Большие каникулы

Фу мажор!

Ребята, если только вы меня не так поймете, писать больше вам не стану. Значит, так…

Объявился в наших краях неизвестный музыкант, и, по-моему, он где-то недалеко живет. Каждый вечер играет на скрипке. Мне захотелось узнать, кто же это?! И вот я пошел прямо на звуки. В самом деле, это оказалось совсем недалеко, четвертый дом от угла по нашей Пролетарской улице. Я подошел к невысокому заборчику. За кустами сирени увидел дом в глубине двора. Вокруг дома — большой фруктовый сад. Уже надвигались сумерки. Там, за забором, увидел я застекленную веранду. Скрипка пропела какую-то руладу и вдруг смолкла. Я подождал немного. Любопытство меня взяло. Тихонько толкнул ногой калитку, она заскрипела и приоткрылась. Я вошел в сад и остановился. Кто же играл, не пойму?! Увидеть никак не удалось. Присел, надеясь, что снизу виднее будет. Ни-ко-го! Сквозь ветки деревьев, как светлячок, мелькал слабенький огонек. Это в какой-то комнате дома уже горел свет. Я нагнул ветку. Вдруг за моей спиной раздалось: «Зачем ломаешь? Лучше попроси».

Я даже вздрогнул от неожиданности. Обернулся. Передо мной стояла девчонка в синеньких шортах. Небольшие косички лежали на ее плечах, а в косички вплетены бантики. Трудно было определить, какого они цвета: то ли зеленого, то ли салатного.

— Ты чей? — спросила девочка.

— Я — Костров.

— Почему ты здесь и зачем ломаешь сирень?

Я объяснил ей, что совсем не собирался ломать, а только нагнул, чтобы понюхать. Девчонка сказала:

— Ну а теперь уходи!

— Это ты так хорошо играешь? — спросил я.

Девчонка отбросила за плечи свои косички, удивленно посмотрела на меня и спросила:

— Ты разбираешься в музыке? — хмыкнула она и приоткрыла калитку, намекая на то, чтобы я уходил.

Но я не спешил уйти.

— Так это ты по вечерам играешь?

— А тебе не все равно? — заносчиво ответила девчонка.

Ей было лет тринадцать, а может быть, четырнадцать.

Она молчала и в упор рассматривала меня. Я тоже на нее глядел в упор. Смотрим друг на друга и молчим: Наконец я снова спросил:

— Так кто же играл?

— Это очень важно для тебя? А если я не скажу, что будет?

— Да ничего не будет. Сон у меня от этого не пропадет.

— Ух ты какой… — с чуть заметной улыбкой произнесла девчонка и совсем несердито сказала: — Я играю.

Мне пришлось признаться, что раньше я не любил скрипку, а теперь, когда я слышу ее по вечерам, она мне начала нравиться. Совсем осмелев, я попросил ев что-нибудь сыграть.

— Сыграть? А что сыграть?

Этим вопросом она застала меня врасплох. Вспомнил я, что в Москве на балалайке сам разучивал «Светит месяц», и хотел было заказать ей эту популярную музыку, но сказал совсем, совсем не то. Хотелось знающим себя перед ней показать. Я сказал ей:

— Сонату… фу мажор можно? — и молчу. Жду, что будет. Лицо девчонки как-то вытянулось. Она расхохоталась. Я, наверное, выглядел перед ней дураком со своим музыкальным заказом.

— Разве такой сонаты не бывает? — спросил я.

— Бывает, бывает, — успокоившись, сказала она, — и фу мажор бывает, и фи мажор. — Она снова захохотала.

Я не стал дожидаться, когда она опять подковырнет меня, резко толкнул ногой калитку и выскочил на улицу. Вслед я услышал:

— Почему ты обиделся?

Но было поздно. Я уже шел к своему дому, проклиная себя за сказанную мной глупость. Это мне наука. А дом этой девчонки-скрипачки я буду теперь далеко обходить. Фу мажор получился у меня. Но она тоже хороша — смеялась чуть ли не до слез, будто с ней такое не может случиться.

В тот вечер у себя на чердаке я долго не мог заснуть. Закрою глаза, а мне в голову лезут всяческие неправдоподобности: то розовый туман через слуховое окно пробирался и все собой заполнял, то виделись какие-то полосатые лилипуты — они гонялись за синим мотыльком, старались оторвать, у него крылья, а мотылек человеческим голосом заговорил: «Андрей, спаси меня, и тогда я буду вечно, играть для тебя на скрипке твою любимую сонату — фу мажор». Я вскочил, но ни мотылька, ни полосатых лилипутов нигде не было. Ну раз такое дело, зажег я карманный фонарик и стал, первый раз в жизни, сочинять стихи. Хотелось придумать что-нибудь обидное для скрипачки. И вот:

Свысока говорила она со мной,
даже имя свое не сказала,
ну и ладно: не буду встречаться с тобой,
раз на дверь мне рукой указала.
Но не думай, что ты лучше всех,
что ты всех покоряешь на свете,
твой такой издевательский смех
первый раз услыхал на планете.

Вы мне потом напишите, понравились ли вам стихи? Если понравились — я буду дальше все в стихах писать! Всю жизнь свою зарифмую!!!

Жду от вас сообщений. Пока о скрипке все.

А. Костров.