Дядюшка-флейтист

Неожиданное открытие

За год до выпуска, когда Наташа Петрова, Соня Малкова, Аня Мухина, сестры Андреевы, Аня Ястребова и многие другие девушки должны будут оставить приют, случилось важное событие, оживившее тихое течение жизни приюта. У Наташи открыли сильный и красивый голос. Застенчивая, скромная девушка, всегда певшая в приютском хоре и ничем не выделявшаяся среди подруг, однажды в праздник разошлась, вспомнила давние дни и, задумчиво сидя в столовой у окна, запела про себя «В селе малом Ваня жил».

— Петрова, что ты там мурлыкаешь? Спой погромче, — попросила Аня Ястребова.

— Правда, спой, Наташа… Что-то скучно сегодня! Скоро все мы расстанемся, разбредемся в разные стороны… развесели нас песней, — подхватило несколько голосов.

— Да что вы, девицы? Разве я умею петь?! Да и песен-то новых не знаю, — покраснев, отвечала Наташа.

— Ну вот, опять! Не знаю, да не знаю! Хочешь, чтобы мы тебя снова Незнайкой звали, как маленькую?.. Изволь петь, без разговоров. Не спорь! У тебя, право, кажется, голос есть… — тормошили девушки подругу.

— Ну, хорошо. Я спою вам старую песню. Я только одну ее и знаю: «Среди долины ровныя». Только вы уж не осуждайте меня, если будет худо…

— Вот еще выдумала! Ведь мы свои… не на сцене же ты будешь петь… И рады будем твоему пению — все-таки веселье…

Наташа встала и прислонилась к стене. При первых же звуках ее чистого, звонкого и сильного голоса все встрепенулись, замерли, затаили дыхание. С двух сторон в соседних комнатах приоткрылись двери: с одной стороны выглядывали головы учениц и прислуги, а с другой стороны — двух учительниц.

Наташа пела так трогательно, так грустно, с таким чувством, точно она передавала не слова старинной, всем знакомой песни, а чью-то жизнь, чье-то горе. Да и действительно, ее собственная жизнь — одинокой девушки-сироты — была похожа на жизнь того дуба, который стоял, одинешенек, среди долины и которого никто не мог защитить он непогодушки…

Наташа устремила вдаль свои большие, задумчивые глаза и унеслась воспоминаниями, которые будила эта песня, в далекое прошлое. Голос девушки звенел, как серебряный колокольчик, и, казалось, плакал и жаловался на что-то… И вся душа ее выливалась в чистых звуках песни. Почти у всех подруг на глазах заблестели слезы, все были точно зачарованы…

Наташа кончила петь. Несколько мгновений длилось молчание.

Затем все кинулись к Наташе, стали ее тормошить, целовать, обнимать со словами:

— Как ты хорошо поешь! Как ты поешь!.. И чего ты скрывалась, Наташа? Такой талант, такой голос! Спой еще, душечка!..

Наташа точно очнулась и покраснела от смущения.

— Ну что вы, право, девицы, какая я певица? Я и песен никаких больше не знаю…

— Нет, Наташа, ты чудно поешь! И голос у тебя такой задушевный…

— А мы-то и не знали! И ты-то все таилась. Вот уж, правда, тихоня…

К девушкам подошла воспитательница и тоже похвалила Наташу:

— У тебя, Петрова очень развился голос… Право, жаль, если пропадет такой талант… Надо начальнице сказать… Учить бы тебя…

Застенчивая Наташа конфузилась, краснела и все время твердила:

— Нет, нет… Не говорите никому. Я ведь не умею петь. Ну какой у меня голос… Пожалуйста, не говорите начальнице. Мне так совестно…

Все-таки подруги упросили Наташу еще раз спеть «Среди долины ровныя». Кроме того, она спела «В селе малом Ваня жил» и старинный романс «Гляжу, как безумный, на черную шаль», который недавно услышала и запомнила.

Наташа сразу выросла в глазах подруг: ей заинтересовались, стали с ней ласковее и часто просили спеть.

Заставили ее петь и при начальнице. Та похвалила ее и тоже сказала: «У тебя, дружочек, развился премилый голосок. Надо бы учить тебя».

