Посланник

— Учёный наш сегодня на Большую землю поехал, ну, или как оно там называется, сказал что будет звонить чуть ли не Генеральному… кстати, а кто у них во главе страны?

— Если не ошибаюсь, Юрий Прокофьев, не помню точно, был такой у нас или нет, может, и был, да ничем не отметился. Да, собственно, какая разница? Сидит на посту какой-то функционер, да и пусть сидит, система-то работает, как это ни смешно, а такие вот испытания систему укрепляют ещё больше.

— А вообще, много отличий в мирах? Или только России касаются?

— Подробно этот вопрос не изучал, но попадались учебники истории, пролистав их, сделал вывод, что точка бифуркации где-то в тридцатых годах находится.

— Точка чего? — не понял я, хотя слово было знакомое.

— Ну, — он сложил вместе два указательных пальца, а потом развёл их в стороны, — то место во времени, где наши миры разошлись. Их миру, если можно так сказать, повезло. Часть исторических деятелей второй половины двадцатого века другая, Хрущёв, представляешь, погиб на войне, как-то случайно получилось. Сталин прожил на год дольше. После Сталина правил Маленков, а негласно — Берия, который, правда, очень подозрительно умер в шестьдесят первом году. Ну и остальных потрясений не было, Афганская война обошлась малой кровью и финансовой помощью, Чернобыльской катастрофы не было, правда, была катастрофа в Спитаке. Интересно, что и в Америке никакого Рэйгана не было, в это время правил какой-то другой президент, не помню фамилию. И в мире всё иначе было, с проблемами, но легче.

— А нынешнее руководство в курсе, что и как в нашем мире? — спросил я, разливая коньяк.

— А ты думал, — он посмотрел на меня снисходительно, — что мне бы помогали официальные лица, если бы я не написал подробный отчёт о мире с моей стороны? Написал всё, без утайки, в подробностях, долго беседовал с высокопоставленным человеком из Комитета. — Он выпил коньяк, слегка поморщившись, и продолжил: — не знаю, какой они из этого сделали вывод, но на ус намотали точно.

Беседовали мы ещё долго, осмысливая причудливость исторического пути человечества, потом пришла Марина, в грубой форме вытолкала Коростина, а потом и меня отправила спать, лишив на сегодня исполнения супружеского долга. Правда, я не возражал, и даже саму воспитательную беседу запомнил плохо.

Утро было… тяжёлым, коньяк, который так хорошо заходил с вечера, теперь просился обратно, мелькнула мысль полечиться, но запасов спиртного не осталось, а искать новые не было сил. Пришлось обходиться водой и чаем. Жена моя, сменив гнев на милость, раздобыла даже огуречный рассол. Смысл его я не особо понимал, но на всякий случай выпил два стакана, после чего отправился отлёживаться.

Но лежать долго мне не дали, уже часам к одиннадцати в кабинет ввалился Коростин, что характерно, чисто одетый, выбритый и настолько бодрый, что захотелось дать ему в морду.

— Дмитрий, вставай, там уже всё готово, — заявил он, встряхнув меня за плечо.

— Что готово? — не понял я, а от сотрясения голова взорвалась приступом боли.

— Посылки пришли, — напомнил он. — И для тебя кое-что есть, военные обещали. Вставай, если что, потом поспишь.

Проклиная всё и всех, я встал, натянул штаны и майку, после чего отправился с инженером в сторону штаба. Там как раз солдаты выгружали грузы из нескольких машин. Стоило мне появиться в поле зрения, как из ближайшего дома, что использовали под свои нужды военные, мне помахал рукой Башкин. Учёный выглядел странно озадаченным.

Собрались мы в большой квартире, присутствовал тут и местный главком, полковник Верещагин. Собственно, и собрание участников экспедиции открывал он. Начали с посылок для инженера.

— Вот тут всё, — полковник похлопал по стенке большого ящика из досок, крашеных в зелёный цвет. — Катушки, приборы и отражатели, хрупкое упаковали и засыпали в стружку, но проверяли на станции, там всё цело.

Коростин немедленно открыл крышку и едва не по пояс залез в ящик, где немедленно начал звенеть металлическими предметами, что-то бормоча себе под нос. Минут через десять он вылез обратно, отряхнулся от стружки и удовлетворённо кивнул.

— Всё на месте, остальное у меня есть, осталось добраться.

— Ну и добро, — сказал удовлетворённо полковник. — Теперь вы, Дмитрий Сергеевич. Как и обещали, прислали вам подарок, собственно, таких подарков у охотников на нечисть скоро будет много, изделия запустили в серию. Но вам дали первому за заслуги. Держите для начала.

На стол легли пачки с патронами к карабину. Отлично, если в каждой по двадцать штук, а всего их двенадцать, получается двести сорок, итого почти триста. С учётом невеликой скорострельности, потрачу небыстро. Кроме того, полковник ещё не закончил, на стол легли ещё две пачки, как мне показалось, длиннее обычных. Я немедленно схватил одну и распечатал. Точно, гильза стандартная, а вот пуля почти в полтора раза длиннее, да и выглядит странно. Нижняя треть покрыта стандартной медной оболочкой, дальше идёт голый свинец, а на самом кончике блестящее хромовое покрытие.

— А это что за пули? — спросил я, подняв взгляд.

