Клубок со змеями

***

С задумчивым видом, я вышел наружу. Внизу под откосом небольшое озеро уже вовсю переливалось в лучах света. Солнце ощутимо припекало. Слабый ветерок не нес абсолютно никакой прохлады и был обжигающе горяч.

Около десяти человек столпились возле дальнего конца водоема. Отсюда я не мог разглядеть их лиц, поэтому не знал, присутствует ли кто из списка на глиняной табличке среди тех людей. Они внимательно слушали, что говорила им Бастет. Из-за внушительного расстояния между нами, я не понимал даже приблизительного смысла ее речи, но голос нубийки звучал твердо и уверенно.

Переведя взгляд правее, я увидел знакомую вереницу верблюдов, привязанную к пальмам. Мне показалось, что с момента нашего прибытия в лагерь, животных стало немного меньше. Словно подтверждая мою догадку, чуть поодаль я заметил небольшую постройку без крыши. Внутри находился Ранаи. Он развешивал на внутренних частях стенок какие-то куски. Видимо, верблюжатина, готовящаяся к длительному периоду сушки и вяления на жарком солнце пустыни. Стенки же нужны для того, чтобы мясо постоянно находилось на сквозняке, дабы ускорить процесс сушки. При виде такого большого количества пищи, в животе у меня сильно заурчало. Со всеми этими разговорами и проблемами, я совершенно забыл позавтракать.

«Поскольку Ранаи сейчас занят, придется Гасану побыть моим слугой».

Его шатер располагался справа от моего, и я уже хотел позвать мадианитянина, чтобы он обеспечил меня хорошей едой, как вдруг заметил, что тот поднимается по холму прямо в мою сторону. В правой руке Гасан сжимал кувшин с вином. Его неплохо шатало из стороны в сторону. При виде столь неприглядной картины я нахмурился. Как только он приблизился ко мне на расстояние четырех-пяти локтей, я понял, что Гасан пьян. Сильно. Он так и не удосужился надеть обувь, а рубаха по-прежнему торчала из штанов.

— Я велел привести себя в порядок, а ты налакался, как последняя свинья! — рявкнул я на него так, что тот чуть не выронил кувшин на песок.

— П-п-п-ростите, господин Саргон, — он икнул и посмотрел на меня стеклянными глазами, — вы сами разрешили мне прибрать кувшинчик.

Не знаю почему, но я разозлился. Да так сильно, что не помнил, когда в последний раз испытывал подобную ярость. Может, чувство голода сделало меня таким раздражительным? Как бы то ни было, я схватил мадианитянина за шкирку и, несмотря на ноющую боль в поврежденной руке, подвел к чану, а затем с силой опустил его голову в воду. Последняя ощутимо нагрелась и теперь походила на теплое молоко. К моему легкому изумлению, Гасан не выронил кувшин. Наоборот, он вцепился в него, словно утопающий за соломинку. Подержав его под водой около минуты и послушав булькающие звуки, я отпустил мадианитянина. Тот вынырнул, пошатываясь и жадно глотая воздух. Его лицо заблестело на свету, подобно новенькой серебряной безделице. Не давая ему опомниться, я вырвал кувшин из его трясущихся рук.

— Больше вина ты не получишь! Месяц!

Мои слова привели Гасана в чувство быстрее, чем купание в чане с водой:

— Г-господин Саргон, вы же сами разрешили...

— Я разрешил взять кувшин вина, но я не приказывал напиться до положения риз!

Бедняга сильно побледнел. В глазах застыл животный страх, словно я приговорил его к немедленной казни. Руки Гасана затряслись пуще прежнего. Он сложил их в умоляющем жесте, словно обратился к самим богам.

— Прошу вас, господин, не наказывайте так строго. Зуб даю, не напьюсь я более! Только не лишайте меня вина! Особенно на месяц!

Я уже, было, хотел проявить твердость. Сказать, что мы не на рынке и торговаться бессмысленно, как вдруг услышал позади себя приятный и вкрадчивый голос.

— Сжальтесь над ним, господин Саргон. Уверен, он усвоил урок.

Я обернулся.

Позади меня стоял один из разбойников. Видимо, он появился с южной стороны лагеря, услышав крики. Налетчик был полностью бритым, так что его лысая голова блестела на солнце ничуть не хуже, чем мокрая физиономия Гасана. Пытливые коричневые глаза обрамляла темная краска на манер египетских узоров. Острый длинный нос напоминал клюв хищной птицы, а под ним играла широкая улыбка на тонких губах. Что-то в этой улыбке мне не нравилось. Она не была похожа на дружелюбную или открытую. Скорее на странную. Хитрую. Коварную. Она точно не вызывала доверия. Грудь разбойника защищал кожаный нагрудник, а на шее висел серебряный амулет в виде символа анх. Пояс украшал меч с деревянной рукояткой, и с весьма странной формы лезвием. Мне ранее не приводилось видеть подобных клинков. Он напоминал серп, заточенный с внешней стороны. Этакий острый полумесяц. Облик разбойника дополняли привычные темные штаны и кожаные остроносые сапоги.

Заметив, с каким интересом я разглядываю его оружие, он спросил вкрадчивым голосом, при этом продолжая улыбаться:

— Вам понравился мой хопеш?

— Что? — я непонимающе вскинул брови.

