Энцо Феррари. Победивший скорость

* * *

В воскресенье утром они сидели за столиками открытого кафе в деревушке Гвидиццоло, наблюдая за тем, как по ее узким улочкам, визжа тормозами, проносились на большой скорости маленькие спортивные машины. Миновав сложенную из красного кирпича деревенскую церковь, автомобили устремлялись в сторону Брешии, которая находилась на расстоянии каких-нибудь пятидесяти миль от деревни. Потом, когда похожие на жучков юркие машинки проехали, люди поднялись из-за столиков и неспешным шагом направились за пределы деревни. На расстоянии мили от Гвидиццоло находилась дорога, по которой должны были пролетать на огромной скорости более мощные и тяжелые автомобили. Стоял май 1957 года, и деревья были покрыты недавно распустившимися крохотными блестящими зелеными листочками. Деревенские жители выстроились на краю насыпи отделявшего их от проезжей части глубокого кювета и стали ждать.

Со стороны Мантуи на дороге появилась крохотная алая точка, которая с каждой секундой увеличивалась в размерах. Это была Ferrari с номером 531 на капоте. Она неслась со скоростью примерно 175 миль в час — то есть близкой к максимальной. Интересно, успели ли эти люди рассмотреть за ветровым стеклом белый шлем пилота и более темный — у сидевшего рядом с ним пассажира, до того как у машины лопнула левая передняя шина? Машина, летевшая со скоростью более чем 132,5 мили/час, крутанулась вправо, перелетела через водную преграду, зацепила насыпь, разваливаясь на части, свечой взмыла в воздух, перевернулась и, подняв столб водяных брызг, рухнула в кювет. Имена погибших во время аварии девятерых зрителей (пятеро из них — дети) вырезаны на белой мраморной плите, установленной в вертикальном положении на месте инцидента. Рядом другой мемориал — поменьше. На нем выбиты имя водителя: Альфонсо де Портаго, а также имя его штурмана и второго пилота Эдмунда Нельсона, американца из Нью-Йорка. Во время аварии они оба погибли на месте. Гибель семи человек в предыдущем году и новая трагедия 1957 года знаменовала собой конец тысячемильных гонок «Mille Miglia».

Гонку 1957 года выиграл гонщик Ferrari Пьеро Таруффи. Ему было пятьдесят лет, и впервые в «Mille Miglia» он стартовал еще в 1932 году. Тогда он ездил на Alfa Romeo, приписанной к «Скудерии». До сих пор выиграть эти гонки ему не удавалось, и постоянные неудачи на этой трассе стали для него своего рода наваждением. В 1955 году он ушел из «Скудерии»: ему показалось, что с ним недостаточно уважительно обращаются. Через два года Феррари предложил ему вернуться в команду. «Съезди-ка еще разок по этой трассе, — попросил его Энцо, — только прежде дай слово жене, что если выиграешь, то навсегда уйдешь из гонок». Таруффи согласился и приехал в Модену, где поселился в гостинице в забронированном для него номере. Между тем механики Феррари готовили машину, чтобы Таруффи смог провести двухдневную рекогносцировку трассы. Честно говоря, Таруффи в свою удачу не верил. Его напарники по команде Коллинз, де Портаго, взятый на эти гонки в последнюю минуту из-за болезни Муссо, а также Вольфганг фон Трипе, граф с древней фамилией и собственным «schloss» — замком — в районе Кёльна, были много его моложе и водили машину куда быстрее. Но все-таки победил Таруффи — после того, как Феррари дал фон Трипсу команду на финальном участке пути слишком не гнать. Подъехав к заправочной станции в Болонье, Феррари дал аналогичные инструкции и остальным своим пилотам. Де Портаго же, как позднее отмечал Энцо, больше слушал репортера, который нашептывал ему на ухо, что он отстает от группы лидеров и что ему следует поднажать. Некая американская киноактриса, подруга де Портаго, одарив его поцелуем во время короткой встречи у контрольного пункта в Риме, вылетела в Брешию, чтобы приветствовать его у финиша, и ему не хотелось ударить лицом в грязь. Де Портаго, отстававший от Таруффи в районе Болоньи на 24 четыре минуты, прошел расстояние до Мантуи за 10 часов 3 минуты, опередив итальянца на 3 минуты и на 6 минут — графа фон Трипса. Нашлись свидетели, которые утверждали, что механик в Мантуе заметил дефект левой передней шины Ferrari и предложил водителю сменить колесо, но де Портаго жестом отмел его предложение и устремился вперед. Существует и другая версия происшедшего — репортер местной газеты утверждал, что причиной аварии стал брошенный кем-то на дорогу острый осколок минерала «кошачий глаз», проколовший шину. Для Таруффи это была четырнадцатая гонка «Mille Miglia», принесшая ему столь желанную победу, но одновременно и горечь утраты. И еще — Таруффи стал последним победителем «Mille Miglia», поскольку в 1957 году гонка была запрещена и с годами превратились в одну из легенд автоспорта.

