За порогом вражды

«Санитарные станции» на рифах

Мы знаем, что постоянная очистка — первейшая жизненная потребность сидячих организмов. Избавлены ли от этой заботы остальные животные? Достаточно вспомнить, как старательно занимаются своим туалетом птицы, перебирающие клювом каждое перышко, кошки, вылизывающие свою шерсть с ног до самой шеи, обезьяны, выискивающие друг у друга насекомых, — достаточно представить себе все это, чтобы можно было с уверенностью сказать, что в чистоте и гигиене в той или иной степени нуждается все живое.

Рыбы в этом отношении тоже не исключение. Казалось бы, они так быстро двигаются, одеты в такой гладкий, блестящий панцирь, что к ним никакая нечисть пристать не может. Но это только кажется. На самом деле чистота их туалета — следствие вовсе не его неуязвимости для паразитов, а плод усилий «профессиональных» чистильщиков, посвящающих свою жизнь заботе о надлежащем санитарном состоянии других рыб. Не будь чистильщиков, многие виды рыб давно прекратили бы свое существование. Во время процедуры чистки, которая периодически повторяется, между чистильщиками и их клиентами как раз и устанавливаются временные симбиотические отношения.

Обычно рыба, желающая привести в порядок свой туалет, подплывает к коралловому кусту и замирает над ним в вертикальном поле жегши. Это служит сигналом для живущих здесь маленьких рыбок-чистильщиков, которые быстро подплывают к своему клиенту и принимаются его чистить. При этом одни склевывают все лишнее с его боков, другие забираются под оттопыренные жаберные крышки, а третьи залезают прямо в пасть. Случается, что, если рыба, прибывшая на санобработку, сама не раскрывает пасть, один из чистильщиков начинает тыкаться в края ее рта и быстро добивается своего.

Работают чистильщики на совесть. Они не только склевывают паразитов, присосавшихся к небу, краям глотки, лепесткам жабер или застрявших между зубами, но и «врачуют раны», тщательно удаляя с кожи любой нарост, любую неровность. Обрабатывая поверхность тела рыбы, чистильщик все время касается ее брюшными плавниками и этим как бы сигнализирует о своем местонахождении. В ответ рыба помогает ему в работе — то плотнее прижимает плавники, то, наоборот, распускает их веером, оттопыривает жаберные крышки и т. д. Иными словами, между обеими рыбами устанавливается полное взаимопонимание. Некоторые рыбы на время чистки даже изменяют цвет. Например, темные единороги становятся светло-голубыми. И это не случайно: на светлом фоне паразит гораздо заметнее.

Когда клиент сочтет, что его наряд стал достаточно опрятным, он энергично захлопывает пасть и тут же ее снова открывает. Это сигнал, по которому чистильщики должны ее покинуть. Затем характерным встряхиванием тела подается приказ и санитарам, работающем снаружи: пора, мол, и вам кончать.

Часто крупным рыбам, нуждающимся в санитарной обработке, даже не приходится просить чистильщиков об этой услуге. Те бывают настолько предупредительны, что, еще издали заметив своих клиентов, сами спешат им навстречу. Приглашая новых и особо «важных особ» почиститься, санитары затевают перед ними характерный ритуальный «танец»: ритмично покачиваются из стороны в сторону, грациозно распускают плавники, приподнимают и опускают хвост (перед старыми знакомыми они не танцуют). Основное назначение такого танца — парализовать хищнический инстинкт опасных посетителей. Загипнотизированные подобной обходительностью, хищники застывают в самых необычных позах — вверх или вниз головой, лежа на боку, иногда даже вверх брюхом — и позволяют начать себя чистить.

Энбль-Эйбесфельдт рассказывает, что в неволе между чистильщиками и клиентами завязывается иногда нечто вроде личной дружбы. У него была, например, рыба-бабочка, имевшая своего постоянного «лейб-саннтара». Когда однажды к ней подсадили другого чистильщика и он прогнал своего предшественника, то бабочка попросту не подпустила к себе этого самозванца. Как только вместо новоявленного санитара вернули прежнего, она сразу изъявила желание почиститься.

Надо заметить, что чистильщики трудятся не бескорыстно. Все, что удаляется с клиентов, тут же ими поедается. Ради этого они, собственно, и трудятся. Но паразиты не только не единственная, но даже и не главная их пища. Без нее они могли бы совершенно безболезненно обойтись. Одни виды чистильщиков — мелкие хищники, другие растительноядны. Что побуждает их столь безотказно заботиться о пользе чужих видов? Вот загадка, пожалуй достойная интересов всей биологии.

Явление санитарной чистки у рыб открыл в 1949 году американский исследователь Конрад Лимбо. Он же установил, что на рифах чистильщики держатся обычно на постоянных местах, где и ведут «прием» посетителей. Дорогу к этим «стационарным» пунктам санобработки — «санитарным станциям» — хорошо знают местные рыбы. Поблизости от «станций» можно встретить большие косяки рыбы, в том числе промысловой. Нередко сюда наведываются и обитатели открытых вод, например кефаль. Она приплывает целыми стаями и, покорно опустив голову вниз (и соответственно подняв хвост), терпеливо ждет своей очереди. По подсчетам ученого, в такие дни массового наплыва посетителей один проворный чистильщик может обслужить за шесть часов свыше 300 клиентов.

