Клубок со змеями

***

Вас никогда не укладывали на голую спину осла животом вниз? Так, что голова свисает с одной стороны, а ноги с другой? При этом вы связаны по всем своим конечностям, а руки заведены за спину. Суставы полностью затекли и ноют. Желудок скручивает от голода. Голова буквально раскалывается на части, особенно в области затылка. И в довесок ко всему на лицо надет плотный пыльный мешок, отдающий в нос смрадом тухлых овощей.

Никогда я еще не испытывал в своей жизни столь большой букет изнурительных и мученических чувств. Причем разом. К тому же осел шел далеко не ровной походкой, так что меня то и дело слегка подбрасывало вверх, после чего ударяло животом о спину животного и выбивая воздух из легких. Полноценно же вдохнуть мешал пресловутый мешок. Полностью потеряв счет времени с того момента, как этот убогий кусок грязной ткани короновал мою голову, я лишь молился. Молился всем богам, которых знал, о скорейшем окончании этого путешествия, где бы ни была его последняя остановка. Но время крайне коварная штука — оно течет быстро, словно бурный горный поток, когда тебе хорошо, и плетется как дряхлый старик, когда тебе плохо.

Вот и сейчас я ждал конца. Но он все не приходил, а я гадал, что же произойдет раньше — сойдет ли мой мозг сума, или из тела выйдет дух? В итоге, оба предположения оказались ложными — первым остановился осел.

Я услышал звук спешившегося человека, а затем почувствовал, как кто-то поднял меня за ноги и сбросил вниз, будто мешок с навозом. К своему глубокому изумлению, я не ощутил ни удара, ни ушиба о землю. Словно мое тело упало на мягкое одеяло.

«Это что, песок? Зачем он завез меня в пустыню?».

Дышать было тяжело но, скорее, не из-за плотности ткани и нехватки воздуха, а от пыли, забившей ноздри сломанного носа и смрада, от которого сильно болела голова. Хотя наверняка она болела не только из-за этого. Тело ощущало приятный холодок, благодаря чему я предположил, что сейчас раннее утро, и солнце еще не успело накалить воздух.

Я закашлялся, с трудом сдерживая подступающую к горлу тошноту.

«Интересно, с чего меня может тошнить? Когда я последний раз ел? Позавчера? Ладно, теперь это не так уж и важно. О, Мардук, да сними же с меня этот мерзкий мешок! Я хочу вдохнуть полной грудью перед смертью!».

И он услышал мою мольбу. Только вот посланник воли бога отнюдь меня не обрадовал. Некто резким движением снял с меня пресловутый мешок, и я первым делом жадно вдохнул свежего воздуха, благодатно наполнившего легкие.

Я оказался прав — было раннее утро. Солнце еще не успело взойти, но предрассветные лучи уже окрашивали небосвод в молочно-бледный цвет, заставляя стремительно тускнеть ковер из мириадов различных звезд. Мое тело распростерлось на желтом песке в широком проходе между двумя высокими барханами. Он казался настолько просторным, что в нем спокойно могли разъехаться две крупные повозки, запряженные парочкой мулов. Лучи восходящего солнца еще не пробивались сюда, поэтому среди дюн царил сумрак. Легкий ветерок трепал мои взъерошенные волосы и приятно обдувал кожу своим прохладным дыханием.

Только сейчас я почувствовал, как сильно болят кисти рук и ступни ног. Суставы затекли, а места, перетянутые путами, серьезно ныли, но я слабо обращал на них внимание. Мой взор был полностью сосредоточен на ассирийце, чья внушительная фигура зловеще возвышалась надо мной, грозно очерченная в предрассветных сумерках. Как обычно, Тегим-апал злобно скалился, а правая рука покоилась на рукоятке меча, свисавшего с пояса.

— С добрым утром, дружок! — прогоготал он.

Я промолчал, продолжая пристально следить за ним.

— Как настроение перед последним путешествием в Иркаллу? Что молчишь? Я ведь тебе пока язык не отрезал! — новый приступ смеха заставил колыхаться его крепкую грудь.

Последнее замечание тюремщика окончательно убедило меня в том, что казнь не станет легкой. Видимо, Бел-Адад неплохо ему приплатил, чтобы отомстить мне за ту шуточку с кувшином мочи. Хотя, что-то мне подсказывает, ассириец захотел бы поглумиться над приговоренным и без лишнего поощрения.

