Мертвые хватают живых

Занеся в досье новые данные, Красильщиков запер папку в сейф и отпер дверь кабинета. Возвращаясь к столу, он подумал, что Хозяин, как почти всегда, снова оказался прав: не с руки Черчиллю было накануне вторжения в Европу ссориться с СССР из-за каких-то расстрелянных поляков!

Непосредственный начальник Михаила полковник Трифонов на этот раз оказался бессильным: Сидорцев подсуетился и получил санкцию на арест, а отменить решение судьи, начальник отдела МУРа был бессилен. Несложная дедукция приводила к выводу, что неутомимый эфэсбешный капитан "нарыл" что-то новое, что позволило ему убедить собственное руководство и суд разрешить арест. Ломать голову над тем, что же это могло быть, не стоило; гораздо продуктивнее было бы найти истинного убийцу. Гусев это прекрасно понимал, но безропотно выслушал непосредственного начальника, достаточно долго растолковывавшего ему сию истину. В завершение полковник кисло напомнил, что майор накануне обещал в два дня завершить расследование и, внезапно рассвирепев, осведомился: "Чего, значить, стоишь? Надеешься найти убийцу генерала в моем, как говорится, кабинете?".

Вернувшись к себе, майор первым делом позвонил Татьяне (до того у него просто не было на это времени, с вокзала он сразу же метнулся к шефу) и коротко сообщил, что у Петра снова осложнения с известным ей капитаном. Борисова потребовала немедленной встречи и подробного рассказа обо всем, включая поездку, не захотев даже слушать, что у Михаила куча работы, причем не какой-нибудь, а связанной с Вацетисом, успешное выполнение которой — что немаловажно — должно решить все нынешние проблемы Клаутова. Поняв, что потратит больше времени на отнекивания, Гусев договорился о свидании в одном заведении в районе Пушки. Девушке ехать было дольше, и в оставшиеся до выхода двадцать минут майор, ломая голову, уныло уставился в окно: в голове было совершенно пусто, а ведь надо было найти какой-то новый, неожиданный ход расследования…

Капитан Сидорцев просто светился. Когда Клаутова ввели к нему в кабинет, он разве что не послал арестованному воздушный поцелуй.

— Заходи, Клаутов, садись. Сигарету? Кофе с дороги? Не стесняйся, времени у нас с тобой теперь много!

В ипостаси грубоватого, но радушного хозяина он был особенно противен. Отметив и оценив возобновление "тыканья", Петр решил попробовать вывести Сидорцева из себя: глядишь, вскипит и сделает какую-нибудь промашку. Хотя о каком психологическом преимуществе можно было говорить в его-то положении! Однако, как говаривал Лаврентий Павлович, "папитка — нэ питка!".

— Извини, не курю. А вот кофе — выпью. Полчасика я тебе выделить смогу.

Сидорцев сморгнул. Похоже, он был разочарован, поскольку ожидал от арестованного бурного негодования. Ответное "ты" его тоже не порадовало, но он постарался не подать вида.

— Кофе, так кофе, — капитан вызвал дежурного и сделал заказ. А вот того, Клаутов, что через тридцать минут ты окажешься на улице, я тебе гарантировать не могу. Разговаривать мы теперь будем с тобой часто и подогу.

— А вот этого я тебе гарантировать не смогу, — Петр удачно сымитировал интонацию следователя.

— То есть? — поднял брови начавший мрачнеть Сидорцев

— Есть такой документ, капитан, называется — Конституция. Может, слыхал?

— Одна из задач нашей службы — охранять конституционный порядок в Российской Федерации! — напыщенно изрек хозяин кабинета.

— Для того чтобы защищать, прочел бы ее хоть разочек, что ли. А там, между прочим, записано право не свидетельствовать против себя самого и своих близких. Поэтому, капитан, "часто и подолгу" разговаривать будешь сам с собой!

Журналист откинулся на спинку стула и с удовольствием приготовился к взрыву: судя по мимике капитана, он должен был последовать незамедлительно и быть ужасным. Однако Петр не угадал. Усилием воли Сидорцев придавил свой порыв, и снова заулыбался.

