Алло, милиция?
- Автор: Анатолий Матвиенко
- Жанр: Детективы / Попаданцы / Фантастика
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Алло, милиция?"
— Случилось! — он с готовностью захлопнул учебник. — Идём на спектакль Театра Сатиры. Если нет других планов, конечно.
— Когда?
— К семи. Скоро выходить.
— Ой… Но это же театр! Надо платье одеть, подкраситься, не просто же…
— Тогда я нацеплю костюм комсомольского чинуши. Вообще-то собирался идти в джинсах.
Только сейчас она обратила внимание на обновку.
— Откуда?!
— Купил. Как начал встречаться с тобой, стало не всё равно как выгляжу. Короче! Вот как есть — такая и иди. Вся публика обзавидуется, больше ни у кого нет столь рыжей подруги.
Не зная, радоваться ли по поводу «не всё равно» или расстраиваться из-за подколки о рыжей, Настя упорхнула. Вернулась через двадцать минут, всё же в платье и с чуть подкрашенными губами.
— Куртку у кого-то одолжил?
— Приобрёл. Слушай! Моя служба открывает неожиданные возможности. Правда, и требует много. В субботу не увидимся, я на задании.
— Каком?
— Секрет. Должен соблазнить любовницу вора в законе и выведать у неё секреты криминального мира. Ты не против?
— Ну что ты! Действуй. Сравнишь со мной и поймёшь — я лучше.
— Никаких сомнений. Но что поделаешь — служба.
Шутка «сравнишь со мной» прозвучала с плохо скрытым внутренним напряжением.
Они отправились пешком, до театра имени Горького было около двадцати минут быстрым шагом. Не располагавшая служебной «шестёркой», Настя носила удобные сапожки без каблука, туфли сунула в сумку.
— Спектакль какой?
— Что-то про аптекарей. Ширвиндт, Мишулин, Папанов. Вспомнил! «Таблетку под язык».
Настюху пробил такой смех, что она на миг даже остановилась, выпустив локоть спутника.
— Аптекарей?! Это пьеса белорусского драматурга Андрея Макаёнка про председателя колхоза. Ты же в школе проходил Макаёнка!
— Проходил мимо и забыл.
— Убиваешь меня! А Короткевича ты хотя бы не забыл? Или Василя Быкова?
Не желая падать лицом в лужу, тем более — его нос находился уже в сантиметре от той лужи, Егор вспомнил имя литератора-диссидента, о котором слышал в КГБ.
— Не смейся. Лучше почитай мне Бородулина.
Без всякой паузы, словно весь день готовилась, Настя принялась декламировать:
Мы больш сваёй ахвярнасцю вядомы,Мы, беларусы,Мы — народ такі.Ахвотна забываем, што мы,Хто мы.ЗгадаюцьНашай памяці вякі[2].
А ведь белорусы — самые близкие родичи русских, но и здесь бродят настроения, которые через шесть-семь лет выльются в требования воли, думал Егор. Потом, после нескольких непростительных ошибок Горбачёва, развалят Советский Союз. Гэбисты вроде Сазонова и Образцова понимают пагубность подобных веяний, но ничего не делают — не могут или не хотят.
— Насть… Бородулин в школьной программе, нет?
— Конечно! И этот стих — в числе рекомендованных. Хоть он на грани дозволенного. Нас учат втолковывать школьникам про великую новую общность — советский народ. А не про особенности белорусской нации.
— Тогда расскажи что-нибудь… Нешкольное.
Они перешли через Немигу.
— Ладно. Слушай. Только — никому. Одну из наших по инстанциям таскали за это стихотворение.
— Могила.
Девушка задумалась буквально на пару секунд, вспоминая слова. Снежинки падали на непокрытую рыжую шевелюру.
Мой товарищ, в смертельной агонииНе зови понапрасну друзей.Дай-ка лучше согрею ладони яНад дымящейся кровью твоей…
Последние слова о том, как солдат снимает и присваивает валенки со своего всё ещё живого друга, потому что "нам ещё наступать предстоит", Настя выговорила глухо, печально, словно через силу.
