Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

Участие в общецерковной жизни

В половине восьмого утра 15 мая 1944 года в квартире председателя Совета по делам Русской православной церкви при Совете Министров СССР Г. Г. Карпова в Доме на набережной раздался телефонный звонок. Привыкший к утренним неожиданным известиям Карпов поднял трубку и услышал трагическую весть о внезапной кончине патриарха Московского Сергия (Страгородского).

Через полчаса Карпов прибыл в Чистый переулок. В доме толпились близкие патриарха. У одра почившего собрались члены Священного синода. Митрополит Крутицкий Николай совершил первую панихиду. Возгласы и общее пение были тихими, скорбными, то и дело прерывавшиеся слезами, которые нельзя было удержать и которых никто не стеснялся.

Карпов прошел в рабочий кабинет патриарха. Здесь были иерархи, духовенство. Вызвали келейника патриарха архимандрита Иоанна (Разумова), который рассказал о последних часах жизни Сергия Страгородского. «Патриарх проснулся рано утром, – говорил он, – и поскольку до назначенного времени визита домашнего врача оставалось еще немало времени, Сергий решил прилечь. Когда я вернулся спустя час и вошел в спальню, меня поразила необычайная бледность лица патриарха. Я подбежал, окликнул, но он не отвечал… Прибывший врач констатировал кровоизлияние в мозг».

В комнату тихо вошел митрополит Алексий (Симанский), подал знак, прося пройти за ним. Карпов прошел в личные покои патриарха. Находившиеся здесь митрополиты Алексий и Николай вместе с управляющим делами Московской патриархии протоиереем Н. Ф. Колчицким осмотрели письменный стол. В одном из ящиков был обнаружен пакет, скрепленный сургучной печатью Сергия и с датой, написанной рукой патриарха, – 12 октября 1941 года. То было завещание патриарха, составленное еще накануне эвакуации в Ульяновск. Первый пункт его гласил: «В случае моей смерти или невозможности исполнять должность патриаршего местоблюстителя эта должность во всем объеме присвоенных ей патриарших прав и обязанностей переходит к Преосвященному митрополиту Ленинградскому Алексию Симанскому».

На экстренном совещании Синода было постановлено исполнить волю патриарха. Главной обязанностью местоблюстителя, митрополита Ленинградского Алексия (Симанского), стала подготовка Поместного собора для избрания нового главы церкви.

В ноябре все наличествующие на тот момент иерархи – 50 человек, в том числе и архиепископ Лука, – были вызваны в Москву для участия в предсоборном совещании (Архиерейском соборе)[140].

21 ноября 1944 года в здании патриархии (Чистый переулок, 5) состоялось первое заседание совещания. Оно было посвящено обсуждению вопросов общего положения церкви и задач, которые ложились на епископов в условиях церковного возрождения. Митрополит Алексий в своем выступлении так охарактеризовал положение Русской православной церкви:

«Условия для развития церковной жизни – благоприятны, со стороны правительства нашего мы видим полную поддержку в наших церковных и патриотических начинаниях. За последний год по всему нашему Союзу открыто сверх имеющихся более 200 церквей, все ходатайства об открытии храмов тщательно рассматриваются; дело это продолжается, и будет продолжаться и впредь. Открыт в Москве Богословский институт и Богословско-пастырские курсы; такие же курсы могут быть открываемы и в епархиях, и, таким образом, можно надеяться, что у нас постепенно пополнятся кадры пастырей, которые пойдут на это служение не по принуждению, не по необходимости, а по искреннему влечению к работе на церковной ниве»[141].

На совещание вынесены были вопросы:

1) о подготовке проекта «Положения об управлении Русской церкви»;

2) о подготовке к открытию духовных школ;

3) о деятельности «Журнала Московской патриархии».