— "Тыкать" мне не советую. Не ровен час упадешь на дубинку конвойного, выбьешь зубы…

— … А потом мои коллеги по журналистскому цеху расскажут о методах работы капитана ФСБ Сидорцева! Твое же начальство надает тебе в конце концов по шеям! Давай уж по старинке, взаимно "на вы"!

— Как изволите, гражданин подследственный! — Притом что счет стал 1:0 в пользу Клаутова, лицо капитана продолжало лучиться. Журналист ломал голову: что же такого могло случиться, что внутренний барометр этого человека неизменно показывает "ясно"? Меж тем следователь вяло поинтересовался: — Что же не спрашиваете, отчего я пошел на ваш арест, и судья дал санкцию?

— Зачем же портить вам удовольствие? Видно же, что вам просто не терпится сообщить мне эту радостную для вас весть. Излагайте!

По лицу капитана пробежало облачко: не так он представлял себе час своего триумфа. Переложив с места на место пару бумажек, Сидорцев взял одну из них и сухо осведомился:

— Вы когда-нибудь были на квартире у Вацетиса?

Легче всего было сказать "да", и тем принести Мишке массу неприятностей, поскольку он не имел права приводить в опечатанную квартиру, ставшую местом преступления, посторонних. Отказываться же было глупо: филер видел его с Таней и Гусевым во дворе дома на Малом Толмачевском, а потом наверняка уточнил у консьержки цель их визита. В случае чего показания этих двоих наверняка бы журналиста изобличили. Оставалось сочинить сказочку.

— И да, и нет.

— Как прикажете понимать ваши слова?

— Майору Гусеву, который работает по делу Вацетиса, один раз что-то понадобилось уточнить на квартире потерпевшего. Меня же, как вы знаете, интересовал дом, в котором проживал в свое время герой моего очерка. Много интересного в тот раз, кстати сказать, рассказала консьержка. Представляете, она родилась и состарилась в этом доме и сообщила мне массу интереснейших подробностей. Да… Вот, значит, мы вместе и поехали. Пока он совершал свои секретные милицейские дела в квартире убитого генерала, мы с моей знакомой — поскольку войти в двадцать третью квартиру не имели права — ждали его на лестничной площадке. Вот, собственно, и все.

Петр откинулся на спинку и заложил ногу на ногу. Он был весьма доволен собой: очень все складненько получилось! Капитан, внимательно выслушав журналиста, потянул Петру один из документов, который по-прежнему держал в руке:

— Полюбопытствуйте!

Это был акт экспертизы. Из него следовало, что на листе стекла, покрывавшем письменный стол, расположенный в кабинете квартиры Вацетиса Э.Н. обнаружен отпечаток указательного пальца, принадлежащий Клаутову П.П. Так вот где собака зарыта! Однако же они с Татьяной старательно выполняли указание Мишки ничего не трогать… Затем Петр отчетливо вспомнил, как ткнул пальцем в заинтересовавшую его фотографию. Ах, ёлки-палки! Но капитан-то, хорош: он же отлично знал, что при первоначальном осмотре никаких чужих отпечатков найдено не было, из чего неопровержимо следовало, что Петр был в квартире после убийства. Однако ж, пойди теперь докажи… Журналист покаянно вспомнил, как с помощью выдуманных отпечатков вынудил к откровенности польскую чету. Это ему воздаяние за ту ложь, подумал он.

— Ну что ж, уважаемый, теперь вам не вывернуться! — масляно улыбнулся капитан.