— Понимаешь? Зою обвинили в том, что она публично на филфаке прочитала стихотворение, воспевающее мародёрство. Но ведь в этих словах — настоящая правда жизни! Жестокая — да. Тысячи людей переписывают «Мой товарищ, в смертельной агонии…» от руки, учат наизусть. Как песни Высоцкого — переписывают друг у друга на магнитофон, а «Мелодия» как издевательство выпустила единственную пластинку с «Утренней гимнастикой».
— Это тоже были стихи Бородулина? Про валенки?
— Ты что! Ион Деген. Танкист. Белоруссию освобождал. Подробностей не знаю, его никогда не включат ни в программу средних школ, ни вузов.
— Думаешь?
— Конечно. Вспомни слова Высоцкого, «поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души». Наши из школьной программы — забронзовевшие, что душами, что пятками. Не порежутся. Бородулин и Короткевич — исключение. Может, ещё несколько. Даже Купала и Колас, написавшие гениальные стихи в начале карьеры, позже они умерли для меня как поэты, раскатанные катком соцреализма, — она резко переменила тему на ещё более скользкую. — У тебя есть коротковолновый транзистор?
— В Речице был. В общаге — ну как я его буду слушать?
— У нас в Гродно два. Папа предпочитает «Немецкую волну» и «Свободу». Я — что полегче, «Голос Америки» и Би-Би-Си. В Гродно совсем не такие мощные глушилки как в Минске. А ещё идут программы польского телевидения. Польское радио слушаем, оно вроде как из братской социалистической страны, но не совсем советское. «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» по много часов в день.
— Поэтому ты не горишь желанием остаться в Минске и намерена вернуться в своё западенство?
— В Минске мне светит только учительство в средней школе. А в Гродно на базе пединститута открылся университет. Закончу с отличием филфак, поступлю здесь заочно в аспирантуру. Работать буду в Гродно, преподавать. Не волнуйся! Мне ещё полтора года в Минске жить, успею тебе надоесть.
Здесь полагалось опровергнуть, сказать «ну что ты такое говоришь», Егор же всё перевёл в шутку «ах, испугала». Это было не то продолжение, что ожидала Настя, но та смолчала.
За разговорами они дошли до театра. Сдали верхнюю одежду в гардероб, и девушка тут же «включила экскурсовода».
— А знаешь, что в этом здании до революции была синагога? В Минске больше половины населения составляли евреи. Через два дома — вообще историческое место, там подписан акт о независимости БНР, Белорусской народной республики. Правда, её вожди написали лизоблюдское письмо кайзеру, и большевики их предали анафеме. Ну, а в Пищаловском замке ты наверняка был, это же следственная тюрьма.
Егор видел старинный замок с зубчатыми башенками, когда ходил в билетные кассы днём, сейчас второй раз — в свете уличных фонарей, но даже не подозревал, что внутри скрывается следственный изолятор. Как он ни пытался постичь мир, куда его забросило из 2022 года, всё же сохранялись огромные лакуны в знаниях. Даже странно, что Настя не замечает, насколько её парень порой совершенно не ориентируется в банальных вещах. Конечно, о провале в памяти можно признаться и ей. Но так не хотелось бы! Это к КГБ он прикован прочной цепью — до роспуска этой спецслужбы при развале СССР. Отношения с диссидентствующей филологиней наверняка прервутся раньше, и не факт, что безболезненно для неё. А обиженные девушки злопамятны. Кто знает, как она использует эту информацию.
Сам спектакль её привёл в восторг. Настя вживую увидела легендарных артистов, кумиров студенческой молодёжи. Сюжет был чрезвычайно незамысловат, шутки простые, вытянули спектакль режиссура и актёрская игра.
Когда прогремели заключительные овации, и публика двинулась к выходу, Егор шепнул ей на ухо:
— А ты бы хотела, чтобы еврей Ширвиндт и другие актёры говорили по-белорусски, как в оригинале у Макаёнка?
