Энцо Феррари. Победивший скорость

Чего стоит жизнь пилота в реальности, показали гонки на Нюрбургринге. Несравненная когда-то местная четырнадцатимильная трасса, именовавшаяся по-немецки Nordschleife (северная петля), насчитывающая 175 поворотов, бесконечно меняющая горизонт, давно уже стала исторической достопримечательностью. Построенная в 1927 году, она была свидетельницей многих подвигов и славных дел. Тацио Нуволари и Хуан Мануэль Фанхио использовали ее как своеобразное полотно, на котором колесами рисовали свои шедевры. В окружавших трассу лесах и горах Айфельского горного массива обитали души Роземайера, Караччиолы, Варци, Аскари и Мосса. Лауду эта мистическая трасса буквально завораживала, с другой стороны, он не уставал повторять, что в смысле безопасности она оставляет желать много лучшего. И не потому, что организаторы гонок пренебрегали своими обязанностями — совсем нет. Просто трасса имела слишком большую протяженность, и, чтобы расставить по всей ее длине необходимое число маршалов, их бы потребовалась целая армия. Нельзя, впрочем, сказать, чтобы попытки как-то осовременить и модернизировать трассу не предпринимались. В 1973 году по рекомендации Джеки Стюарта был принят трехлетний план капитальной реконструкции ограждений, но и это не смогло обеспечить Нюрбургрингу необходимой по современным стандартам безопасности. В начале 1976 года на собрании Ассоциации гонщиков Формулы-1 Лауда даже предложил эту трассу бойкотировать; в Италии тут же нашлись строгие блюстители гонщицкого кодекса чести, которые пустились в рассуждения по поводу того, что пилоту «Скудерии Феррари» не пристало избегать риска там, где подвергали риску свои жизни многие отважные гонщики предыдущих поколений. В любом случае, инициатива Лауды не получила поддержки, и Гран При Германии прошел на той самой трассе, где и было запланировано.

Как бы ни относился Лауда к этой трассе, во время квалификационных заездов он занял второе место и расположился на стартовом поле рядом с Хантом. 1 августа, в день гонок, небо хмурилось, казалось, вот-вот пойдет дождь, и Лауда выехал на старт в дождевой резине. У Нюрбургринга была еще одна особенность: ее большая протяженность превращала круг почета в затяжной фарс. С практической же точки зрения это означало, что гонщикам почти никогда не удавалось провести рекогносцировку непосредственно перед гонками. Между тем здесь, как и в Спа, в случае плохой погоды всегда существовала вероятность того, что струи дождя зальют только часть трассы, а другая ее часть останется абсолютно сухой. Стартовав и завершив первый круг, Лауда осознал, что дождя не было на всем протяжении трассы и что он, поставив на машину колеса с дождевой резиной, поторопился и допустил ошибку. Чтобы ее исправить, Лауда в конце первого круга заехал в боксы и сменил дождевую резину на «слик». После этого он возобновил гонку и помчался вдогонку за соперниками, чтобы восстановить утерянные позиции. Идя на сумасшедшей скорости, он, уже почти достигнув поворота «Бергверк», на мгновение потерял управление, в результате чего машину повело вправо, вынесло с трассы и швырнуло на проволочный барьер ограждения. Пробив барьер, его машина зацепила земляную насыпь. Удар был настолько силен, что машину отбросило назад на трассу, где она, пару раз крутанувшись, замерла без движения. Из поврежденных проволокой топливных баков хлестало горючее, готовое в любую секунду воспламениться. Кроме того, проволочной сеткой у Лауды сорвало защитный шлем. В результате, когда машина загорелась, голову и лицо гонщика, не успевшего выбраться из кокпита, стали лизать языки пламени. Это не говоря уже о том, что Лауда, вынужденный вдыхать едкий, токсичный дым и пары бензина, едва не задохнулся. Четыре машины, которые Лауда обошел, выехав из боксов, — Surtees Бретга Лангера, наследника миллиардов Дюпона, Williams Артуро Мерцарио, бывшего гонщика «Скудерии», и два Hesketh — Гая Эдвардса и другого австрийца, журналиста в прошлом Харальда Эртля, — оказавшись перед пылающим алым автомобилем, остановились. Гонщики выскочили из кокпитов и устремились на помощь маршалам, которые вытаскивали потерявшего сознание Лауду из горящей машины. Общими усилиями австриец был извлечен из охваченного огнем кокпита и доставлен в карете «Скорой помощи» в госпиталь в Мангейме, где, пока врачи боролись за его жизнь, его исповедал священник.

