Мертвые хватают живых

Томительно текли минуты, телефон молчал, а часовая стрелка просто в каком-то спринтерском темпе неслась к цифре шесть. В 18–05 Гусев сломал карандаш, с помощью которого пытался решать кроссворд. Борисова, обычно не отказывавшая себе в удовольствии в течение дня выкурить четыре-пять сигарет, дымила как паровоз, прикуривая новую сигарету от докуренного до самого фильтра бычка предыдущей. Телефон проснулся без двадцати пяти семь. Первым трубку схватил Михаил и по привычке отрапортовал: "Гусев!". Разговор был не долгим, поблагодарив, майор пообещал не знакомому Тане Алику, что "на сегодня все!", и по выражению Мишиного лица Борисова поняла, что ничего особенно радостного раскопать не удалось.

— Никаких следов того, что в 1943 году Зоя Дмитриевна Вацетис родила ребенка, ребята не нашли. Значит, она рожала в эвакуации, и то, чем мы с тобой занимаемся, называется на языке гадалок на картах "пустыми хлопотами".

— Странно, — не соглашаясь, покачала головой Татьяна, — как-то это неправдоподобно: офицер прибывает в Москву для продолжения службы в центральном аппарате НКВД, и не забирает к себе беременную жену, предоставив ей рожать неизвестно где и оставив ее без своей заботы… Что-то здесь не так!

— Тогда как ты можешь все это объяснить? Маленького Эдика принес аист?

— А если это ребенок войны, подобранный где-то сирота без документов и родословной?

Михаил задумался на миг, втянув щеки и вытянув дудочкой губы.

— М-да. А потом неизвестно откуда объявляется настоящий родитель и, в благодарность за то, что генерал воспитал его ребенка и дал ему образование, убивает старика. Извини, но по сравнению с этой историей даже мексиканские сериалы кажутся образцами критического реализма.

— А если у биологического отца были личные счеты с Вацетисом?

— О господи, опять тени прошлого! Но кем же надо быть, чтобы не оставить жизнь человеку, выкормившему — и, заметим, неплохо — твоего ребенка? Нет, в советского Монте-Кристо, безжалостного мстителя, больше полувека готовившего неизвестно за что месть названному отцу своего сына, я не поверю!

В комнате воцарилась тишина. Немного повозившись, Гусев виноватым голосом сообщил:

— Не пора ли мне пора, как ты думаешь? Больше мы с тобой вдвоем ничего не высидим, а мне еще к завтрашнему утру надо написать подробный рапорт.

— Погоди, Миш. Напомни: когда Вацетис был переведен в центральный аппарат?

— Летом, кажется, в июле сорок третьего.

— А где он был в сентябре сорок четвертого?

— На северном Кавказе. А в чем, собственно, дело?

— Сама не знаю… Целый год Эдуард Николаевич с супругой не находили времени получить свидетельство о рождении своего ребенка. Потом он уезжает в командировку, очевидно, трудную и опасную, коль скоро по возвращении его представляют к правительственной награде и вне очереди присваивают воинское звание. Едва отдышавшись, он тут же бежит с ребенком в ЗАГС… Как-то странно все это! Что это была за командировка такая, мы можешь узнать?

— Боюсь, что на наш запрос с Лубянки уже сообщили все, что посчитали нужным. Да и времени не остается…

— А твой полковник Трифонов? Может, он поднажмет?

— Он и слушать меня не станет: ты не забыла, что я официально отстранен?

— А Белов?

— У него кишка тонка. Хотя, конечно, поговорить с Трифоновым, в отличие от меня, он бы мог.

— Позвони ему и скажи, что от этого зависит поимка убийцы.

— Ты шутишь?

— Нет, просто блефую. Но поторопись: времени уже восьмой час.

— Это-то, как раз, не проблема: в отличие от архивариусов, опера работают круглосуточно. Но идти на блеф…

— Извини, повторюсь: терять тебе уже нечего. Как говорится, снявши голову, по волосам не плачут!

— Спасибо тебе на добром слове, человеколюбивая ты наша!

Белов был старым и добрым другом Михаила, поэтому уговаривать его не пришлось. Подполковник сказал только, что успеха гарантировать не может, но обещал перезвонить, как только получит хоть какой-нибудь результат. Опять потекли томительные минуты ожидания, с той лишь разницей, что теперь секундная стрелка слишком долго, как-то по-старушечьи медленно ползла по кругу. Белов позвонил уже в девятом часу.

— Не знаю, Мишаня, чем это тебе поможет, — с сомнением в голосе сообщил он, но полковник поставил на уши кого только мог, и кое-что выяснил. Твой (вернее, уже наш) Вацетис осенью сорок четвертого был командирован на Северный Кавказ для организации депортации в Северный Казахстан малкарцев, которых обвинили в сотрудничестве с фашистскими оккупационными властями. Для того чтобы это выяснить, нашему старику пришлось включить все свои связи. Он страшно ворчал, но потом выразил надежду, что ты знаешь, что делаешь.

— Да? — туповато переспросил Гусев, в голове которого со скрипом начали проворачиваться шестеренки.

— Еще Трифонов сказал, что заставить тебя работать можно только под угрозой предупреждения о неполном служебном соответствии. Звони!

Отставив подначку друга без ответа, майор задумался. Что-то Петр рассказывал ему такое, что он пропустил тогда мимо ушей, но что сейчас было необходимо срочно вспомнить… Чёртова память! В обычной ситуации можно было бы просто подождать, когда нужный факт или связь между фактами сама выскочит из подкорки, но сейчас-то времени на это не было. Может, Татьяна поможет?

— Ты что-нибудь знаешь о малкарцах? — спросил он переводчицу.

— Немного. Один из многочисленных малых народов Кавказа, пострадал в войну от депортации. После 1956 года соответствующее постановление Верховного Совета было отменено, и малкарцы возвратились на прежнее место компактного проживания. Петр… Ох!

— Что, "ох"?

— Он мне показывал вырезку из газеты…

Теперь и Гусев вспомнил все. Банкир Вацетис возглавлял Фонд поддержки жертв переселения малкарцев. Но тогда… тогда вырисовывалась очень занятная картина. Несколько бредовая, но в то же время оч-чень логичная. По загоревшемуся взгляду Борисовой майор догадался, что и ей в голову пришли сходные идеи.

— Интересно, когда он узнал о своем происхождении? — чужим голосом спросил Михаил. — Скорее всего, незадолго до развязки этой истории. Просматривается прямая связь, подтверждаемая хронологией: основал фонд — вошел в тему — смерть генерала.

— И вовсе не дитя войны, — утвердительно кивнула головой Борисова. Со стороны их разговор показался бы беседой двух безумцев, но они отлично понимали друг друга. — Хотя разница небольшая: ребенок невинно репрессированных…

— Любопытно: он его сам… или это сделал кто-то из соплеменников? Хотя какая разница?

— Мальчику, когда его привезли в Москву, было около двенадцати месяцев (медики это умеют определять довольно точно) и в тут же оформленном свидетельстве проставили дату рождения годом раньше, но тем же днем.

— Потому и не было справки из роддома!

— А Зоя Дмитриевна, наверно, страдала бесплодием.

— Не скажи: и мы, мужики, бывает, страдаем тем же!

— Это уже не принципиально! — отмахнулась Борисова. — Для нас важно: скорее всего, кто-то из стариков-малкарцев его опознал. Правда, не совсем понятно, как…

— Да наверняка по фамилии! Уцелевшие не могли не запомнить, как звали того, кто разрушил всю их жизнь.

— Возможно, — равнодушно кивнула головой переводчица. — Итак, кто-то опознал Эдуарда Эдуардовича Вацетиса как того самого мальчика, которого московский энкаведист увез с собой…

— Этот кто-то скорей всего был родственником, тогда психологически легче представить себе то, что банкир стал убийцей.

— Убийцей или соучастником, установит следствие. Думаю, здесь дело даже не в обычной, а в кровной мести: Кавказ есть Кавказ. Только сейчас поняла, отчего Вацетис забрал мальчика с собой. Скорее всего, в результате какого-то эксцесса родители ребенка были убиты, и совершенно не исключено, что рукой самогл руководителя депортации. Однако для Петра и для тебя всё это совершенно безразлично. Но: для того, чтобы начать серьезный разговор с Вацетисом-младшим, не хватает "пустяка" — доказательства того, что вся эта красивая и жуткая история от начала до конца не придумана сейчас и здесь тобой и мной.

— Да, я об этом все время думаю, — кивнул Гусев. — И ты будешь смеяться, но одна мыслишка на чей счет у меня имеется! Господин Э.Э. Вацетис в этом своем Фонде поддержки жертв переселения малкарцев, кто?

— Председатель или президент, не помню точно.

— Вот, — закивал головой Михаил, — а всякий уважающий себя фонд помимо главы имеет что?

— Деньги.

— Правильно, но я о другом: такого рода институции всегда имеют какой-нибудь совет, попечительский или наблюдательный. На худой конец — правление.

— И?

— Давай порассуждаем. Пункт первый: что чему предшествовало, создание фонда или получение банкиром откровения о его малкарском происхождении? На первый взгляд, ответ очевиден: Вацетис узнал, что он не русско-латыш, а горец, и создал фонд. Однако я полагаю, что все было наоборот. С тех пор, как банкир понял, что его зовут вовсе не Эдуард а, скажем, Ахмед, все его помыслы были обращены на одно. Лишь разрешив свой конфликт с названным отцом, Эдуард Эдуардович мог бы заняться таким не срочным делом, как создание фонда. Опять же: зачем его создавать до свершения кровной мести, давая тем самым в руки будущего следствия ниточку, ведущую к нему? А банкиры, что б ты знала, люди очень предусмотрительные и привыкшие рассчитывать свои действия на пять ходов вперед…

Итак, имеем мы право предположить, что сначала было действие (создание фонда), а потом уже слово (получение информации о биологических родителях)?

— Предположить — да, а безапелляционно утверждать — нет!

— Спасибо и на этом. Поехали дальше. От кого банкир Вацетис мог узнать о своем происхождении?

— От кого-то из своих действительных соплеменников, — послушно ответила Таня на риторический вопрос.

— Умница, приятно поговорить с быстро соображающим человеком! А где их может встретить банкир Вацетис, человек, вращающийся в своей жизни по строго определенной орбите, где горцы по определению встречены быть не могут? (разумеется, я не имею в виду предпринимателей кавказского происхождения, поскольку бизнесмены определенного уровня хотя бы шапочно давно уже друг друга знают). Отвечаю: например, при учреждении известного нам фонда.

— А почему он надумал его учредить?

— Откуда же я знаю? Потом спросим у него… Могу лишь предположить. К Вацетису обратились с просьбой помочь малкарцам. В учреждения, где водятся деньги, подобного рода просьбы почта приносит каждый день. Вместо того чтобы отправить письмо в корзину, оборотистый финансист придумал, как с этого дела получить свою выгоду. Может, под видом благотворительности создать там какую-нибудь особую экономическую зону, не знаю… Короче: принимается решение создать фонд. И вот, собирается попечительский совет, в который включаются, как водится, бизнесмены, политики, представители науки, культуры и те, для кого вся эта каша и заваривается. В перерыве к нашему Вацетису подходит седой аксакал и просит о встрече наедине…