Второй день совещания начался совершением литургии в Богоявленском соборе. Митрополит Алексий служил панихиду по патриарху Сергию у его могилы в соборе. Архиереи, окружившие могилу, стояли в рясах и клобуках и внимали словам местоблюстителя:

«Мы веруем, что Святейший патриарх Сергий и по смерти своей жив у Господа и чувствует наше присутствие и наши молитвы о нем, и радуется нашему молитвенному собранию у его гроба, мы вспоминаем его любовь к нам, своим пастырям, его кротость, его смирение. На всех нас простиралась его забота, его отзывчивость к нашим нуждам, его снисхождение к нашим немощам и недостаткам. Любовь его проявлялась к каждому из нас в бесчисленном ряде случаев, а его смирение проявлялось в том, что он, будучи выше всех нас во всех отношениях, относился к нам не только как к своим детям, но и как к братьям. Мы все также любили и почитали его, как своего мудрого отца и наставника. А теперь искренно приносим к его гробу нашу печаль и молитвы о нем»[142].

Надо думать, что архиепископ Лука, находившийся среди иерархов, в полной мере согласен был с митрополитом Алексием. Достаточно привести его высказывания, опубликованные в различных изданиях. Например, в книге В. А. Лисичкина:

«…Как ни велики были нравственные и умственные достижения почившего, как ни много трудов понес он на высшем церковном посту, самым высоким его подвигом история, как я думаю, признает его великое самоотвержение и тяжелую жертву, которая оказалась необходимой, чтобы провести корабль церковный по страшным волнам церковной разрухи, расколов и разъединений, своеволия дерзких и непокорных. Господь, знающий сердца человеческие, конечно, не так, как враги-самоправедники, оценит этот подвиг великого Святителя.

Этот подвиг был возможен только для человека с большим историческим и политическим кругозором, свободного от узкого консерватизма, горячо любящего Родину и свой народ. Святейший Сергий ясно чувствовал и понимал, что между фашизмом и христианством непроходимая бездна, знал, что фашизм исторически обречен в неравной борьбе с новым и прогрессивным, и потому без малейшего колебания благословил необходимую и справедливую Вторую Отечественную войну. И не только благословил, но неустанно призывал верующих к активному содействию нашей Красной Армии, чем кто может, и, конечно, неустанными молитвами о победе над врагами человечества. Призыв Святителя нашел горячий отклик в церковной среде, и скоро создалась большая колонна имени Димитрия Донского, потекли пожертвования деньгами и вещами на подарки раненым, на устройство осиротевших детей защитников Родины и жертв фашистских злодейств»[143].

На вечернем заседании с докладом о проекте «Положения об управлении Русской православной церковью» выступил архиепископ Григорий (Чуков)[144]. С сообщением о подготовке к открытию духовных школ выступил протоиерей Т. Д. Попов[145]. Отчет о деятельности «Журнала Московской патриархии» представил протоиерей А. П. Смирнов[146].

Управляющий делами Московской патриархии протоиерей Н. Ф. Колчицкий представил доклад о порядке избрания и чине настолования патриарха, отдельные пункты которого вызвали многочисленные вопросы, уточнения и обсуждения[147]. Еще накануне Собора отдельные иерархи высказывали мысль об избрании патриарха с помощью «вынутия жребия» – по аналогии с Поместным собором 1917/18 года. Но потом всё же пришли к мнению, что в ходе заседания Поместного собора каждый из епископов от своего имени, клира и паствы своей епархии должен будет назвать имя избранника.

Рассказывают, что Лука при встрече с Н. Ф. Колчицким поинтересовался:

– Из кого же будем выбирать?

– А мы уже выбрали – услышал ответ.

– Позвольте! Позвольте, отец протопресвитер! А как же воля благодати свыше?!

– Ну, Ваше преосвященство, какая тут воля, мы же с вами не дети!..