— Конечно! Жаль, ты бы ничего не понял. Я вообще подозреваю, что ты не учил в школе белорусский язык и литературу.
— Правда?
— А порой похож на американского шпиона. По-английски свободно лопочешь и при этом теряешься в элементарном. В общем, как выполнишь задание, забери меня с собой на Манхэттен!
Иллюзия, что подруга не замечает странностей поведения, улетучилась как дым. Но то — Настя, отбившая парня в схватке у соседки по комнате и предельно лояльная к трофею. Что же подумает Инга, определённо не склонная к снисходительности?
х х х
Вместо санкции прокурора Лёха приволок лом и сумку с громыхающими железяками. Сторож гаражного кооператива около Восточного кладбища моментально опознал Томашевича по фото и показал гараж — второй с краю в среднем ряду.
Что особенно бросилось в глаза, так это поднятый шлагбаум и полнейшее безразличие охранника к въезжающим и выезжающим легковушкам. Наверно, он засуетится, только если кто-то задумает спереть гараж целиком.
— Нас точно не отлюбят по самые гланды за незаконный обыск? — на всякий случай спросил Егор.
— Как недопущенный к секретности, ты не имеешь права знать, что мы с тобой на самом деле проводим не обыск, а негласный оперативный осмотр нежилого помещения, — поучительно произнёс сыщик. — Если кто-то всё же возмутится и накатает клеветнические заявление в милицию, типа кто-то шустрил в гараже, кому поручат разбирательство? Правильно — участковому инспектору капитану Говоркову или зональному инспектору розыска лейтенанту Давидовичу. Результат будет аналогичный. Как и ответ прокуратуры на жалобу по поводу наших действий.
— Что, прокуратура вас покрывает?
— Ни Боже мой. У них специальный отдел есть по надзору за ними. Мы его называем «отдел по борьбе с милицией», — Леха, малость уставший от поединка с замком, решил отдохнуть и с удовольствием точил лясы. — Помню, как пришёл в Первомайский, и прокуратура чихвостила во все дыры моего предшественника.
— За что? — бросил Егор, чтоб поддержать разговор.
— Да вот, через пару рядов отсюда, в таком же гараже, мужик держал «Волгу» и не подходил к ней месяца три. Перед прошлым Новым годом полез в гараж, закатки взять к праздничному столу, видит: машина разобрана! Злодеи действовали не торопясь. Даже двигатель раскрутили, сняли голову и поддон, достали коленвал и поршневую. Терпила, ясное дело, побежал с заявой в РОВД, и Папаныч говорит: делайте что хотите, но и без вашей грёбаной «Волги» у нас количество нераскрытых зашкаливает. А тут годовая отчётность на носу!
— Не зарегистрировали?
— Не вышло. Дежурная часть уже ляпнула штемпель и в журнал вписала. Пришлось рожать постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Типа обратился гражданин в связи с потерей, обрати внимание — с «потерей» коленчатого вала. Он пояснил, что накануне ездил к родственникам в Оршу и, возвращаясь назад, в районе Борисова услышал металлический стук. Учитывая, что мерами розыска обнаружить коленвал, случайно вывалившийся из машины в 60 километрах от Минска, не представилось возможным, в возбуждении уголовного дела отказать.
— Не верится…
— Ясен пень. Но в прокуратуре на проверке отказных материалов сидела стажёрка, зелёная как ты сейчас. Для неё устройство мотора «Волги» — что космического корабля «Союз». Постановление отменили только прошлым летом, по жалобе терпилы.
— Что сыщику сделали?
— Естественно — ничего. Он уже на повышение ушёл, в город. Спроси ещё — нашли ли похитителей коленвала. Кто их искать будет? Тем более, столько месяцев прошло. Что-то на вид поставили Папанычу. Но прокуратура шевелится, когда её настойчиво тычут носом в наши художества. Им тоже лень лишнюю бумажку писать.
Передохнув, Лёха отложил ключи с отмычками и взялся за лом, Егор помог. Стальная дужка лопнула, подтвердив избитую истину — против лома нет приёма.