Посланник

— Увы, убыть быстрее, чем есть, у вас не получится. Терпение нужно, а вас никто больше не потревожит, это я обещаю. Пока присаживайтесь и слушайте.

Я присел, в отличие от кабинета следователя, стулья здесь были мягкие, явно из кабинета какого-то большого начальника. Полковник немедленно полез в шкаф и принялся что-то искать.

— С утра ваш Коростин был, — сообщил он. — Ну и рассказал занятную историю, а потом и рапорт от Башкина принесли, где он всё подтверждает. Могу сказать одно: вы герои. Все. И, как настоящие герои, заслуживаете награду. В первую очередь именно вы, Дмитрий Сергеевич, как человек, избавивший нас от многолетнего геморроя в лице этой твари Пасечника. Командование в будущем на полном серьёзе допускало проведение в тех местах полноценной военной операции, но обошлось. Благодаря вам.

Тут он замолчал и вынул из шкафа длинный чехол, в котором обычно таскают охотничьи ружья.

— Так уж вышло, что вам регулярно достаётся экспериментальное оружие, — он положил чехол на стол, но открывать не спешил. — Вы говорили, что штуцер ТОЗовский тяжеловат? Отдача сильная?

— Очень, — не стал я спорить. — Если с сошек стрелять, то, наверное, сойдёт. А стоя и с плеча, да много раз — это пытка.

— Согласен, а автоматным или даже винтовочным калибром стрелять в тех же сектантов — это несерьёзно. Практика показала, что они с кучей дырок в шкуре успевают до стрелка добежать и голову ему отрезать. Солдаты проблему решают ураганом огня и применением дробовиков. Ещё конструкторы с пулями мудрят, чтобы летальность повысить. Что же до ополченцев — так я называю милиционные формирования, отряды людей, что выживают на дикой территории, — то им больше подойдёт дальнобойный карабин большого калибра. У нас их делали раньше, но мало и редко, а теперь почти все производственные мощности остались на территории, оккупированной нечистью, придётся линейку с нуля делать.

— Сделали?

— Ну, как всегда, экспериментальная партия. Но я вам хочу выдать то, что образцом послужило.

Он расстегнул чехол и вынул охотничий карабин с ручной перезарядкой.

— Вот, — объяснил полковник. — Во время одного из визитов в Европу, нашли в богатом особняке. Австрийский карабин «Манлихер», калибром девять и три, как понимаю, для охоты на крупного африканского зверя. Слоны, там, буйволы или носороги. Таких всего три было, два оружейникам ушли, а этот у меня остался. Только запас патронов невелик, всего меньше сотни, но их у нас уже в производство пустили, думаю, через месяц завезут партию.

Я протянул руку и взял оружие. Дерево приклада давало приятное ощущение теплоты, без лакового покрытия, чем-то пропитано. По сюжету должна была присутствовать оптика, но её не было, только открытый прицел, к тому же нерегулируемый. Взялся за рукоять затвора, поднял, отвёл назад, поразившись лёгкости хода, щёлкнул курком. Отличное оружие, теперь осталось разобраться с механизмом и пристрелять. Тут же были патроны, я поднял один, длинная латунная гильза и пуля со срезанным кончиком. У других были пули острые, закруглённые, полуоболочечные. Набор на все случаи жизни.

— А их перезаряжать можно? — спросил я у полковника, который присел за рабочий стол.

— Не уверен, — он пожал плечами. — Если и можно, то результат, скорее всего, на точности скажется. Впрочем, спросите у Гриценко, он тут за оружейника, к нему даже мои парни с проблемами идут. Ну, или подождите заводских, вам ещё и револьвер обещали.

Повесив на плечо карабин, я ещё раз поблагодарил полковника за подарок, после чего вышел на улицу, где сразу же нос у носу столкнулся с Башкиным.

— Дмитрий Сергеевич? — он немедленно взял меня в оборот. — Я вас уже давно ищу, срочно нужна ваша помощь.

Ухватив меня за локоть, потащил вдоль улицы. Блин, всем я нужен. А я поспать хотел.

— Что случилось-то?

— Для начала: как ваша рука?

— Рука? — я задумался, с вечера, когда отходил ко сну, рана в руке адски болела, несмотря даже на уколы, а теперь осталась только слабая ноющая боль. Надо бы под повязку заглянуть, как там. При этом подвижность полностью восстановилась. Временами даже забывал, что ранен. — Вроде, нормально.

Я показал ему кисть правой руки и несколько раз сжал кулак.