Словно прочитав мои мысли, Тегим-апал прекратил смеяться, а затем, ухмыляясь, вытащил меч. Лезвие выскочило из ножен. Лязг от их соприкосновения неприятно ударил по ушам. Ассириец сделал пару шагов по направлению ко мне. Его массивные ноги в грубых кожаных сандалиях тонули в зыбком песке.

— Знаешь, совет жрецов приказал отрубить тебе голову, а останки закопать на пустыре к западу от Вавилона, — он выждал паузу, прерываемую лишь порывами ветра. Его черные волосы, ниспадающие до челюстей, вяло покачивались в такт дуновениям. — Но ведь они не станут проверять — в точности ли я выполнил их приказ. Им нет дела до простого мушкену. А вот храмовый писец отблагодарил меня за то, чтобы я продлил твои мучения, как м-о-о-жно дольше. Хоть я и так не прочь был это сделать, — он картинно развел руки в стороны, — извини, такая уж меня работа, дружок.

«Твоя работа четко выполнять приказ и следить за узниками темницы, а не мучить людей, поганый ублюдок!».

— Вот я и завез тебя сюда. Так далеко, что не видать ни города, ни Этеменанки. Здесь, посреди бескрайних песков, никто не услышит твой крик... кроме меня. И поверь, — он вновь хохотнул, — мне было совсем не трудно проделать этот путь. Ради удовольствия я готов пойти хоть на край света!

В этот момент я по-настоящему осознал, что такое одиночество и безысходность... Один на один, посреди моря желтого песка со своим палачом и мучителем. Человеком, готовым пойти на все, лишь бы утолить свою извечную жажду крови и насилия, оставаясь безнаказанным. Это осознание подавляло. Вгоняло в глубокую печаль и хандру. Однако не вызывало страха. Словно подземный источник, питавший колодец ужаса, иссяк, прекращая подпитывать липкое и неприятное чувство свежими силами.

Тюремщик присел передо мной, заглянув прямо в глаза:

— А еще господина Бел-Адада интересовало — откуда ты, дружочек, знаешь столько о положении дел в Междуречье? Я поначалу сам удивился и даже не поверил, но потом вспомнил — сам же подселил к тебе соседа. Того пухленького торговца, — Тегим-апал буквально выливал слова мне в лицо. Из его рта продолжало нести пивом. — Наверняка он и нарассказывал тебе сказок. А ты и рад был ушки навострить. В любом случае, теперь это уже не имеет значения. Торговец не сможет более никому ничего рассказать. Как, впрочем, и ты.

«Еще одна кукла уничтожена».

—- Сначала я отрежу тебе левое ухо. Затем правое. Чтобы больше никакие пухляши тебе ничего на них не вешали. Потом начну ломать пальцы на руках и ногах. М-е-е-дленно, чтобы ты не потерял сознание, — Тегим-апал провел кончиком лезвия по моему животу, останавливая меч напротив промежности, — ну, а потом я тебя оскоплю. И только тогда, если ты отчаянно попросишь, я, возможно, позволю тебе умереть.

Он надеялся увидеть в моих глазах страх. Отчаяние. Хотел услышать слова о милости. Возможно, я и потешил бы его жажду господства и власти над жизнью, только вот случилась незадача — меня накрыла очередная волна безразличия. Да такая крупная, что даже те ужасы, которые описал Тегим-апал, не заставили вынырнуть из нее.

Поэтому я спокойно ответил, не сводя с него взора:

— Валяй.

Тегим-апал в изумлении поднял брови и широко раскрыл глаза:

— А ты стойкий дружок. Однако это ничего не меняет. Пара взмахов мечом, и вы все начинаете визжать, словно недорезанные поросята. Неважно, кто передо мной — мушкену или муж.

Он встал во весь рост, поигрывая клинком. Я же перевел отсутствующий взгляд на светлеющий небосвод и наполнил свои легкие свежим утренним воздухом.

«А в пустыне, оказывается, не так уж и плохо. Особенно ранним утром, когда солнце еще не успело раскалить воздух и песок так, что на них можно мясо жарить. Хорошо, что я смог побывать здесь именно в эти минуты. Хоть что-то приятное будет в моей...».

