Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Глава пятнадцатая

30 сентября 1941 года колонна автомашин, гружёных имуществом батальона, с людьми, облепившими это имущество и державшимися на этом грузе бог весть каким способом, тронулась к восточной окраине Ленинграда, чтобы развернуться в отведённом районе пригорода. В этот день место, где стоял батальон, покрылось первым, лёгким, как пух, снегом. До поздней ночи колонна, освещаемая отблесками то там, то здесь возникавших пожаров, сопровождаемая беспрерывным воем, и грохотом авиационных бомб, и свистом разлетавшихся осколков, плутала по восточным окраинам Ленинграда и наконец-таки выбралась в заданный для дислокации район.

Было совершенно темно, фары зажигать не разрешалось, дорога находилась в отвратительном состоянии, по ней недавно прошли части дивизии и несколько морских бригад (к этому времени организовались и такие соединения, созданные из моряков, снятых со стоявших в Кронштадте и Ленинграде судов). В мелком леске вблизи дач найти место и развернуть медсанбат оказалось невозможно.

Комбат собрал около своей машины весь командный состав и, подсвечивая фонариком, показал на карте место, где батальон должен быть размещён, и где колонна находится сейчас. Ей предстояло, свернув немного с проезжей части на какую-то просеку, остановиться на ночь здесь. А группа разведчиков должна была идти пешком дальше и подбирать место для окончательной дислокации и утром привести туда всю колонну. Там батальон и начнёт разворачиваться. Командиром группы разведчиков комбат назначил Алёшкина, но прежде, чем она успела отойти, прибыл связной от начсандива, сообщивший, что с утра дивизия вступит в бой, и самое позднее к обеду медсанбат должен быть готов к приёму раненых.

Без подходящего места, конечно, развёртываться батальону никто не решился бы и предложить. Весь командный состав медсанбата за прошедшие два месяца боевой службы уже набрался достаточно опыта и знал, что лучше задержаться с развёртыванием на несколько часов, чем начать работать где попало.

Разведчики, снабжённые единственной картой, имевшейся у комбата, компасом и несколькими ручными фонариками, тронулись в путь. Заданный район лежал примерно в полутора-двух километрах от того места, где находилась колонна. Часа через три более или менее подходящее место нашли. В противоположность Карельскому перешейку, где имелось много озёр, речек, ручьёв и густых елово-сосновых лесов, в этом районе Ленинградской области лес большею частью состоял из лиственных деревьев — мелкой ольхи и осины. Листья уже опали, и потому размещение здесь не предполагало почти никакой маскировки, болотистая почва не позволяла рыть землянки, да и времени для этого не было, значит, ориентироваться приходилось на установку палаток.

Группе Алёшкина удалось найти небольшой клочок елового леса, с довольно крупными деревьями и возвышением посередине. Вот, на опушке этого клочка, на обратном, западном скате возвышенности и решили разместиться. Борис и ещё несколько человек остались на выбранном месте, чтобы хоть приблизительно наметить расстановку палаток, а в батальон послали двух связных с заданием к рассвету привезти колонну на выбранное место. От основной дороги, идущей на передовую, участок будущей дислокации батальона находился метрах в трёхстах, дороги к нему не было, и прежде, чем машины смогут пройти, нужно было прорубить в осиннике и ольховнике просеку.

К счастью, уже несколько дней основательно подмораживало, и болотистая почва стала более или менее твёрдой. Оставалось надеяться, что машины по прорубленной просеке пройдут хорошо, тем более что вырубленный подлесок и кусты будут укладываться на дорогу, а само место дислокации выглядело достаточно сухим.

Выбрав при помощи фонариков место для постановки первых палаток, Борис с оставшимися у него людьми забрался под одну из елей и ещё пару часов поспал, но чуть забрезжил рассвет, как они уже вышли на дорогу, чтобы двумя топорами наметить контуры будущей просеки. Вскоре к ним присоединились люди из подошедшей колонны, и часа через полтора первые машины въезжали на выбранное место. Оно находилось вот где (см. карту).

К обеду развернули сортировку, операционную и перевязочную. Раненых не поступало. Это позволило к утру следующего дня закончить развёртывание и возможную маскировку всех необходимых лечебных помещений. Затем принялись за постройку жилья. Санитаров разместили в палатке ДПМ, врачам-мужчинам, медсёстрам и врачам-женщинам в глубине елового леса, недалеко от госпитальной и эвакопалаток поставили две палатки ППМ. Операционно-перевязочная и сортировка находились на противоположной стороне просеки, и Алёшкин решил своё жильё устроить около них. Взяв в помощь одного санитара, он вырыл землянку площадью два на два метра, накрыл её сверху тонкими стволами осин, затем еловым лапником и засыпал землёй, у входа повесил плащ-палатку, оборудовал топчан и маленький столик. Выпросил у Прохорова три колена труб и поставил в одном из углов своего нового жилища привезённую с собой печурку, сделанную из ведра.

Поздно вечером прибыл начсандив. Созвав командный состав, он объяснил, что Невская оперативная группировка, а, значит, и 65-я стрелковая дивизия, получила задачу форсировать Неву и занять на её противоположном берегу плацдарм, который позволил бы развернуть наступление на фашистов и прорвать блокаду Ленинграда.

Конечно, ни Исаченко, ни даже командир дивизии, ни, пожалуй, сам командующий Невской группировкой не знали истинных целей намечавшихся боёв. Гораздо, гораздо позже, почти через три десятилетия, они стали известны со всей достоверностью из воспоминаний того, кто на несколько недель принял командование Ленинградским фронтом от маршала Ворошилова, то есть генерала Жукова Г. К.