Пение сблизило Наташу с подругами, и ей легче жилось этот последний год, хотя душевной близости ни с кем не возникло и она по-прежнему для всех оставалась чужой.

Дядя Коля неизменно приходил по воскресеньям. Это вошло у них в обычай; только эти воскресенья и согревали душу девушки.

В одно из таких воскресений Наташа взволнованно рассказала Николаю Васильевичу:

— Чудеса, право, дядя Коля! У меня какой-то необыкновенный голос нашли… Все петь заставляют.

— Что ж, Наташечка, у тебя голосок — точно флейта. Разве не говорил я тебе, что ты певицей будешь?

— Ну какая я певица! Я так стесняюсь петь, руки-ноги дрожат… Я готова сквозь землю провалиться…

— И чего ты, Наташечка, конфузишься? Ведь пение — хорошо, пение — это дар Божий… И других порадуешь в грусти, развеселишь в горе.

— Все-таки мне как-то неудобно петь… Знаете, дядя Коля, на Рождество у нас будет праздник, придет наш благодетель, и я должна буду ему спеть…

«Благодетелем» в приюте называли старичка-купца, попечителя. Он помогал заведению деньгами, присылал детям гостинцы и изредка сам приезжал в приют.

— Это хорошо, Наташа, ты не бойся. Пой во весь голос. Голосок у тебя чудесный… Положим, я давно уже не слышал! А прежде ты хорошо певала…

— Страшно, дядя Коля… Кажется, у меня от стеснения и слова из горла-то не вылетят…

— А ты бойчее. Не бойся. Дело-то хорошее — других порадовать. Вот как, бывало, ты меня в моей горькой жизни утешала… Почем ты знаешь, может, этот ваш благодетель-то тоже невесело живет… Вот песня его и развеселит.

Наташа рассмеялась:

— Тоже сказали, дядя Коля, какая утеха в моем пении?

Монах улыбнулся: ему все-таки удалось развеселить и успокоить девушку.

— Ах, дядя Коля, как жаль, дяди Пети нет… А то вот мне надо бы теперь ленточку в косу и воротничок…

— Какую ленточку, Наташечка? Я достану, я могу… Право, могу, — засуетился Николай Васильевич.

— Мне совестно, дядя Коля. Мне надо черную ленточку. Где вы достанете? Вы себя обидите…

— Нет, я уж достану… Ты только объясни. Я в ленточках-то ничего не понимаю. Надо тебе быть при параде… Ты не беспокойся: ленточку я принесу. Это я могу и даже рад… Ты ведь никогда у меня ничего не просила…

Наташа сконфуженно объяснила, что ей нужно, и даже принесла образчик ленточки.

Годовой праздник приюта и елка всегда бывали в первый день Рождества. Все девицы волновались, когда готовились к этому дню. Для старшего класса это был последний праздник в стенах заведения, где девушки, в том числе и Наташа, провели целых десять лет. На празднике она должна была петь перед благодетелем и волновалась больше других.

Накануне праздника Николай Васильевич пришел замерзший, красный и принес Наташе ленточку, воротничок, а еще мыло и баночку помады.

— Ах, спасибо, дядя Коля! Только зачем же мыло и помада? — благодарно воскликнула девушка.

— Это, Наташечка, для красы. Помажь голову: лучше волоса блестеть будут… А мыло хорошее — от него лицо будет белое…

— Добрый, хороший вы у меня, дядечка! Один вы у меня — и друг, и отец, и все на свете!..

Не знала девушка, какими трудами были добыты эта лента, мыло и помада. Как упорно работал Николай Васильевич, как отказывал себе во всем, как в трескучий мороз шел десять верст от своего монастыря, чтобы исполнить просьбу племянницы…

Наташа волновалась:

— Ну, дядя Коля, и плетут же наши девицы! Будто, как услышит благодетель мое пение, сейчас меня учить станут… Что будто я потом в театре петь буду, как настоящая певица… И все мне хлопать в ладоши станут. И теперь-то, как я запою, так они все и хлопают. Мне даже совестно!..

— Что ж, Наташечка, все это на правду похоже… Помнишь, когда ты была маленькая, мы об этом с тобой говаривали.