Гусев собрался уже было отправляться на свидание с Борисовой, когда зазвонил внутренний телефон, и Лиза, секретарь Трифонова, пригласила его к шефу. "Будут мылить шею!", безошибочно понял Михаил и не ошибся: полковник по собственной инициативе попробовал еще раз замолвить словечко за Клаутова, и его огорошили известием о найденном отпечатке. Не будем перегружать читателя тем, что услышал майор в кабинете своего начальника; скажем только, что выйдя от шефа, Гусь в первый раз в жизни познал вкус валокордина (Лиза держала лекарство для подобных случаев). В конечном итоге, майор опоздал минут на двадцать пять-тридцать, за что неминуемо получил бы взбучку, теперь уже от Татьяны, но Михаила спас несчастно-угрюмый вид, с которым он вошел в кафе.

— Миш, не томи, — только и попросила она. — Какие новости?

— Как всегда, плохая и очень плохая. С какой начать?

— С очень плохой, — сделала мужественный выбор переводчица.

— Когда вы были со мной в квартире покойного генерала, Петю угораздило оставить там свой "пальчик". Сидорцев, узнавший от своего филера и от консьержки, что мы там были, его обнаружил и запротоколировал.

— Ну и что? — не сразу "въехала" Борисова. — Конечно, не порядок…

— Эта та деталь, которой не хватало капитану для того, чтобы свою безумную версию "закруглить" в виде обвинения и передать в суд. А уж на суд надавить…

— Но ведь можно надавить и с другой стороны!

— Оно конечно…, - с сомнением согласился Михаил. Однако у Сидорцева не было прямых улик, теперь — есть…

— А если мы скажем, как было в действительности?

— Конечно, скажем, но это уж чему поверит судья: отпечатку пальца на месте преступления или показаниям друга обвиняемого и его любовницы, которые пытаются "отмазать" убийцу от заслуженного наказания. Да и меня, кстати, скорее всего притянут к ответу "за помехи следствию" и "активное препятствование объективному расследованию". Не знаю уж, распространится ли активности нашего друга капитана на тебя. А то ведь может попытаться пришить тебе соучастие — с него станется! Такая вот петрушка, милая моя подружка! — неуклюже срифмовал он. — Чёрт побери, принесут мне чего-нибудь выпить, или нет?

— Тебе же еще на работу, нет? — не одобрила Мишкиного желания Таня.

— Отстранен до выяснения. Приказано завтра утром сдать дела подполковнику Белову. А сегодня написать подробный рапорт для инспекции по личному составу. Спасибо Трифонову, что не в Департамент внутренней безопасности! Однако и это от меня никуда не денется… Официант!

Рассудив, что Гусь имеет право на релаксацию, Татьяна сообщила, что, хотя и рановато, готова составить ему компанию. Дожидаясь заказа, попросила рассказать, как они съездили в Смоленск, что Михаил в двух словах и проделал.

— Считаешь, значит, что поляки невиновны?

— Многое говорит за то. Во-первых, Качиньские не похожи на людей, умеющих врать (знаю, что для большинства это не аргумент, но меня лично вполне убеждает). Во-вторых, их никто не тянул за язык, чтобы признаться в том, что они рассчитывали на смерть Вацетиса от алкогольного отравления. Если ты возразишь, что это лишь хитрый ход, то смотри "во-первых". К тому же, супруги элементарно могли просто отрицать, что вообще приезжали, имея эту самую "Выборову" с собой, и что бы тогда можно было им инкриминировать? В-третьих, эта достойная парочка безропотно проглотила сказку про найденные в квартире убитого отпечатки пальцев: если бы поляки принимали меры к тому, чтобы их уничтожить, (а мы знаем, что все отпечатки там были тщательно вытерты) то хотя бы для начала поупирались и потребовали показать результаты официальной экспертизы. Ну, и самое главное: и Войцех, и Малгожата выглядят вполне вменяемыми людьми. Ладно бы еще было точно известно, что именно Вацетис расстреливал Каминьского-старшего! (И то не факт, что спустя столько десятилетий у пана Войцеха поднялась бы на старика рука!). Но ведь в лагерях для польских военнопленных служило много работников НКВД, и шанс, что именно убитый лично расстрелял папашу нашего поляка меньше, чем микроскопический! Подобный мотив может показаться достойным внимания разве что нашему другу капитану Сидорцеву… Убедил?