Еще до того, как погиб де Портаго, команда лишилась Эудженио Кастелотти, погибшего в Модене на испытаниях модели 801 Grand Prix. В марте Кастелотти и Делия Скала объявили о своей помолвке; вскоре после этого они должны были отправиться во Флоренцию, где Дели и предстояло блистать в главной роли в одной из нашумевших пьес. Тут Феррари заметил, что между этими двумя людьми словно пробежала кошка. Когда он спросил у Делии о причине ее дурного настроения, она ответила, что Кастелотти хочет, чтобы она после свадьбы покинула сцену. «Почему я должна бросить театр? — спрашивала возмущенная женщина. — Я же не прошу его бросить гонки, верно?» Феррари посоветовал Кастелотти на невесту не давить. «Постарайся ее понять, — сказал он. — Когда пытаешься понять другого человека, лучше понимаешь, чего хочешь сам». Кастелотти принял его совет к сведению и во Флоренцию все-таки поехал. Однако в скором времени туда позвонил Феррари и потребовал, чтобы он срочно вернулся в Модену. «Жан Бера на новой Maserati бьет все рекорды, — сказал он. — Приезжай и покажи ему, чего стоит наша птичка 801». Кастелотти было неохота возвращаться в Модену, но он подчинился. Тем не менее он пребывал в сильнейшем раздражении всю дорогу до Модены и, так от него и не избавившись, сел за руль Tipo 801. Выехав в дурном настроении на трассу, он через пару кругов допустил непоправимую ошибку и разбился насмерть.

«У него был стресс, — подвел итог Феррари, — который сказался на его реакции и рефлексах. Это его и сгубило». Фьямма Брески отмечала, что у Феррари была привычка винить в неудачах своих пилотов тех женщин, которые были с ними близки. Вообще-то Феррари нравились гонщики-женолюбы, и он любил слушать рассказы об их приключениях, но серьезные отношения его водителей с женщинами вызывали у него подспудное неприятие. К примеру, когда его любимец Коллинз женился на американской киноактрисе Люси Кордье, Феррари вместе с родителями Коллинза выразил по этому поводу неудовольствие. Феррари полагал, что Люси, любившая устраивать всевозможные вечеринки, может приохотить Коллинза к выпивке, что непременно скажется самым губительным образом на его водительских рефлексах. «Когда они впервые встретились в Монте-Карло, — писал Феррари, — она не произвела на него особого впечатления. Подобные ей девчонки вечно шляются около наших боксов, и на них не обращаешь внимания. Но потом он уехал во Флориду, где эта особа вцепилась в него, как колючий репей, и приложила все силы к тому, чтобы его соблазнить. После этого Питер позвонил отцу в Лондон и сказал, что собирается на ней жениться. Этот брак отразился прежде всего на его характере. Он стал рассеян и раздражителен, потерял сои и аппетит. Ребята, подшучивая над ним, говорили, что американка «заразила» его бессонницей». В широком смысле Феррари считал, что семья, дети и связанные с ними заботы мешают водителю полностью отдаваться делу, которому он служит. По поводу этого тезиса трудно сказать что-либо определенное, поскольку существует немало свидетельств как в его пользу, так и против.

