Энцо Феррари. Победивший скорость

Дино похоронили на кладбище Сан-Катальдо в вы строенном Феррари новом фамильном склепе, куда был перенесен прах его деда и где было подготовлено место не только для Дино, но и для самого Энцо Феррари — как, впрочем, и для всех его ближайших родственников. На следующий год, когда из ворот фабрики Маранелло выехала новая машина Формулы-2 с двигателем V6 с рабочим объемом 1,5 литра, Феррари назвал ее «Дино», заявив прессе, что его сын трудился над этим проектом вместе с другими инженерами. Новая машина и двигатель V6, носившие имя Дино, стали первыми из серии мемориалов, посвященных памяти Дино Феррари. Среди них были новая техническая школа, выстроенная в центре Маранелло, улица имени Дино Феррари в городе Модене, а также названный в честь Энцо и Дино Феррари автодром в Имоле. Как-то раз Феррари сказал, что, когда мужчина говорит женщине: «Я люблю тебя», он подразумевает: «Я хочу тебя», ну а коли так, то единственной настоящей любовью мужчины может быть только любовь к сыну.

Траур трауром, но гонки сезона 1956 года шли своим чередом. Нелюбимый Феррари Фанхио выиграл Гран При в Силверстоуне, а потом на Нюрбургринге. Когда команды съехались на последнюю гонку в Монцу, очки распределялись таким образом, что чемпионом могли стать и Фанхио, и Коллинз, и Мосс. На стартовом поле в Монце, готовясь к бескомпромиссной борьбе, выстроились целых пять машин команды Феррари, пилотируемые Фанхио, Кастелотти, Муссо, Коллинзом и де Портаго. Фанхио, чтобы стать чемпионом, достаточно было занять третье место, но он знал, что итальянцы будут лезть вон из кожи, чтобы показать себя на главном автодроме Италии наилучшим образом. Между тем покрытие трассы оставляло желать лучшего, а стоявшие на машинах шины Engelbert повышенной износоустойчивостью не отличались. Не желая, чтобы ему мешали добыть чемпионский титул, Фанхио решил пойти на хитрость. Перед началом гонок он вступил в переговоры с Кастелотти и Муссо, пообещав привести их к финишу при условии, что они большую часть гонок будут вести себя смирно и особенно вперед не лезть. Итальянцы с возмущением отвергли его предложение и прямо со старта стали давить на акселераторы что было силы. Результаты не замедлили сказаться: уже через пять кругов они стерли протекторы своих покрышек и вынуждены были отправиться в боксы менять колеса. На двадцатом круге поломка в системе управления на машине у Фанхио поставила его чемпионство под угрозу — тем более гонку возглавлял не он, а Мосс. Между тем Кастелотти, стремясь любой ценой догнать лидеров после вынужденного пит-стопа, напрочь забыл об осторожности, повредил машину и вынужден был сойти с трассы. Фанхио, дождавшись в боксах Муссо, предложил ему поменяться с ним машинами. Муссо, который уже менялся с Фанхио машинами в Буэнос-Айресе, на этот раз от обмена отказался, сделав вид, что предложения Фанхио не расслышал. Поменяв колеса, он снова выехал на трассу и устремился вдогонку за лидирующей группой. «Так с чемпионами не поступают!» — заявила подруга Фанхио девушке Муссо. На выручку Фанхио неожиданно пришел Коллинз, без лишних слов уступивший маэстро свою машину. «Я намного моложе Фанхио, — позже сказал он, — и судьба еще не раз представит мне возможность побороться за титул чемпиона». Муссо так и не удалось подняться на подиум в Монце, поскольку за четыре крута до конца гонок у него лопнула шина, зато Фанхио, воспользовавшись любезностью Коллинза, сумел поддержать свою честь и пересек финишную черту вторым после Мосса, обеспечив себе чемпионский титул. Через двадцать пять лет после этого события историк гонок Формулы-1 Майкл Линч писал, что Коллинзу не следовало уступать свою машину Фанхио, поскольку, по его мнению, у англичанина был шанс на победу, так как Мосс, на машине которого протекал бензобак, мог в любой момент выйти из гонок. Это замечание Майкла Линча явилось лишь отзвуком многочисленных споров, которые разгорелись сразу же после окончания гонок в Монце. Марчелло Джамбертоне, защищавший интересы Фанхио, завел речь о заговоре в команде, имевшем целью лишить аргентинца четвертого чемпионского титула. К примеру, он утверждал, что перед гонками «Mille Miglia» в машине Фанхио были проделаны отверстия, которые не только не позволяли дождевой воде вытекать из внутренних полостей автомобиля, но, напротив, способствовали скоплению там ненужной влаги. Были у него к руководству «Скудерии» и другие претензии, которые Феррари решительно отмел, заявив, что у Фанхио «самая настоящая мания преследования». Кроме того, он с неодобрением отзывался о нелояльности Фанхио по отношению к своим работодателям. «Этому человеку, — писал он, — было все равно, за какую команду выступать и чьи цвета защищать. Главное для него было закрепить за собой лучшую машину сезона».

Другими словами, Феррари считал, что Фанхио ставил себя и свой успех выше преуспеяния фирмы, а такого Энцо никогда и никому не прощал, поскольку это шло вразрез с основными принципами его философии. Кроме того, атмосфера взаимного недоверия, которая создалась в «Скудерии» с появлением Фанхио, сказывалась на моральном духе команды, а этого никак нельзя было допустить. С другой стороны, Фанхио — особенно после того как он выиграл чемпионский титул — оставаться в «Скудерии» тоже не слишком улыбалось. Поэтому он пересек Виа Эмилиа и укрылся от своих недоброжелателей за воротами фабрики Maserati, став ведущим гонщиком ее команды. Много позже Фанхио утверждал, что их с Феррари отношения вовсе не были такими уж дурными, как это принято считать, просто его биограф Марчелло Джамбертоне, описывая события сезона 1956 года и желая придать им еще больше драматического накала, основательно сгустил краски. Интересно, что тот же Фанхио, встретившись через тридцать лет после гонок в Монце с Фьяммой Брески и разговорившись с ней, возложил всю вину за испорченные отношения с Феррари на свою бывшую подругу Бебу, которую он называл не иначе как «особой с языком змеи и бедой всей свой жизни».