Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

Кончина архиепископа Луки и прощание с ним

Шел 1961 год… Земная жизнь крымского владыки клонилась к закату. Конечно, никто не знает своего смертного часа, и только потом мы говорим о последней службе, о последней проповеди… Для владыки Луки последней свершенной им литургией стала служба на Рождество Христово, 7 января. А последнюю свою проповедь он произнес в Прощеное воскресенье, 19 февраля.

Без малого четыре месяца архиепископ Лука тяжко болел. Все, что необходимо в таких обстоятельствах, было сделано. Но улучшения не наступало. Словно зримо материализовались все трудности и лишения, страдания и боли, что сопровождали его в долгой земной жизни и теперь терзали уставшее тело. Близкие надеялись, что придет весна… лето, архиепископ сможет перебороть болезнь на даче, вблизи моря. Но этого не случилось.

11 июня 1961 года… Пришел светлый праздник, которого владыка всегда ждал и в который неизменно служил, молился и проповедовал – День Всех Святых, в земле Российской просиявших. А для многих его ближних и дальних почитателей давным-давно неоспорима была «святость» его жизни, его дел, его слова!

Вот как вспоминала об этом скорбном дне секретарь архиепископа Е. П. Лейкфельд: «Не роптал, не жаловался. Распоряжений не давал. Ушел от нас утром, без четверти семь. Подышал немного напряженно, потом вздохнул два раза и еще едва заметно – и все».

Уж как это в дни отсутствия интернета и мобильных телефонов получилось, непонятно – но вскоре дом до отказа наполнился народом. Люди заполнили двор, внизу стояла громадная очередь пришедших проститься.

Первую ночь владыка лежал дома. Во вторую тело перенесли в Благовещенскую церковь при епархии, в третью – в Троицкий собор.

Все время звучало Евангелие, прерывавшееся панихидами…

Сменяли друг друга священники…

Люди всё шли и шли непрерывной тихой вереницей поклониться владыке – из Мелитополя, Геническа, Скадовска, Херсона, крымских приходов…

Поток стихал лишь ближе к четырем часам ночи, а затем возобновлялся: одни верующие сменялись другими. В этой скорбной цепочке можно было услышать слова тех, кого владыка вылечил, кого утешил, кому помог преодолеть физические недуги, а кому – душевные терзания…

Передавались подробности о его строгой жизни, добрых делах, высоких нравственных требованиях к себе, к верующим и к духовенству…

Лились светлые слезы о том, что нет теперь молитвенника, что перестало биться сердце, горевшее пламенной и деятельной любовью к Богу и к людям, что ушел «наш святой»…

Ближе к концу этих печально-торжественных дней стало заметно волнение среди прощающихся. Видно было какое-то мельтешение светских чопорных лиц, вступавших в словесные перепалки с духовенством и церковным советом. По отдельным доносившимся словам можно было понять: что-то горячо обсуждалось о времени и порядке проведения публичного прощания с усопшим владыкой на Первом Симферопольском кладбище. Как оказалось, старшим среди «светских» был уполномоченный по делам Русской православной церкви. Он настаивал перед грустными, растерянными, потерянными родственниками усопшего владыки на том, что не должно быть никаких пеших процессий, поскольку в этих местах города очень интенсивное транспортное движение – и, не ровен час, «задавят старушек». Будут даны автобусы, и передвигаться все прощающиеся будут на них.

Родных скончавшегося архиерея вызвали в горисполком. И там им продолжали объяснять, что везти тело усопшего по главной улице города никак нельзя, хоть это и кратчайший путь до кладбища. Поэтому маршрут надо проложить в обход центра города, по окраинным улицам. Родственники вынужденно соглашались.

По распоряжению патриарха Алексия на погребение усопшего владыки прибыл архиепископ Михаил (Чуб), занимавший в то время родную Луке Тамбовскую кафедру. Местные власти поначалу вообще запретили владыке Михаилу служить панихиду. После звонка в Москву панихиду разрешили отслужить, но выдвинули епископу условия, на которых начальство города позволяло хоронить владыку Луку. В общих чертах они сводились к следующему: все сопровождающие должны ехать только в автобусах, ни в коем случае не создавать пешей процессии, ни в коем случае не нести гроб на руках, никакого общего пения на улице, никакой музыки. Тихо, быстро, незаметно и так, чтобы 13 июня в пять вечера (ни минутой позже) тело архиепископа было в земле…

Как-то это все не по-человечески, не по-христиански!

…Накануне отпевания, по распоряжению архиепископа Михаила, прощание с владыкой не прекращалось всю ночь, и всю ночь к собору шли люди. Дни стояли жаркие, душные, но те, кто пришли прощаться, как будто не замечали духоты. Народ теснился в соборе и вокруг него круглые сутки. Владыка Михаил совершил отпевание при огромном стечении народа и в присутствии почти всего крымского духовенства.