Еще бы не помнила Наташа то незабвенное время!..

Время пролетело быстро; подошел праздник. Воспитанницы очень волновались, но больше всех — Наташа.

— Сегодня твоя судьба решится, Наташа, — говорили ей подруги. — Наверное, благодетель обратит внимание на твое пение… Тебя учить будут, у хорошего учителя. У тебя такой чудный голос… Ты будешь знаменитая певица… Не забудь тогда про нас!.. Хоть какое-нибудь на самой верхушке местечко дай, чтобы тебя послушать…

Наташа то краснела, то бледнела. Про себя она даже невольно начала верить словам подруг, но вслух застенчиво возражала:

— Пустяки вы говорите, девицы. Уж мне-то нечего ждать. И какой такой у меня голос… Все выдумки…

Праздник удался на славу. Большая елка поднималась до самого потолка и была великолепно украшена. Воспитанницы водили хоровод вокруг елки, пели песни, даже плясали русскую.

Попечитель, высокий старик с окладистой бородой, и приглашенные гости были очень довольны. Дети веселились от души. Всем раздали подарки от благодетеля и мешочки с гостинцами.

Елку потушили, и начальница предложила гостям:

— У нас одна девица очень хорошо поет. Не угодно ли вам ее послушать?

— Не волнуйся, Наташа, пой громче! — шептали подруги.

Наташа встала, прислонилась к двери и запела свою любимую «Среди долины ровныя». Она волновалась и поэтому пела она не так хорошо, как всегда… Но все равно ее чистый, звонкий голос, задушевность ее пения поразили слушателей. Наташу все хвалили, поздравляли, восхищались.

— Отлично поет барышня… Просто удивительно… До сердца доходит песня, — басом произнес старик-попечитель и даже отер глаза красным шелковым платком.

— Да, голос редкий… Надо бы учить ее. Да кому же у нас учить в приюте?.. Жаль, пропадет такой талант, — закинула удочку начальница.

— Да-да, учить надо. Так оставлять не следует-с. Прекрасно она поет… — согласился благодетель и, подозвав Наташу, сердечно похвалил ее, пожал руку и подарил десять рублей.

Наташа после праздника была как в чаду. Воспитанницы увивались вокруг нее, обнимали, целовали и трещали, как сороки:

— Слышала, Наташа, слышала, что сказал благодетель? Тебе надо учиться пению! Вот он приедет, и велит тебя учить…

— Кому до меня есть дело? Точно у благодетеля своих забот мало, — сомневалась Наташа.

Но даже старушка-учительница сказала:

— Мне кажется, Петрова, что благодетель наш что-нибудь для тебя устроит…

Наташа ждала, надеялась и много мечтала в тишине. Как чисты и прекрасны были эти мечты!..

В воскресенье раскрасневшаяся, оживленная и счастливая Наташа рассказывала дяде Коле:

— Пела неважно, дядя Коля. Ужасно боялась… Но благодетель меня очень хвалил. Подарил мне за пение десять рублей и сказал, что меня надо учить.

— Ну, дай ему Бог здоровья! Уж я буду молиться, чтобы ему за тебя Бог счастье послал, — отвечал счастливый Николай Васильевич.

— Знаете, дядя Коля, я теперь так хочу учиться петь!.. Мне иногда кажется, что у меня в груди очень много звука… Что я могла бы хорошо запеть, да не умею. Я так люблю пение… Поешь, все забываешь и уносишься куда-то в небо… Право… Вот вы смеетесь, дядя Коля… Отчего вы смеетесь? — говорила Наташа.

— Я не смеюсь, Наташечка… Я просто рад за тебя… Песня, музыка, вот хоть бы моя флейта, — это отрада в жизни, утешает в горе и веселит в радости… Помнишь, как нас с тобой утешали песня да музыка… Так-то, поди, и всех… А ведь есть кто несчастнее нас. Запоешь, либо послушаешь хорошую песню — и забудешься…

— Да-да… — мечтательно отвечала Наташа. Ее большие глаза устремились вдаль. В них загорелся светлый огонек, а лицо ее озарилось вдохновением… Она увлеченно заговорила: