Клубок со змеями

***

— Можно спросить? — шепотом произнес я.

Она ответила не сразу. Видимо, крепко заснула после нашего соития. Ко мне же сон наотрез отказывался приходить, несмотря на сильную слабость. Поэтому мне приходилось лежать, молча, смотря в потолок, обуреваемый мрачными мыслями под звуки тихого покачивания палатки на слабом ветру и отдаленные голоса наемников.

— Хм, что? — Бастет шевельнулась и открыла глаза, а затем прижалась крепче к моему правому боку.

— Я хотел спросить тебя кое о чем.

— Ну?

— Это неприятный вопрос.

— Тогда не надо.

— Почему?

— Не порти момент.

Я хмыкнул:

— Ну, хорошо. А об Азамате поговорить не хочешь?

— У меня вообще нет желания говорить. Возможно, это последний день в моей жизни, и я точно не хочу провести его в пустой болтовне.

— Они знают, что ты не моя рабыня? — все же задал я один из волновавших вопросов.

Бастет сильно толкнула меня коленом. Я даже слегка поморщился.

— Нет, — грубо ответила она, вновь закрывая глаза и всем своим видом показывая, что разговор окончен и дальнейшие расспросы бессмысленны.

Вскоре ее дыхание снова стало ровным и спокойным. Видимо, нубийка опять погрузилась в сон. Мою же голову продолжали раздирать всевозможные мысли и варианты дальнейшей судьбы.

В горле все пылало и пересохло. Сильно хотелось пить, но я не решался пошевелиться, рискуя разбудить Бастет.

«Ничего страшного. В конце концов, я могу еще немного потерпеть».

Ветер стих, и в окрестностях установилась полная тишина, лишь изредка нарушаемая приглушенными возгласами караванщиков. Такое умиротворенное спокойствие угнетающе действовал на меня. Жар от солнечных лучей, пробивавшихся внутрь, лишь ухудшал состояние. Добавившаяся ко всему этому слабость заставила-таки начать проваливаться в полудрему.

Я уже готов был отойти ко сну, как вдруг услышал шаги. Судя по звукам, людей было несколько. Бастет быстро проснулась и резко отпрянула от меня, забившись в угол палатки. Я же присел, опираясь о локоть здоровой руки, в ожидании непрошеных гостей.

И они не заставили себя долго ждать.

Полог палатки одернулся, впуская внутрь лучи слепящего солнца. На секунду я прищурился, а затем, когда ткань опустилась, мои глаза сумели разглядеть гостя. Им оказался Ассис. С непроницаемым лицом, в полном вооружении, он опустился на корточки и впился в меня своим изучающим взором, от которого стало не по себе.

— В чем дело? — произнес я, облизывая пересохшие губы.

Ассис ответил не сразу, а еще около минуты продолжал буравить меня взглядом. Я почувствовал, как мелкие и противные капельки холодного пота начали струиться по затылку.

Наконец, наемник произнес:

— Я задам один вопрос. Только один. И не стану повторять. В твоих интересах ответить четко и правдиво. Ты меня понял?

Я, молча, кивнул, внутренне сжавшись.

«Если мой момент настал, то пусть он сделает это быстро!».

— Сколько было гиен на самом деле?

Где-то в глубине души я подозревал, что командир наемников спросит именно об этом, но до конца надеялся на обратное. К сожалению, надежде сбыться было не суждено. И теперь я сидел перед ним, не в силах ответить. Не в силах ответить правду. Ибо знал, что, скорее всего, это будут последние слова, которые вырвутся из моих пересохших уст.

— Ты слышал, что я спросил? — голос Ассиса разрубил тишину, словно топор пальму.

— Да, — выдавил из себя я.

— Я жду.

Набрав в грудь побольше воздуха, я рискнул:

— Две.

Ассис слегка опустил голову и, поджав губы, кивнул.

Затем, о чем-то подумав, резко встал и сухо молвил:

— Выходи.

По тону его голоса я понял, что спорить бесполезно, поэтому, тяжело выдохнув, начал подниматься. Приступ слабости чуть было не уронил меня обратно на циновку, но я, хоть и с трудом, сумел устоять на ногах. Подождав, пока спадет пелена с глаз, я вышел вслед за наемником под лучи горячего солнца. Еще двое стражей каравана стояли неподалеку от колодца и внимательно смотрели в мою сторону.

— Две, значит, — произнес Ассис, глядя на меня.

— Да.

Недобрая усмешка появилась на губах командира наемников. Он вытянул вперед правую руку, сжатую в кулаке, и распрямил ладонь. На ее внутренней стороне красовался сморщенный и отсыревший комок полосатой шерсти, в котором я без труда узнал шкуру гиены. Словно насмехаясь надо мной, она слегка подрагивала под неуловимым движением слабого ветерка. Дав мне несколько секунд насладиться этим зрелищем, Ассис вновь сжал руку в кулак, а затем внезапно ударил меня в живот. Издав тихий стон, я повалился на колени. Следом я увидел, как его кулак вновь устремляется в мою сторону. На этот раз в лицо. Но, ни времени, ни сил, чтобы уклониться у меня не было. Секундой позже я уже беспомощно лежал на горячем песке, словно мешок гнилых овощей. Удар пришелся в подбородок, и я осторожно провел языком по зубам. К счастью, они все остались на месте.

«Спасибо, что не в нос. Ему и так досталось».

— Что будем делать с этой мразью? — донесся до меня голос одного из наемников.

— Ничего, — спокойно ответил Ассис.

— Его надо забить до полусмерти, привязать к пальме и бросить подыхать на жаре, заодно дав испить водички из колодца, — произнес второй страж каравана, смачно харкнув мне на лицо.

— Нет, — твердо отрезал Ассис, — по крайней мере, не сейчас.

— Почему?

— Хазин решит его судьбу. Его деньги, его воля.

— Жаль, — в голосе наемника и вправду слышалось искреннее сожаление.

— Свяжите обоих. Хоть этот калека ни на что не годен, как и его рабыня, но лишние трудности нам ни к чему. Нельзя допустить их побег, когда начнется суматоха.

— Будет сделано, господин.

— Не будет лишним поставить лучника наблюдать за входом в палатку, — предложил один из наемников, — так, на всякий случай.

— Они наблюдают за входом со вчерашнего дня. Ты меня за дурака держишь?

— Простите, командир.

«Лучники, значит? А я их даже не заметил...».

— И не смейте пить воду из колодца, — добавил Ассис прежде, чем уйти, — пусть Хазин раскроет кувшины с вином. Только не переусердствуйте. На рассвете все должны быть трезвы, как на марше.

— Слушаюсь, командир! — хором ответили стражи, после чего Ассис направился в сторону лагеря.

Пока длился разговор между наемниками, я продолжал лежать, отрешенным взором уставившись в синее небо. Снова. То вязкое чувство полного безразличия и равнодушия ко всему, в том числе и к самому себе. Я вновь начал ощущать эти волны, и на этот раз они были куда сильнее и погружали намного глубже, нежели тогда, в Вавилоне, за несколько мгновений до моей ожидаемой казни. И лишь тогда, когда меня ухватили за подмышки и поволокли в сторону палатки, словно куль с дерьмом, я стал выплывать из оцепенения. Наемники особо не церемонились.

«Да и с какой стати им это делать?»

Поэтому рука снова заболела, причем с такой силой, что я с трудом сдерживался, дабы не закричать.

Когда меня начали связывать, я вспомнил, что хотел пить. Жажда усилилась с тех пор в разы, и мне казалось, что я начинаю постепенно сохнуть изнутри. Я попытался сглотнуть слюну, но она перестала выделяться.

Как бы ни противно это было, я произнес:

— Воды.

— Хах, — хмыкнул стражник, связывающий в этот момент мне ноги, — может, сразу вина подать или тарелочку с фруктами? Лучше заткни свой поганый рот, пока я не выбил тебе все зубы.

— Посмотри, какая красавица, — донесся за моей спиной голос второго, — наши друзья неплохо с ней развлеклись. Почему бы и нам не отхватить кусочек этого темного пирожка?

— Ты слышал, что Ассис сказал? Нам запрещено более ее трогать.

— Вроде речь шла только об этой недобитой собаке?

— О ней тоже. Она должна сохранить товарный вид, дабы караванщик смог продать ее подороже.

— Да мы аккуратно, никто не узнает.

В яростном порыве я хотел дернуться, но крепкие путы, которые к тому моменту уже наложил наемник, не дали сделать хоть какого-то заметного движения. Веревки туго оплели ноги в районе лодыжек. Правая рука была заведена за спину и прижата другим канатом, обмотанным вокруг груди, что слегка затрудняло дыхание. Поврежденная конечность продолжала безвольно покоиться на перевязи.

— Заткнись, и заканчивай быстрее! — рявкнул первый наемник.

Второй издал короткий смешок и наигранно вздохнул.

Когда Бастет была связана по рукам и ногам, они двинулись к выходу, но прежде, чем уйти, второй спросил у первого:

— Эта мразь воды испить хотела? Так давай почерпнем ему тот божественный нектар из колодца! Я думаю, он нам даже «спасибо» скажет.

— Ты слышал, что сказал командир? Почему ты такой тупой болтун?

Второй стражник вновь загоготал, выходя следом:

— Эх, и почему ты всегда против моего удовольствия?

— Потому, что оно у тебя больное.

— Не строй из себя невинного праведника, — послышалось, как тот сплюнул на песок.

— Ты и впрямь тупой, — голоса стали медленно удаляться, как и шаги, — дело не в жестокости, а в несоблюдении прямых приказов...

Больше разобрать мне ничего не удалось, ибо мозг стал постепенно отключаться. Жажда становилась нестерпимой, поэтому забытье казалось настоящим избавлением, однако Бастет не дала им насладиться.

— Ушли.

— Что? — прохрипел я.

— Они ушли.

— Неужели? И как я этого сам не заметил.

Она не стала отвечать на мои выпады. Вместо этого я услышал, как нубийка ерзает за спиной.

— Что, спина зачесалась? — решил подшутить я, чтобы отвлечься от жажды и боли в челюсти.

— Ты можешь развязать веревки?

— Конечно, могу!

— Правда?

— Разумеется. Сейчас, только за мечом сбегаю.

— Хватит, Саргон, — зашипела она, — я серьезно.

— А как, по-твоему? — огрызнулся я, — и без того все плохо, а ты тут еще задаешь дурацкие вопросы!

— Может, они тебя не слишком туго затянули? Ты же калека все-таки.

— Спасибо, что напомнила.

— Они думают, что ты калека, — голос Бастет принял угрожающие нотки.

Уверен, не будь она связана, то непременно избила бы меня до полусмерти.

С трудом заставив себя забыть о боли и желании выпить воды, не особо веря в успех, я повернулся на левый бок и попробовал высвободить руку или хотя бы ослабить путы. Бесполезно. Веревки были завязаны накрепко.

— Ничего, — выдохнул я.

Бастет не ответила.

Какое-то время мы лежали молча. Жар дневного светила, проникающий сквозь стенки палатки, вкупе с гнетущей тишиной, удручающе действовали на меня. Уверен, на Бастет тоже. Вся ситуация в целом выглядела полностью безысходной. Голова раскалывалась, словно накануне я беспробудно пил несколько дней, но одна идея в ней, все же, промелькнула.

— Можно попробовать, — прошептал я одними губами, переведя взгляд на раненую руку.

От одной мысли, что я собираюсь сделать, тело кидало в дрожь, но другого выхода я не видел.

Заранее приготовившись и сделав глубокий вдох, я попробовал приподнять раненую руку. Нестерпимая боль тут же пронзила все тело, полностью отбивая какое-либо желание к любым попыткам освободиться. Я не сдержал крик и повалился на спину. Я не ощущал привязанной сзади руки. Она уже начал неметь. Все, чего мне хотелось, так это то, чтобы боль, наконец, ушла.