908 г., и первая очередь была открыта в декабре 1910 г., а вторая — в 1913 г.{44} Несмотря на то что она была рассчитана на 505 пациентов, уже с самого начала больных размещалось значительно больше, так как в «первопрестольной» остро не хватало мест в лечебницах. До введения Солдатенковской больницы в городских клиниках насчитывалось всего 890 мест в хирургических и 1090 — в терапевтических отделениях{45}. И это при том, что население Москвы составляло уже почти 1,5 млн человек.

Завещание К. Т. Солдатенкова — пример того, как возвыщенные интересы сочетались с другими, куда более «прозаичными» желаниями, отражавшими внутреннее противоречие мировоззрения купца-миллионера. Одновременно с благородными пожертвованиями нескольких миллионов на общественные нужды он выделил 100 тыс. руб. «на похороны и поминовение души» и передал 15 тыс. руб. Богородской уездной земской управе для выдачи на проценты с них денег жителям деревни Прокуниной, откуда Солдатёнковы были родом: «девицам, вступающим в брак» — 50 руб. и такую же сумму каждому «мужчине, взятому на военную службу»{46}. Имя этого человека примечательно в первую очередь тем многолетним бескорыстным и целеустремленным служением просвещению, которое ставит его в ряд выдающихся российских меценатов.