Когда в команду вернулся Майк Хоторн, Коллинз обрадовался: это был его старый приятель, в компании с которым он снова мог почувствовать себя холостяком. Пополнение, однако, никак не сказалось на первых гонках сезона в Буэнос-Айресе, которые без труда выиграл Фанхио, выступавший за команду Maserati. Второе, третье и четвертое места тоже заняли гонщики этой команды. Что же касается «Скудерии», то шесть ее Lancia-Ferrari сошли с трассы или безнадежно отстали. «Скудерия», стяжавшая себе в прошлом году чемпионские лавры, выглядела в начале нового сезона просто беспомощно. Менеджер команды Скулати до такой степени был обескуражен результатом, что звонить Феррари побоялся и вместо переговорного пункта отправился в ресторан, где основательно напился. После возвращения в Италию он был уволен со службы; его заменил Ромоло Тавони, бывший журналист, работавший у Феррари в качестве пресс-атташе. Такого рода административные перестановки не повлияли на боевой дух команды в лучшую сторону, что и продемонстрировали гонки в Монако, где впервые участвовала новая английская команда Vanwall. Мосс, ее первый пилот, со старта возглавил гонку, но на третьем круге, выходя из шиканы, допустил ошибку, повлекшую за собой серьезную аварию, в результате которой из гонки выбыли следовавшие за ним Коллинз и Хоторн. Висевший у них на хвосте Фанхио с кошачьей ловкостью обошел разбитые машины, захватил лидерство и первым пересек финишную черту. Потом он одержал победу в Руане, но в Эйнтри вынужден был уступить Моссу и Тони Бруксу, которые, управляя одним Vanwall на двоих, поделили между собой первое место. Это была первая победа в гонках Гран При, одержанная английскими гонщиками на английской машине после победы сэра Генри Сигрейва в 1923 году.

На Нюрбургринге огромная толпа с замирающим сердцем следила за тем, как Фанхио на Maserati 250F громил команду Феррари. Показав в квалификации результат на четверть минуты ниже рекорда трассы, он на следующий день выехал на гонку с полупустыми баками и, прежде чем отправиться на пит-стоп, шел с отрывом в тридцать секунд от Хоторна и Коллинза. Механики работали вяло, и пит-стоп занял не меньше минуты. Уголини в отчаянье рвал на себе волосы, но Фанхио за восемь кругов выправил положение и сел лидирующим Ferrari на хвост. На двенадцатом круге он установил личный рекорд трассы, а на тринадцатом с легкостью обошел сначала Коллинза, а потом Хоторна. Хоторн попытался было его преследовать, но это было все равно что пытаться догнать ветер. В тот день Фанхио продемонстрировал свои лучшие бойцовские качества, и трибуны приветствовали его победу восторженным ревом. «Хотя он и побил нас с Питером, — вспоминал Хоторн, — мы наслаждались каждой минутой этой бешеной гонки».

Появившиеся в прессе после гонок «Mille Miglia» критические статьи изображали Энцо как некоего старого злодея-кровопийцу, посылающего свои машины сбивать стоящих на обочинах женщин и детей. На том основании, что он ставил на Ferrari колеса с шинами Engelbert, давно уже якобы доказавшими свою непригодность для гонок, его обвинили в непредумышленном убийстве. Как и в случае с Аскари, это обвинение висело надето головой на протяжении четырех лет, обрастая с каждым годом множеством подробностей, сплетен и слухов. Феррари, как обычно, отмел все обвинения мелодраматичным театральным жестом и поручил разбираться с этим делом своим адвокатам.

Из-за Суэцкого кризиса несколько традиционных Гран При отменили; все команды съехались в Пескару, чтобы помериться силами на старой трассе, которая давно уже для гонок такого класса не использовалась. Феррари объявил, что из-за развязанной против него в прессе клеветнической компании «Скудерия» на гонки в Пескару свои машины не пришлет. В Пескару с личного разрешения Феррари поехал один только Муссо, которому не хватало нескольких очков, чтобы занять в чемпионате второе место. Муссо отлично начал гонку и к концу первого крута захватил лидерство. Торжество его, впрочем, длилось недолго, поскольку на следующем круге вперед вырвался Мосс. У Муссо же стал подтекать бензобак, и он, продержавшись несколько кругов на хвосте у англичанина, вынужден был сойти. Мосс одержал убедительную победу, обогнав занявшего второе место Фанхио более чем на три минуты. Алан Генри, один из ведущих историков Формулы-1, позже написал о Муссо так: «Этот итальянец проявил все лучшие качества, свойственные пилотам команды Ferrari, которые борются до последней возможности, стараясь компенсировать своим мужеством и мастерством технические неисправности или недостатки в конструкции своей машины». Гонки в Пескаре стали последними в истории Формулы-1 соревнованиями, когда гонщики мчались по муниципальным дорогам, забирались высоко в торы, пролетали по главной улице застроенных кирпичными домиками горных селений и неслись вдоль побережья лазурного Адриатического моря. В определенном смысле эти гонки знаменовали конец напитанной романтикой героической эпохи первых автомобилистов.