В Маранелло всех объял ужас. Феррари, наблюдавший за гонками по телевизору, снял трубку и по старой памяти набрал номер телефона Луки ди Монтедземоло. «Когда Ники Лауда загорелся на трассе на Нюрбургринге, — вспоминал десять лет спустя Монтедземоло, — Феррари позвонил мне буквально через минуту и спросил: «Как думаешь, Лука, кого нам взять ему на замену?» Как всегда, Старик продемонстрировал свою глубочайшую заинтересованность в деле, которому он служил. Но в данном случае это граничило с откровенным цинизмом. Словно устыдившись этого, Феррари быстро сменил тему и заговорил о состоянии Лауды». Когда над местом аварии пошел дождь и водяные струи смыли с трассы пятна гари и потеки масла, комментатор стал рассуждать о возможных причинах катастрофы. В частности, высказал предположение, что дело тут скорее всего в какой-нибудь поломке. Сидевший у телевизора Феррари ударился в мрачные реминисценции — вспомнил о катастрофе во время тысячемильных гонок «Mille Miglia» в 1957 году, о смерти Муссо и Коллинза в 1958-м, об инцидентах с фон Трипсом в 1961 году и с Бандини — в 1967-м, а под конец неожиданно объявил своим сотрудникам, что уходит из гонок.

В течение месяца всем казалось, что он сдержит свое слово. «Скудерия Феррари» словно умерла: хранила полное молчание о возможных причинах катастрофы и не выставила ни одной машины для участия в Гран При Австрии в Цельтвеге. Когда Лауда, все еще находившийся в госпитале, об этом узнал, его гневу не было предела — он считал, что все это происки менеджера Аудетто. На следующие гонки в Зандвоорте «Скудерия» все-таки отправила одну машину, которой управлял Регаццони. Несмотря на то что он остался в единственном числе, ему удалось занять второе место. Между тем Феррари с подачи Монтедземоло вел переговоры с Карлосом Рейтеманом. Аргентинцу до такой степени не терпелось вступить в «Скудерию», что он из собственных средств заплатил неустойку Берни Эклстоуну — хозяину команды Brabham. Через шесть недель после того, как Лауда попал в аварию, Рейтеман приехал в Монцу, чтобы принять участие в Гран При Италии. К большому удивлению Феррари, перед началом гонок ему позвонил Лауда и сказал, что тоже хочет выйти на старт. Таким образом, в Монце «Скудерию Феррари» представляли целых три гонщика. Регаццони, хотя ему никто не отваживался об этом сказать, начал понимать, что дни его в «Скудерии» сочтены. Лауда приехал на трассу с замотанной бинтами головой: его раны еще не зажили, и из них сочилась кровь. Несмотря на сильную боль, которую причиняли ожоги и раны, Лауда занял в гонке четвертое место и дважды показывал лучшее время на круге. Рейтеман пришел девятым. Вернувшись в боксы, он стал жаловаться, что кокпит модели 312Т для него тесноват. Это помогло Феррари разрешить проблемы, связанные с включением в команду третьего гонщика. Рейтеман до конца сезона испытывал машины во Фьорано, в то время как Лауда и Регаццони участвовали в трех заключительных гонках сезона — в Моспорте, Уоткинс-Глен и Фудзи.

У Лауды были сильно обожжены веки, уши и кожный покров головы, но он стремился доказать Старику, что и раненный в состоянии защитить свой чемпионский титул, на который в данный момент покушался Хант. Проблема с подвеской заставила Лауду в Канаде снизить темп, и эту гонку он закончил восьмым. В Уоткинс-Глен он был третьим — вслед за McLaren Ханта и Tyrrell Джоди Шехтера. Догнать их, будучи не в форме, он был не в состоянии, поэтому старался набрать как можно больше очков. Невероятная выдержка, позволявшая Лауде, превозмогая боль, участвовать в гонках, принесла свои плоды. Когда команды встретились на трассе Маунт-Фудзи, откуда открывался вид на покрытую искристым белым снегом вершину огромной горы, он все еще опережал Ханта на три очка и по-прежнему имел шанс победить в чемпионате. Лауде была нужна эта победа — и не только для того, чтобы подтвердить свое право на чемпионский титул. Австриец жаждал своей победой заткнуть глотки тем, кто распускал слухи о том, что его несвоевременное возвращение поставило «Скудерию» в невыгодное положение.