— И как вы считаете, это нормально, что с вашей рукой всё нормально? После сквозного-то ранения, да ещё холодным оружием?

— Что-то не так?

— Наоборот, всё так, даже больше того. Вы не забыли, что пили живую воду? Так вот, она ещё действует.

— Ну, я рад.

— И я рад, а потому хочу вас использовать в своих целях.

— Может, ну его? — неуверенно спросил я.

— Смотрите, вы показали феноменальную выносливость при работе с «яблоком», до этого пили живую воду, а теперь у вас заживают раны быстрее, чем на собаке. Лучшего кандидата не найти.

— Во-первых, для чего? Во-вторых, мы, вроде, на «ты» общались?

— Насчёт общения, тут вы правы, да только я разделяю понятие «боевая обстановка», где общаться лучше всего матом, даже если вы интеллигент в надцатом поколении, и рабочий процесс, когда стоит помнить о вежливости и такте. Поэтому, сейчас на «вы». Что же до моей цели, то тут всё просто: из центра подвезли нужное оборудование, теперь кому-то стоит заглянуть в разведанный вами же «выход».

— Это то место, куда Седой голову сунул?

— Да, по нашим расчётам там можно пошарить на предмет ценностей. Любых.

— Хм. Допустим, Седой через пять секунд отрубился, я выдержу десять. Какие ценности я за это время отыщу?

— В Политбюро не дураки сидят, — гордо заявил учёный. — Оборудование уже прислали, теперь я его до ума доведу, а дальше вы наденете скафандр и пойдёте туда. По косвенным признакам, там несколько помещений, очень может быть, что внутри есть ценности. Впрочем, поверьте мне на слово, что даже простой булыжник из того мира имеет некоторую ценность для науки.

— Ну, если для науки, — обречённым тоном проговорил я. — Тогда согласен. Несите ваш скафандр.

— Не готов ещё, ориентировочно, сегодня вечером. Ну, не вечером, а часов в пять. Устроит вас?

— Да, — я прикинул, что заниматься всё равно нечем.

— Хорошо, отдыхайте пока, я вас найду.

Башкин немедленно убежал в направлении штаба, а я отправился в школу. Надо проверить, как там Марина, не исключено, что товарищи из органов уже и к ней наведались.

Так и вышло, когда я прибыл, Марина сидела у меня в кабинете в слезах.

— У тебя тоже были? — спросил я, уже зная ответ.

— Угу, — она кивнула и вытерла слёзы. — Они сказали…

— Я знаю, — перебил я её, пытаясь избежать нового приступа рыданий. — Мне они тоже многое говорили. А потом пришёл местный военный начальник и ловко посадил следака на жопу. Среди прочего, сказал ему, что за какие-то действия против тебя тот отправится на Крайний Север поднимать целину. А даже если конкурирующая фирма придумает гадость, мы скоро будем далеко отсюда.

— Как скоро? — она почти успокоилась.

— Ну, думаю, через месяц, не больше. Фёдорыч всё ещё ждёт комплектующие, как привезут, так и поедем.

— Ты есть хочешь? — спросила она, меняя тему, может быть, сама не хотела говорить о неприятных вещах. — Я прихватила в столовой.

Не знаю, можно ли в столовой прихватывать еду, но две приличных размеров тарелки с варёной картошкой, а также несколько кусков жареного мяса напомнили мне, что я зверски голоден. В следующие минут десять я только и делал, что работал челюстями. Уже потом, отвалившись от стола, снова обратил внимание на жену. Возникла мысль обнять её, наговорить ласковых слов и завалить на брачное ложе, но кровь отлила к желудку, а потому, вместо слов любви, я сыто рыгнул.

— Фу, — немедленно высказалась Марина, но на лицо её вернулась улыбка. — А что ты принёс?

— Винтовка, подарок от полковника, — объяснил я. — Кстати, могу тебе отдать, она крупнокалиберная, но не такая мощная, как мой штуцер.

— Нет, меня моя устраивает, — отмахнулась она, — а вот потренироваться стоит. Я в последнем бою половину патронов мимо расстреляла, хотя расстояние было смешным. Не могу упреждение брать, когда враги постоянно перемещаются.

— Предлагаю… — я прикинул, что сейчас только утро, ну, пусть часов одиннадцать, а работа мне предстоит только в пять. — Давай на стрельбище сходим. Патронов-то у нас хватает.

— А где тут стрельбище?

— Ты же местная, — я усмехнулся. — Но вообще, стреляют на стадионе, там есть рубеж на сто и двести метров.

— Тогда пойдём.