Можно предполагать, что раззадоренный таким разговором, архиепископ Лука (с 6 октября 1944 года, согласно постановлению Синода, он носил титул – «архиепископ Тамбовский и Мичуринский»[148]) решил дать бой и стал «возмутителем спокойствия» на Соборе. Как свидетельствуют документы, он резко выступил против предложенной процедуры выборов патриарха[149]. По его мнению, следовало придерживаться практики, выработанной Поместным собором 1917/18 года: выдвижение тайным голосованием трех кандидатур, из которых жребием и избирать патриарха. Владыка Лука заявил, что, поскольку выдвижение митрополита Алексия (Симанского) как единственного кандидата в патриархи это постановление нарушает, то он проголосует против митрополита Алексия. Лука подчеркивал, что «в интересах самого будущего патриарха необходимо обставить выборы так, чтобы никто не смел шипеть, чтобы никто не смел возражать, чтобы никто не смел хулить избрание патриарха. Это в высшей степени важно будет и для утверждения авторитета избранного (это в его интересах), и, повторяю, больше всего и прежде всего это в интересах церкви нашей». Имел он свое мнение и в вопросе участия в Соборе мирян. Считал, что участие мирян необязательно, а уж если их приглашать, то надо бы расширить их права. Например, допустить предварительное обсуждение ими кандидатур на патриарший престол.

Из выступления архиепископа Луки на Архиерейском соборе

23 ноября 1944 г.

…Я не сомневаюсь, что избран будет наш любимый местоблюститель, преосвященный Алексий. Единодушие уже высказано. Но меня заботит вопрос о том, чтобы дело избрания нашего было бы твердым делом, касающимся успокоения всей церкви. Знаете вы все, что положение нашей церкви теперь еще довольно далеко от мира и благополучия. Есть у нас раскол, есть у нас инакомыслящие, есть у нас даже шипящие и клевещущие. Я предвижу, что если мы будем избирать тем порядком, который сейчас предложен и уже обсужден в прениях, то могут подняться эти голоса. Я думаю, что, во-первых, в интересах мира и единства церкви, а, во-вторых, в интересах самого будущего патриарха обставить выборы так, чтобы никто не смел шипеть, чтобы никто не смел возражать, чтобы никто не смел хулить избрание патриарха. Это в высшей степени важно будет и для утверждения авторитета избранного патриарха (это в его интересах), и, повторяю, больше всего и прежде всего это в интересах церкви нашей Матери.

Вот я уже начинаю предвидеть некоторые возможные возражения и некоторые возможные споры. Скажут тут – вот, соблюли приличие, допустили на Собор представителей клира и мирян. Это как будто будет сделано для того, чтобы успокоить страсти, которые потом могут разгореться. Ну, а какое же право и какое по существу, участие получили клирики и миряне? Скажут – никакого. Только право подписания протоколов. Скажут – это фикция. Этого нам надо опасаться. Если уже мы считаем необходимым и обязательным участие клириков и мирян в Соборе, то нельзя ограничить их права только правом подписания протокола. Или нужно дать им больше права, или совсем ненужно их привлекать к участию в соборе. Этот вопрос подлежит обсуждению и для меня не совсем ясен. Мне не представляется безусловно необходимым и обязательным участие мирян, ибо мы знаем по канонам, по апостольским правилам, все права по избранию епископов и патриархов – избирает исключительно собор епископов.

Из истории церкви мы знаем, что участие мирян и клириков, как это было и в прежние годы, диктовалось особыми условиями времени, особыми обстоятельствами, особой политической обстановкой. Так вот, нужно было бы, прежде всего, взвесить, существует ли у нас такая обстановка, которая бы нас вынуждала к привлечению клириков и мирян. Если по обсуждении окажется, что никаких таких обстоятельств нет, то можно было бы иметь статут избрания и предоставить право избрания только одним епископам. Если же будет решено, что участие клириков и мирян не только желательно, но и необходимо, то надо предоставить им более реальные права и более действенное участие в избрании, чем только право подписания протокола.