Эти удары по находившимся на левом берегу Невы фашистским войскам, создавая впечатление о попытке прорвать кольцо блокады, на самом деле были предназначены для сковывания сил противника, чтобы заставить его перебросить сюда войска, готовившиеся к окончательному штурму Ленинграда, и тем самым сорвать этот штурм. Но повторяем, в то время об этом никто не догадывался.

Начсандив сказал, что дивизия и приданные ей части морской пехоты совместно с другими соединениями будут наносить удар в район посёлка Невская Дубровка, бои обещают быть кровопролитными, и потому медсанбат должен быть готов к приёму большого количества раненых.

Поток раненых начался примерно через сутки после посещения начсандива, и батальон успел приготовиться довольно основательно. За это время неоднократно шёл снег. В палатках поставили железные печи, которые позволили, конечно, при непрерывной топке, сохранять внутри вполне приемлемую, а иногда даже и жарковатую температуру. Правда, расход дров для этих отопительных приборов оказался огромным, и пришлось выделить специальную группу санитаров-истопников.

Вскоре выявился и второй недостаток печей. Оказалось, что, если днём они особенно батальон не выдавали, то ночью, выбрасывая из своих труб целые снопы искр, а иногда даже и языки пламени, являлись прямо-таки указующими факелами расположения не только батальона в целом, но и каждой палатки в отдельности. Кроме того, искры из труб представляли сами по себе большую опасность: иногда они, падая на брезентовую крышу палатки, не гасли сразу. Мокрый от талого снега брезент они, конечно, не могли зажечь, но прожигая в нём различной величины дырки, попадали на белый полог палатки — сухой и часто пропитанный парами эфира, которым давался наркоз, или бензина, которым обмывали раны. Они могли легко воспламенить полог. Это вскоре и случилось в одной из палаток операционного блока и могло бы привести к большому несчастью, если бы один из санитаров сразу не заметил возгорания, а все находившиеся в палатке не приняли энергичных мер по тушению пожара. Дело ограничилось тем, что в пологе недалеко от трубы прогорело отверстие около метра, его залатали куском простыни. Но Алёшкин, Прохоров, Сангородский и другие стали думать о способах защиты. Прежде всего они поняли, наконец, назначение больших клапанов над отверстиями в крыше, в которые выходили трубы. Оказалось, что в карманы этих клапанов надо было вставлять специальные железные листы, имевшиеся на складе, которые защищали брезент от нагретых труб и принимали на себя часть наиболее крупных искр, падавших рядом.

Кто-то догадался сделать по бокам этих листов бортики и засыпать получившиеся таким образом противни мокрым песком, гасившим искры и не дававшим им скатываться с листов железа.

Как выяснилось в дальнейшем, этого оказалось мало, искры из труб продолжали лететь огромными снопами. Попробовали удлинить трубы, но в печах создавалась такая тяга, что они прогорали за минуту и требовали для своего обслуживания специального человека на каждую печку. Все понимали, это не выход.

Сангородский или кто-то из его санитаров додумались поменять трубы местами. Для того, чтобы это понять, надо посмотреть на ниже помещённую схему.

Такое нововведение дало изумительные результаты: искры из труб почти не летели, от висевших в середине палатки труб шло дополнительное тепло, дрова в печах горели значительно медленнее, печи нагревались сильнее, расход топлива сократился. В ближайший день таким же образом было переделано отопление во всех палатках.

Недостаток этого способа заключался в том, что в поперечных трубах сравнительно быстро накапливалась сажа, которую приходилось чистить. Естественно, что внутренний вид палатки от протянутых вдоль неё железных труб не выигрывал. Но эти недостатки были не так значительны по сравнению с полученными выгодами.

Для палаток ППМ по аналогии придумали изгибать трубы в форме различных зигзагов. Естественно, что подобные усовершенствования, начатые с лёгкой руки сортировки, потребовали большого количества труб. Вскоре все имевшиеся в распоряжении интенданта трубы расхватали, а они ещё были нужны для переоборудования многих палаток. Пришлось ему и его работникам пуститься на поиски, которые увенчались успехом. Недалеко, километрах в двух от расположения батальона, находилась небольшая деревня. Предыдущими бомбёжками и артобстрелом все дома в ней были разрушены и сожжены, жителей не было, но на пожарищах валялось много кровельного обгоревшего железа и водосточных труб. Среди санитаров оказались два кровельщика, которые в дальнейшем и обеспечивали трубами все подразделения.

Через несколько дней пришлось делать ещё одно приспособление в отоплении. От раскалявшегося докрасна дна железной печки, а также выпадавших из её дверцы угольков, а иногда и целых головёшек, часто загорался брезентовый пол палатки, что тоже доставляло немало хлопот. Для устранения этого недостатка пришлось соорудить нечто вроде ящика с песком и ставить печку в этот песок. Кажется, на этом усовершенствование и рационализация отопительных приборов в медсанбате окончилась. За все последующие годы войны ничего лучшего для отопления палаток придумать так и не удалось.

Мы описали это как будто незначительное дело для того, чтобы показать, как необходима была сноровка, изобретательность и находчивость даже в самых простых делах по устройству батальона в полевых условиях, и как мало был подготовлен для этого его персонал. В дальнейшем мы ещё не раз остановимся на том, как люди медсанбата, в том числе и наш главный герой, выходили из затруднительных положений в разрешении самых неожиданных и самых, казалось бы, мелких вопросов, которые, конечно, никакими наставлениями, уставами и приказами не предусматривались, да, пожалуй, и не могли быть предусмотрены.