В полдень 13-го, когда обнесли тело покойного владыки вокруг собора, у входа уже стоял автокатафалк, за ним машина, доверху наполненная венками, потом легковая машина для архиепископа, автобусы с родственниками, духовенством, певчими. Оставалось еще несколько машин для мирян, желающих участвовать в про́водах, но в эти автобусы никто садиться не хотел. Люди тесным кольцом окружили катафалк, вцепились в него руками, будто не желая отпускать своего архиерея. Машины долго не могли двинуться со двора. Запаренный, охрипший уполномоченный бегал от машины к машине, загонял в автобусы, уговаривал «лишних и посторонних» отойти в сторону, не мешать… Его никто не слушал.

Наконец, при пении «Святый Боже» верующие сдвинулись с места. Когда они вышли из церковных ворот и катафалк остановился, наперерез им двинулся автобус. Водитель хотел отрезать людей от катафалка таким образом, чтобы тот проехал, а люди остались позади. Кто-то из толпы закричал: «Люди, не бойтесь!» Женщины кричали от страха – ведь автобус шел на них! Другой голос выкрикнул: «Не бойтесь, люди, он нас не задавит, они не пойдут на это, – хватайтесь за борт!» И тогда все люди, сколько можно было, облепили катафалк, прижались к нему и пошли за ним. Прошли, может быть, метров сто; надо было поворачивать на центральную улицу, но власти вновь захотели отрезать катафалк с телом владыки от провожающих. Но тут женщины – никто никакой команды не давал – сами попадали на землю перед колесами машины, сказав: «Только по нашим головам проедете туда, куда вы хотите».

Власти сдались. Катафалк, а следом за ним автобусы… люди, море людей, поехали и пошли по центральной улице города. Людей было полно, улицы забиты, прекратилось абсолютно все движение. Над толпой неустанно звучало: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас». Как ни пытались заставить людей замолчать, ответ был один: «Мы хороним нашего архиепископа». Вдоль всего пути следования, на машинах, на автобусах, на деревьях, балконах, крышах домов, были люди.

Это была настоящая демонстрация любви! Казалось, весь город присутствовал на похоронах. Ничего подобного в Симферополе дотоле не бывало – таких народных похорон, таких народных почестей!

Прот. А. Ветелев

Архиепископ Лука

Некролог

…Как проповедник он был самостоятелен и самобытен. Каждая его проповедь дышала «духом и силой», приближаясь к благовестию апостольскому и святоотеческому и по силе искреннего, сердечного чувства, и по духу пастырской душепопечительности, и по простоте и доходчивости содержания и изложения.

Кроме административных дел, совершения богослужений и проповедничества, ревностный архипастырь находил время и для работы над большими, принципиальными богословскими вопросами. Так, в течение нескольких лет (1945–1947 гг.) он работал над темой: «Дух, душа и тело». В этой теме его интересовал вопрос о душе и духе человека, а также учение Св. Писания о сердце, как органе богопознания.

Как патриот своей страны и убежденный сторонник мира преосвященный Лука написал ряд статей в «Журнале Московской Патриархии».

…До конца дней своих он сохранил живую, отзывчивую, обаятельную душу, нежно любящую не только людей, но и природу. Лишившись в последние годы зрения, боголюбивый архипастырь нашел утешение в богомыслии, в молитвенном богообщении, в дарах смирения, терпения и преданности воле Божией.

Кончина Преосвященного Луки потрясла не только его паству, но и всех, его знавших. Особенно велика утрата для его паствы. Ведь он пас «стадо Божие, какое было у него, надзирая за ним, не принужденно, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия. И господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду» (1 Петр. 5, 2–3).

И вот «время отшествия его наступило». Он ушел от нас, чтобы предстать пред Господом и дать ответ за себя и за свою многочисленную паству. Живя на земле, «он подвигом добрым подвизался, течение совершил, веру сохранил» (2 Тим. 4:7). Теперь же, на небе, дерзаем надеяться, Господь уготовал ему венец правды, как возлюбившему явление Его (2 Тим. 4:8).

Журнал Московской патриархии. 1961. № 8. С. 37–38.

До самого кладбища людей было столько, что вместо обычных двадцати минут процессия шла к маленькому кладбищу при Всехсвятском храме три с половиной часа.

Справа от собора была приготовлена могила.

Под тихое пение гроб опустили.

Бросили горсть земли родные…

Когда толпа прощающихся схлынула, стало видно надгробие, утопающее в цветах. Сквозь них можно было прочитать:

«Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

27. IV. 1877 – 11. VI. 1961

Доктор медицины, профессор хирургии. Лауреат»