Лимбо первым выяснил роль санитаров в жизни коралловых рыб, прибегнув к простому эксперименту. Он старательно выловил всех чистильщиков на двух рифах Багамских островов и стал вести наблюдение за их рыбьим населением. Через несколько дней большая часть этого населения перекочевала в другие места, и рифы осиротели. У единичных же аборигенов, оставшихся на рифах, уже через две недели на коже и плавниках образовались открытые раны, наросты, участки, пораженные грибком, и т. п. Нормальная жизнь восстановилась на рифах только с появлением молодого поколения чистильщиков.

Сейчас известно около трех десятков видов рыб-чистильщиков, относящихся к разным семействам. Это бычки, губаны, рифовые окуни, бабочки, хирурги и др. Все они похожи друг на друга своими вытянутыми, наподобие клюва, рыльцами, яркой окраской и танцующей «походкой». Но самая удивительная черта, общая для всех санитаров, — их «личная» неприкосновенность. Трогать санитаров не смеет ни один даже самый страшный хищник. Запрет, наложенный природой, прочно запечатлен в памяти поколений. Санитары обычно не бегут от морских «волков», которые в их присутствии превращаются в кротких «овец». Впрочем, как стало известно в самые последние годы, запрет в абсолютном смысле этого слова соблюдается некоторыми видами только в момент самой чистки.

Трудно представить себе существо кровожаднее мурены, с ледяным блеском глаз раздирающей свою жертву. Не случайно древнеримские императоры держали мурен в бассейнах своих дворцов как средство устрашения рабов. Но каменный окунь промикропс, достигающий 2 м длины, и своим видом, и физическими возможностями, кажется, превзошел мурену. Сидит он в огромном гроте с широко раскрытой пастью, готовый схватить любую добычу килограммов этак на 150–200. Его феноменально широкие челюсти и глотка усажены сотнями мелких, но острых, как иглы, зубов, слегка загнутых назад. К всеобщему удивлению, в его чреве находили акул, черепах, колючих рыб-шаров и самих мурен.

В обычных условиях даже хирурги-санитары, подобно прочим рыбам, боятся его как огня. Когда же промикропса заедят морские «блохи», его отношение к хирургам резко меняется. Эти осторожные рыбы тогда без малейшего страха приближаются к хищнику и начинают его чистить. Очень немногим посчастливилось наблюдать, как спокойно и деловито кружатся хирурги в пасти морского чудовища, ловко выуживая паразитов, сидящих на его жаберных дугах и между зубами. Закончив процедуру чистки, рыбки выбираются наружу и спокойно уплывают восвояси. Этот пример, очевидно, совершенно аналогичен упомянутому симбиозу между египетским бегунком и крокодилом.

И еще один неписаный закон действует на «санитарных станциях». Если к ним устремится вдруг сразу много самых различных клиентов, то, естественно, удовлетворить их потребности одновременно небольшой «штат» санитаров окажется не в состоянии. В этом случае можно наблюдать, как даже крупные хищники терпеливо ждут своей очереди, не пытаясь воспользоваться силой, чтобы разогнать беззащитных растительноядных рыб или тут же поживиться ими. Рыбы как бы считаются с правом того, кто пришел раньше. Не убеждает ли нас все это в высокой организованности «общества» самого низшего класса позвоночных, в богатстве и сложности форм поведения его членов?!

Репутация неприкосновенности, прочно утвердившаяся за чистильщиками, породила подражателей, копирующих их окраску, рисунок и повадки. Одни из них рядятся в чужую одежду ради сохранения собственной жизни, другие — чтобы притупить бдительность своей жертвы и не спугнуть ее раньше времени. Так или иначе сам факт существования ложных чистильщиков лишний раз говорит о том, что в подводном мире никогда не прекращается жестокая борьба за жизнь. Обман удается потому, что псевдочистильщики встречаются значительно реже настоящих. И то на него больше поддаются молодые, неопытные рыбы. Взрослые же распознают обманщиков довольно легко. Этим и ограничен рост их численности. Впрочем, перед имитаторами открылись бы более широкие перспективы развития, если бы они переняли от своих моделей и их умение чистить.

На тех же рифах на глубине свыше 20 м в роли санитаров подвизаются креветки. Вот, например, на ярко-красной рыбе крылатке из семейства морских ершей сидит изящная и такая же ярко-красная креветка с белой полосой вдоль спины и старательно соскребает что-то своими длинными клешнями. Лимбо убедился, что креветки, подобно рыбам-чистильщикам, часто тоже приманивают к себе клиентов, энергично шевеля усиками. Те охотно подплывают и подставляют креветке то место, которое хотят почистить. Разрешают также забираться к себе в рот и под жаберные крышки.

Креветки очень нежны и аппетитны, и не только на человеческий, но и на рыбий вкус. Однако ни одна рыба, как бы голодна она ни была, никогда не позволит себе закусить креветкой-санитаром, от которой зависит ее здоровье и красота.