Большие каникулы

Бесценные находки

Иван, ты просишь меня побольше рассказать о нашем музее.

Что ж, расскажу. Рассказать есть что. Наш поселок окружен полями, лесами, небом и речкой. На западной стороне, километрах в пяти-шести от поселка, есть большой заброшенный песчаный карьер. Теперь там запрещено брать песок, и глубокие овраги стали зарастать бурьяном. Но неподалеку от карьера есть кизиловая роща. Вилен и Семка направились туда за кизилом (Семкина мать, Таисия Карповна, умеет делать из кизила кисло-сладкий «витаминный морс»). К сожалению, в этот раз я не пошел с ними.

В кизиловую рощу местные жители ходят не только по ягоду, но и полюбоваться природой. Какие места здесь — я вам описать не сумею, таланта художника нет во мне. Ну да это неважно, только вы мне поверьте, красиво там очень! Набрали ребята два бидона ягод и стали возвращаться домой. Шли через Долину смерти. Раньше, до войны, это место называлось Сорочий базар.

Долина смерти стала памятным местом для жителей поселка и окрестных мест. Сюда в День Победы приходят люди с цветами и кладут их у берез и сосен. Семка с Виленом постояли на поляне и положили к березам свежие ветки сосны. Долиной смерти названа эта поляна потому, что тут расстреляли фашисты попавших в засаду партизан. С тех пор прошло так много лет, что за это время даже маленькие деревья так выросли, что кроны их шумят уже под облаками.

Идти домой тропинкой ребята не захотели. Через карьер путь был хоть и более неудобный, зато километра на полтора короче. Этим путем они и возвращались. Преодолевали канавы и рытвины. Ветры выдули ложбинки, по которым вода стекала в самый низ карьера, образовав там огромное болото.

Вилен и Семен от самого болота взбирались по крутой насыпи вверх, цепляясь за колючий репейник. Оставалось подняться на небольшую ровную площадку. Вилен выронил нечаянно из рук свой бидон и рассыпал кизил. Вместе стали собирать. Вдруг Семен нащупал руками какой-то металлический предмет, торчавший из песка. Вдвоем им удалось вытащить медную, попорченную временем, музыкальную трубу. Что за труба — определить они не могли, но раструб говорил им, что она непременно музыкальная. Слегка очистив ее от песка, они увидели четыре рваные дырочки на трубе. Им показалось, что это пулевые дыры. Это потом подтвердили приехавшие эксперты. На следующий день я тоже с ребятами направился в карьер, надеясь на удачу. Взяли с собой Олесю. Там же мы нашли еще одну трубу, только на этот раз она была деревянная, с клапанами. Олеся сразу сказала, что это фагот (в переводе с французского языка это вязанка дров) — инструмент с очень красивым мягким звуком. Загадкой были наши находки. Кому они принадлежали? Почему оказались в карьере? Кто были музыканты? По крупицам, по воспоминаниям старожилов восстанавливались жизнь и гибель музыкантов военного оркестра, сыгравших «Интернационал» под пулями фашистских автоматов. Об этом мы узнали позже. Так, геройски, музыканты сказали свое прощальное слово. Вот главные новости о нашем музее…

Да, Иван, а зачем ты спрашиваешь у меня адрес Сережки Бобрикова? Я тебе его посылаю, только напрасно. Он переписываться с тобой не будет. В общем, твое дело.

Пиши почаще и побольше.

А. Костров.