— Стой, ассириец! — послышался властный голос.

Я резко прекратил созерцание неба и перевел взгляд на проход между барханами позади тюремщика. Тот, в свою очередь, удивленно обернулся через плечо. В полутора десятках локтей от нас в предрассветных сумерках виднелся силуэт всадника на красивом вороном коне. Неизвестный был облачен в полный доспех. Плотная кожаная рубаха, с нашитыми поверх металлическими пластинами, защищала его от шеи до колен. Голову венчал шлем-шишак, а на кожаном поясе красовался меч с золотой рукояткой. Сделав несколько шагов по направлению к нам, всадник остановил коня и ловко спрыгнул на землю. Осел ассирийца поднял голову и с интересом стал рассматривать незнакомца. Когда же тот сделал еще пару шагов навстречу, то он перестал быть таковым.

«Эти голубые пронзительные глаза на беспристрастном лице невозможно забыть».

Эмеку-Имбару. Командир отряда городских стражников.

«Интересно, что он здесь делает?».

— Что привело сюда такого благородного мужа? — прошелестел Тегим-апал, переставая поигрывать клинком и настороженно смотря на незваного гостя.

— Мне надо задать осужденному несколько вопросов.

— Боюсь, это невозможно, господин. Никто не вправе общаться с преступником после вынесения приговора. А мне поручено привести его в исполнение.

— После того, как я получу ответы, можешь исполнять свой приговор, но я выясню то, что мне нужно, — Эмеку-Имбару был все также невозмутим. Его пронзительные голубые глаза не переставали следить за ассирийцем.

— Если вы не уйдете, господин, то мне придется применить силу, — молвил Тегим-апал, медленно поворачиваясь боком к командиру.

— Я не уйду без ответов, — спокойно произнес воин, с лязгом обнажая меч.

— Что ж, дружок — ухмыльнулся ассириец, — я могу закопать и двоих в одну могилу.

Тегим-апал одним прыжком преодолел расстояние между ними, нанося рубящий удар. Он целился в грудь. Эмеку-Имбару легко отклонил выпад и тут же кольнул в шею в ответ. Однако ассириец отпрыгнул, и кончик меча пронзил пустоту.

Тегим-апал, злорадно оскалившись, начал медленно кружить вокруг командира, пытаясь зайти тому с боку. Стопы тюремщика продолжали погружаться в зыбкий песок, но это словно совсем не сковывало его. Эмеку-Имбару внимательно следил за ассирийцем, держа последнего в поле зрения и выставив меч перед собой.

Тюремщик вновь нанес рубящий удар. Эмеку-Имбару поставил блок. Звон металла разнесся по округе. Последовала череда взаимных выпадов. Лязг мечей взорвал тишину, заглушая легкие порывы ветра. Я вместе с ослом и лошадью составляли молчаливую троицу наблюдателей, равнодушно следившую за поединком со стороны.

После обмена ударами противники разошлись на расстояние нескольких шагов, продолжая следить за действиями друг друга.

— Хорошо орудуете мечом, господин, — продолжая ухмыляться, бросил Тегим-апал.

— Меня не уболтаешь, — спокойно ответил Эмеку-Имбару, — эти уловки оставь для других.

Ассириец осклабился, а затем сделал резкий выпад. Воин поставил блок, пытаясь отклонить клинок, но атака оказалась ложной — Тегим-апал внезапно изменил направление, пытаясь пронзить обводящей атакой снизу. Эмеку-Имбару с трудом ушел от выпада, но потерял равновесие и упал. Послышалось глухое бряцание металлических пластин. Песок налип на доспех. Тегим-апал быстро метнулся вперед и с яростью опустил меч, целясь в грудь. Однако клинок пронзил лишь песок — командир успел откатиться в сторону, а затем, вставая, нанес ответный удар наотмашь. Задел щеку ассирийца. На лице выступила кровь. Это привело Тегим-апала в бешенство. Издав рык, подобно голодному льву, он с удвоенной силой начал наступать на Эмеку-Имбару, нанося мощные удары. Лязг металла стал сильнее. Стражник спокойно отбивал каждую атаку, однако теперь уже не делая ответных выпадов.