Алло, милиция?

В них бы и пошёл… Но нет, пришлось снова нацепить костюм с галстуком и комсомольским значком. В зеркале отразился привычный внешний образ функционера из райкома ВЛКСМ.

— Зинаида Прокофьевна! — он вышел из примерочной, сжимая обновки и в позорной коричневой дерюжке. — Я выбрал. Можно отложить?

Инга стояла рядом с золотоносной. Она успела снять шубу и переобулась в туфли на высоком тонком каблуке. Короткая джинсовая юбка оказалась частью платья на металлических пуговицах, по две снизу и сверху расстёгнуты. Золотая цепочка на шее и пара колец на руках — достойно и со вкусом, а главное, с чувством меры. Не так как у Прокофьевны, которую на солнце может унести сорока. Точнее — большая стая сорок, вес-то немаленький.

Понимая, что таращится не стоит, Егор всё же задержал взгляд на секунду дольше, чем позволяли приличия. Инга была не то чтобы на разворот журнала Playboy, возможно — чуть широковата в кости, зато вызывающе сексуальна. Естественно, вызвала у Егора самую непосредственную реакцию, невзирая, что всего часов десять прошло после близкой встречи с другой девушкой. И ни малейшего укора совести — он ведь на работе, на задании.

— Теперь я вполне оценила шутку «по какому вопросу плачешь, девочка», товарищ инструктор райкома. Коричневое пальто можно выбросить?

— Ну что вы! Во-первых, мне в нём бежать в сберкассу, с собой денег не брал. Во-вторых, придётся другу вернуть — это же его собачно-выгульное.

По ироничной улыбке двух дам, молодой и зрелой, было очевидно — обе не слишком-то верят байке про собачье пальто, оно весьма соответствовало по цене костюму от «Красной Большевички». А идейно-выдержанный комсомольский значок на лацкане пиджака смотрелся странно в этом островке рыночной экономики, затерянном среди аскетического планового социализма.

Оставив отобранные шмотки, Егор отправился погулять. Триста рублей с мелочью лежало в кармане. Он понятия не имел — может ли снять нужную сумму в любой сберкассе или только где сделан вклад. Поэтому взял деньги, полученные у Образцова и затем у Сазонова. Причём второй выдал ровно столько, сколько было указано в ведомости, Егор постарался скрыть удивление.

Красных десятирублёвок хватало и на куртку, и на джинсы. Но страшно не хотелось спускать их все. А куда денешься?

Накрутив круг, достаточный по времени для снятия наличности, он вернулся в магазин, уже открытый для посетителей. Выходившая парочка громко возмущалась «спекулянтскими» ценами.

Егор намеревался расплатиться, а потом набрать Инге на рабочий — поблагодарить и пригласить встретиться. Вышло немного иначе.

— Зинаида Прокофьевна у себя! — продавщица кивнула в сторону подсобки.

Он направился туда, потом замедлил шаги и остановился в метре от неприкрытой двери, заслышав разговор.

— С огнём шутишь, Ингочка! — вещала голд-мадам материнским тоном. — Узнает Евгений Михайлович, что привела ко мне хахаля своего молодого и одеваешь его по скидке, устроит тебе!

— Я же едва терплю его, Прокофьевна! Дни считаю до первого февраля. Кроме его липких лап — никакой личной жизни. А тут этот паренёк подвернулся. Не из наших, не из торговли — пусть. Не робкий, пробивной. Вырастет по комсомольской или по партийной линии. А если по юридической — тоже прекрасно. За словом в карман не лезет. И на меня запал — сразу видно. Мне двадцать два скоро, мама в этом возрасте уже второго ребёнка родила. От мужа я ушла через месяц, с Бекетовым скоро прощаюсь, надо однажды решиться на серьёзное. Век наш бабий — короткий.

— Ой, рискуешь…

— Так я по-честному. До февраля и увольнения ни-ни. Пусть Егор ухаживает, думает — я не такая…

— Я жду трамвая, — подхватила Прокофьевна. — Ладно уж. Сделаю скидку твоему симпатичному оборвышу, прикрою. Будешь должна!

Если поймёт, что подслушал — всё осложнится, отчего Егор счёл за лучшее попятиться, затем шумно подался к каморке, встретившись с секретаршей Бекетова в двери — практически интимно-близко.

— Чрезвычайно вам благодарен, Инга Павловна. Без вас никогда бы не узнал, что есть такая замечательная точка. Дорого здесь, но оно того стоит.

— Для вас будет небольшая скидка, — она шутливо ткнула когтем в злополучное пальто. — Прощайте, Егор.

Стоило немедленно спросить её телефон? Но не двух же метрах от золотоносной… Ладно, пусть поволнуется на тему «позвоню — не позвоню», прикинул студент, шагнув внутрь.

«Небольшая скидка» оказалась царской. За куртку и бананы он отдал сто восемьдесят рублей вместо трёхсот двадцати.

— Скажите спасибо Инге Павловне! — сверкнула жёлтой фиксой заведующая. — Но только не попадайтесь на глаза нашему директору Бекетову.

— Даже и в мыслях не держал. А в чём дело?

— Бекетов — собственник. Каждый год меняет секретаршу и терпеть не может, когда около его красоток трутся парни моложе. А как жену потерял и сам едва не погиб, совсем бешеный стал… Если вздумаешь спасибо сказать, то звони в приёмную, сам не ходи.

Торговка прямо намекала: дерзай, у тебя все шансы, оборвыш.

Поблагодарив её, Егор взял яркие пакеты и отправился к троллейбусной остановке. Когда «Верас» скрылся из виду, с облегчением запихал пальто в мусорный контейнер, надев удобную куртку. Надо бы, конечно, позвонить Лёхе, порадовать, что ночная диверсия под капотом «Жигулей» оправдалась на все сто. Но для начала требовалось доложиться Сазонову.

[1] Родился Бог-сын в Вифлееме (польск.) — строчка из рождественской песни.