— Так называется этот клинок, — учтиво пояснил разбойник, — полагаю, жителям Вавилона, особенно такого происхождения, как ваше, оно не слишком знакомо?

«Такого происхождения, как ваше? Что этот накрашенный чурбан себе позволяет?».

С трудом сдерживая раздражение, подогретое голодом и ноющей болью, я спросил, хотя уже прекрасно знал ответ:

— Кто ты?

— Себекхотеп из Фив, к вашим услугам, — он склонился в поклоне, в котором чувствовалась насмешка.

— Писец?

— Верно, — он поднял голову, продолжая улыбаться. Эта улыбка начинала меня нервировать. — Откуда вы знаете?

— Бастет рассказала, — холодно ответил я, а сам мысленно приказал себе перестать распаляться.

На мгновение позабыв о Себекхотепе, я развернулся к Гасану, все еще стоявшему рядом с жалким видом и бормочущим молитвы своим богам. Хмуро сдвинув брови, я всучил ему кувшин с вином, несколькими минутами ранее отобранный у мадианитянина. Тот ухватился за него, словно от этого сосуда зависела его жизнь.

— Один кувшин вина в неделю. Растягивай, как хочешь. Хоть упейся им сегодня же. Но прежде принеси поесть. И побольше. Чтобы через полчаса в моем шатре стоял поднос с сосудом свежей воды и пара тарелок вяленого мяса, да сушеные фрукты. Шевели задницей!

Гасан, увидев мое суровое и непроницаемое лицо, прижал кувшин к груди, словно младенца, и поспешно скрылся в своей палатке.

— И приведи себя в порядок, наконец! — крикнул я ему в след.

— Не любите, когда пьют? — поинтересовался Себекхотеп.

— Не люблю, когда пьют не вовремя, — отрезал я, поворачиваясь к нему лицом.

Себекхотеп рассмеялся:

— Гасан не знает, что такое вовремя, но уверен, после сегодняшней трепки, он будет осмотрительнее.

Я еще раз внимательно оглядел этого человека. На каком-то подсознательном уровне Себекхотеп вызывал у меня скрытую неприязнь с примесью недоверия. И я никак не мог понять почему — то ли из-за внешности, то ли из-за этой постоянной мерзкой улыбочки, не сползающей с его тонких губ под острым хищным носом. И, судя по выражению его пытливых коричневых глаз, чувства эти были взаимны. Хоть он и скрывал их под напускным радушием и приветливостью.

— Раз уж я здесь оказался... — начал, было, он, но я перебил его.

— Интересно, что же ты делаешь?

Похоже, мой холодный тон нисколько его не смутил. Себекхотеп продолжал улыбаться.

— Госпожа Бастет повелела мне произвести счет драгоценностей — составить опись того, что следует отправить к месту тайника, а что разделить между воинами.

Я насмешливо отвел руку в сторону:

— Это место похоже на склад драгоценностей?

— Нет, конечно. Оно там, — египтянин указал тонким пальцем в сторону южной оконечности лагеря, но я не увидел ничего, кроме начинающихся песков пустыни. Словно прочитав мои мысли, Себекхотеп добавил. — Отсюда не видно, но у нас там вырыто большое углубление в земле, куда мы временно складываем все награбленное, пока не проведем расчеты.

— И что же заставило тебя оторваться от столь важного дела? — спросил я, уперев руку в бок.

В этот момент из своей палатки показался Гасан. Бросив на нас пугливый и затравленный взгляд, он засеменил вниз по склону холма в ту сторону, где Ранаи продолжал развешивать куски верблюжатины для сушки. Рубаха по-прежнему торчала из его штанов, но он, хотя бы, удосужился надеть сапоги.

— Я услышал ваши крики, — проворковал Себекхотеп, — решил, вдруг вам понадобится помощь в укрощении буйного пьяницы?

«Ах ты, паршивый египтянишка. Н-е-е-т, даже не надейся — ты не выведешь меня из себя!».

— Как видишь, помощь мне не требуется. Я в состоянии справиться с подобными ситуациями. Так, что можешь вернуться к выполнению прямого приказа. Бастет будет недовольна, если узнает, что ты тратишь время на разговоры со мной.

— Но госпожа явно смилостивится, когда узнает, что я прервал свою деятельность, дабы обеспокоиться за состояние господина Саргона, — Себекхотеп снова поклонился. На этот раз ниже обычного. И у меня возникло дикое желание врезать со всей силы ему ногой по зубам. Лишь неимоверным усилием воли я заставил себя не воплощать это желание в жизнь.

— Возвращайся к расчетам, — как можно спокойнее, произнес я.

— Как скажете, господин, — улыбка египтянина расплылась еще шире, буквально растянувшись от уха до уха, — не смею больше докучать вам своим присутствием.

Себекхотеп развернулся и медленно направился в сторону, в которую недавно указывал своим тощим пальцем. Его плечи были слегка опущены, а ноги в кожаных сапогах равномерно вышагивали по песку, подбрасывая в воздух мелкие песчинки. Глядя ему в след, я чувствовал, как гнев внутри меня медленно уступает свое место другому чувству — тревоге. Мне не нравился этот человек. Себекхотеп хоть и пытался скрыть истинное отношение ко мне, но получалось это не слишком хорошо.

«Теперь я понимаю, почему Бастет его ненавидит!».