В квалификации он занял третье место и должен был стоять на стартовом поле позади McLaren Ханта и Lotus Марио Андретти. Если бы он опередил Ханта или если бы они оба сошли с трассы, чемпионский титул достался бы ему. Еще до начала гонки полил дождь — настолько сильный, что никто из болельщиков не мог припомнить ничего подобного. Поначалу гонщики даже отказывались выезжать из боксов — за исключением Регаццони и такого же чокнутого, как он, итальянца Витторио Брамбиллы, управлявшего March, которые первые направились к месту старта. Дождь безжалостно хлестал по склонам Фудзи; мутные струи дождевой воды низвергались с горы и заливали трассу, которая теперь более всего напоминала бурную горную реку. Когда машины выехали наконец из боксов и покатили к стартовому полю, они походили на скоростные катера, рассекавшие носом волны и оставлявшие за собой длинные пенистые «усы». Ничего не поделаешь: в соответствии с контрактом гонщики должны были ехать при любой погоде. Некоторые пилоты даже радовались этой аномальной ситуации. Они надеялись, что дождь сведет преимущество грандов на нет и у них появится шанс отличиться. Таких отчаянных водителей Феррари называл «гарибальдийцами» и очень их привечал, но Лауда к их числу не относился. Для этого он был слишком умен и расчетлив. Кроме того, он совсем недавно вырвался из объятий смерти и лучше, чем кто-либо, был способен оценить прелести жизни. На первом же повороте, к которому он подошел чуть быстрее, чем следовало, его машину занесло, после чего она заскользила по воде и едва не вылетела за пределы трассы. Остальные гонщики на самом малом ходу обогнули машину Лауды и скрылись за поворотом. Лауда пришел в себя и продолжил гонку, но на втором круге понял, что это выше его сил. Отстегнув привязные ремни, он выбрался из кокпита и ушел с трассы. «Когда ездишь в дождливую погоду, — вспоминал он, — нужно собрать в кулак все свои силы, призвать на помощь все резервы своего организма. Но у меня таких резервов не было, и езда по мокрой дороге окончательно меня доконала». Когда четверть дистанции была пройдена, дождь неожиданно прекратился, и трасса стала подсыхать. У Ханта были проблемы с машиной, он даже слегка сбросил скорость, но тем не менее сумел занять третье место. Таким образом, он, опередив Лауду всего на одно очко, стал чемпионом. Если бы Лауда чуточку успокоился, нашел в себе силы продолжить гонку, а потом, когда дождь перестал, немного поднажал, ему, вполне вероятно, удалось бы получить в этом году чемпионский титул во второй раз. Как оказалось, для этого ему лишь нужно было занять пятое место. Телефонный разговор, состоявшийся между Лаудой и Феррари в Токийском аэропорту, был коротким и резким. «Что с вами случилось? Вы хотите участвовать в гонках в следующем сезоне? Чем я могу вам помочь?» Это были вопросы, — вспоминал Лауда, — которые Феррари прежде никогда никому не задавал». Когда Лауда вернулся домой и стал ждать вызова из госпиталя на операцию, Феррари позвонил ему и предложил в следующем сезоне поработать у него менеджером. Лауда сразу понял, что произошло: босс утратил к нему доверие. Кроме того, Лауда не мог не знать, что, окажись он рядом с Рейтеманом, это неминуемо приведет к затяжному конфликту. Впрочем, ему на это было наплевать. Что-что, а конфликты не могли выбить его из седла. И тогда Лауда позволил себе напомнить Феррари о недавно подписанном ими договоре. Феррари сухо сказал, что он может остаться в команде, но что гонщиком номер один будет Рейтеман. «Гонщиком номер один, — наставительно сказал Лауда, — будет тот, кто покажет лучшее время и выиграет больше гонок».