— А пёс его знает, — честно ответил полковник. — Там не написано?

Я покачал головой, на коробке был указан калибр, количество в двадцать шесть то, что изготовлены они на Норильском Патронном Заводе. Издалека же пришлось везти. Ладно, потрачу пару штук на пристрелку (надо бы больше, да жаба давит, патроны явно ценные), в процессе выясню свойства. А Верещагин продолжал доставать из ящика бумажные пачки, на этот раз короткие, почти кубической формы, явно для пистолетных патронов. Взяв одну в руку, я разорвал обёртку.

— Револьверные, — объяснил полковник, положив передо мной увесистые вороненый револьвер. — Первая партия.

Отставив пачку, я взял в руку само оружие. Вес немалый, килограмма полтора или немного меньше. Рукоять удобная, залита в твёрдый пластик с выступами для пальцев. Немного повозившись, нашёл, как откинуть барабан, для этого требовалось повернуть тугой рычажок слева. А шток барабана служил экстрактором, если на него нажать, то выпадают сразу все пять стреляных гильз. Пять, в этом он нагану проигрывает, но иначе и быть не могло, поскольку калибр слоновий. А вот ствол, на мой дилетантский взгляд, коротковат, всего сантиметров десять-двенадцать. Что характерно, основа ствола — прямоугольник, в прямоугольной железке высверлен канал.

— Может, стоило ствол подлиннее сделать? — спросил я.

— Насколько я знаю, порох тут пистолетный, сгорает быстро, а потому максимальная начальная скорость пули достигается при такой длине. Ствол испытывали, особых нареканий не вызвал. — Он взял разорванную пачку патронов и выковырял один. — С патроном особо не мудрили, взяли ружейную гильзу тридцать второго калибра, укоротили до тридцати семи миллиметров и вставили пулю. В инструкции сказано, что патроны можно перезаряжать при наличии пороха нужного сорта и стандартного капсюля, а прочность ствола такова, что его динамитом не разорвать. Пули разрывные, — он пощёлкал ногтем по пуле, которая имела вид нераспустившегося цветка, — отверстие оставляют с кулак. Отдача сильная, так что лучше с двух рук стрелять.

Следом полковник вынул второй револьвер и отдал Коростину. Будем первыми счастливыми обладателями. Я прикинул оружие в руке, прицелился в угол. Тяжёлый, но не критично, удержать смогу. Целик простой, мушка тоже ничем не удивила. Если дальнобойность соответствует хоть тому же нагану, то этот вариант лучше, а если сравнивать с обрезом ружья, то лучше в разы. И калибр не подкачал. Тридцать второй — это что-то около всё тех же двенадцати с гаком. Неслабо.

— Теперь о грустном, — полковник поспешил всех расстроить, — вам уже, думаю, товарищ Башкин сообщил, что намечаются проблемы с оружием?

— И с патронами, — угрюмо кивнул я.

— Увы, не всё мне подвластно, — полковник развёл руками. — Карабинов можете взять хоть по пять на брата, а вот патронов… «в целях пресечения подпольного оборота боеприпасов и передачи их в руки незаконных вооружённых формирований», так это звучит. Могу, конечно, предложить вам подождать, через неделю комиссия уедет, тогда вздохнём свободно, кое-что спишем, боевые действия, как-никак идут.

— Нет, мы поедем завтра, — решительно заявил Башкин, который всё это время сидел на табуретке в углу и о чём-то сосредоточенно думал. — У нас всё готово, так что поедем, как положено, с карабинами, во избежание этой самой «незаконной передачи кому-то там».

— Ну, раз так, собирайтесь. — Вздохнул полковник. — Машина ваша в полном порядке, горючка загружена давно, припасы тоже.

— Выезжаем в пять утра, — подвёл итог Коростин. — А вам, товарищ полковник, спасибо огромное от всех нас.

— Не за что, — ответил тот, поднимаясь со стула. — Очень надеюсь, что ваше мероприятие завершится успехом. Тогда у нас появятся союзники, а восстановление мира пойдёт быстрее.

Мы пожали друг другу руки и разошлись, я вернулся к себе в номер и застал там Марину, которая, как ни в чём не бывало, готовила обед.

— У тебя всё готово? — я подошёл сзади и обнял её.

— На завтра? — зачем-то спросила она, не оборачиваясь. — Да, готово. Там и готовить нечего, бельё запасное, мыльные принадлежности и патроны. Продукты в машину ещё три дня назад загрузили.

— Патронов много?

— Сто восемь, но я стреляю метко, мне хватит. Правда, не дальше трёхсот метров. Ефим Петрович говорит, что это в стволе дело, старая слишком винтовка.

— Вот, держи, — я протянул ей наган. — Для самообороны, пользоваться ты умеешь.

— Да, умею, — сказала она, ухватив подарок.

Я вздохнул. Женщина ведь, ей бы колечку радоваться, платью новому или надцатому айфону, а она револьвер увидела и глаза загорелись. К ней по наследству перешла кобура и ремень со встроенным патронташем. А мне, соответственно, понадобится новая. Успеет Петрович за ночь сшить? Вообще, с ним о многом перетереть нужно.

— Сиди здесь, я скоро вернусь, — сказал я, подхватывая новое оружие.

— Поешь хоть, — Марина попыталась меня перехватить, но я увернулся.

— Потом поем, я ненадолго.