Неправильное воспитание Кэмерон Пост

Глава 7

После пикника, устроенного «Воротами славы» на День труда, Рэй Айслер и тетя Рут начали официально встречаться. На тех выходных Джейми Лори как раз гостил у своей мамы, так что вынужден был прийти на пикник вместе с ней. Именно он первым заметил, что Рэй оказывает Рут небольшие знаки внимания. Почти все ребята из церковного клуба «Сила духа» занимались тем, что заносили складные стулья обратно в церковь или подбирали липкие пластиковые стаканчики с лужайки, где мы провели большую часть дня. Однако Джейми перестал помогать и вместо этого уминал остатки обветренных пирогов, которые еще стояли на столе. Он складывал ломоть так, чтобы вся черничная, вишневая или яблочная начинка стекла в середину и хоть чуть-чуть подсластила жирную корку, а потом отправлял ее в рот и принимался за следующий кусок. Этим он развлекался минут десять, пока я не подошла к нему с огромным электрическим кофейником.

– Похоже, кто-то хочет набить морозильник Рут под завязку, – пробормотал он с полным ртом, дожевывая толстую корочку пирога, испеченного кем-то из прихожанок.

Я подумала, что ослышалась.

– Что ты мелешь? – переспросила я, прислонив кофейник к краю стола.

Не сводя глаз со следующего куска, Джейми принялся возиться с кокосовым кремом и неопределенно мотнул подбородком в сторону редеющей толпы вокруг угасающего костра.

– Рэй ходит вокруг нее кругами, что твой Мэверик в «Топ Гане».

Призрачное мерцание костра придавало силуэтам Рэя и Рут какие-то необычные очертания. Они сидели рядом на малюсенькой деревянной скамейке, на которой и одному-то трудно уместиться, совершенно поглощенные друг другом. Рэй относился к тем мужчинам Майлс-сити, которые хоть и не работали на ранчо, но все равно нет-нет да и натягивали ковбойский костюм: джинсы, ремень с огромной пряжкой, сапоги со скошенными каблуками и большую шляпу. Такого легко узнать: поджарый, с коротко стриженными темными волосами и густыми бровями, среднего возраста и роста (метр восемьдесят вместе с сапогами), с приятным мягким голосом и пикапом, отдраенным до блеска как снаружи, так и внутри. Я никогда не замечала Рэя, разве что когда он надевал синие брюки, синюю рубашку и синюю кепку – костюм, в котором он иногда щеголял, приходя в церковь прямо с работы. Но сегодня был другой случай.

– Эй, если Рэй начнет шпиговать Рут, может, раздобудешь нам апельсинового шербета? Он охрененный! – сказал Джейми и тут же поймал строгий взгляд матери; она стояла рядом, составляя формы, в которых принесла запеканки к общему столу.

Он намекал на работу Рэя, который был торговым представителем «Шван фудс» – компании, доставлявшей замороженные продукты по всей восточной Монтане. У родителей Ирен в подвале когда-то стоял огромный морозильник, доверху набитый всякой шванской едой: пиццей, блинчиками с начинкой, куриными наггетсами. Жесткие, побелевшие до синевы и законсервированные во времени, они ждали, пока их развернут и сунут в духовку, чтобы снова стать настоящими. Я сентиментально относилась к замороженным продуктам с тех пор, как взяла напрокат и пересмотрела (впервые, наверное, со второго класса) фильм «Заботливые мишки против профессора Ледышки». Там злой профессор Ледышка и его закадычный друг Замерзака пытаются сделать из всех детей города сосульки. Им даже удается превратить в ледяные глыбы парочку медведей, но сердечное тепло освобождает их из плена, и медведи снова становятся совершенно нормальными. То, что настоящий съедобный ужин можно приготовить из содержимого жесткой, словно асфальт, обжигающе холодной коробки куриных ножек или пирожков, завораживало меня.

– Не помню, чтобы раньше видела с ним Рут. – Я наблюдала за осторожными манипуляциями Джейми, который бережно макал особенно неаппетитный кусок пирога с клубникой и ревенем в остатки взбитых сливок.

– Ну, сегодня она наверстала упущенное. Она по нему сохнет, это факт.

В два счета он запихнул пирог в рот, прожевал все до последней крошки, забрал у матери один противень и, прежде чем направиться к машине, сказал:

– Пять тридцать, Джей-Джей-Кей.

Он называл меня Джей-Джей-Кей, в честь знаменитой американской легкоатлетки Джекки Джойнер-Керси, с тех пор как несколько недель назад мы вступили в команду старшей школы Кастер по кроссу. Я вообще-то не собиралась, но Джейми меня уговорил. Теперь, когда купальный сезон, а вместе с ним и мои отношения с Линдси завершились, бег и клуб «Сила духа» помогали мне освоиться в старшей школе. Некоторые ребята тренировались все лето, но форма, приобретенная мной на соревнованиях по плаванию, и мои, как тренер Россет их называла, легкие пловчихи обеспечили мне место среди бегунов.

Я отнесла кофейник на церковную кухню, где сытые прихожанки мыли посуду в глубоких металлических раковинах и смеялись над всякими пустяками. Если мне что и нравилось в «Воротах славы», то именно это время, когда все вот так вот собирались после службы, молитвы, собрания или занятия, посвященного изучению Библии. Тогда прекращались разговоры о нечистоте, грехе, стыде и прочих вещах, от которых мои щеки вечно полыхали огнем, и всех переполняли воодушевление и бодрость, вызванные, вероятно, некоторым излишком сахара в крови.

Я зашла в кладовую, вернула кофейник на место и позволила себе задержаться на несколько минут, прислушиваясь, как женщины гремят посудой и шлепают руками по воде, когда кто-нибудь передает над их головами кухонное полотенце. Мне нравилось стоять здесь невидимкой, присутствовать незримо. Возможно, дело было в истории, которую рассказала мне Марго, – истории, как ее брат поцеловал мою маму в церковной кладовой. А может, дело было не только в ней, а в аккуратно расставленной посуде на верхних полках, в хвойном аромате моющего средства. Среди этих уютных запахов и звуков я чувствовала себя в безопасности, чувствовала себя до странности нормальной. На маленькой доске объявлений висел календарь церковной жизни. Каждый день сентября был занят каким-то событием: «Детским часом», собранием «Клуба матерей», дополнительными уроками для детей прихожан, заседанием «Отцовского клуба» и так далее. Рядом с календарем кто-то прикрепил значок с изображением буханки хлеба, под которой значилось: «Хлеб жизни: не голодны ли вы?»

За несколько месяцев до аварии папа наконец-то купил хлебопечку «Хитачи» за 350 долларов, которую присмотрел в каталоге. Он давно о ней мечтал, хотя мама считала это приобретение нецелесообразным и нелепым. Они спорили и спорили, нужна ли она им, а потом папа взял да и купил ее без спросу. В течение первой недели он пек хлеб чуть ли не каждый день, чтобы доказать полезность нового приспособления. Ароматный ржаной хлеб и белый с хрустящей корочкой наполняли дом волнующим ноздри запахом, и папа жутко гордился собой. Он брал масленку и медвежонка, хранившего мед в своем пластмассовом брюшке, выносил все на террасу, и мы наслаждались свежеиспеченным хлебом с маслом и медом. Мама, насколько я помню, так ни разу к нам и не вышла и хлеб не пробовала. Но однажды папа испек хлеб с корицей, который пах гораздо вкуснее всех предыдущих, испек специально для мамы и привез ей на работу в качестве извинения. И она сдалась. После этого он, видимо, решил, что больше не обязан все время пользоваться хлебопечкой, и они засунули ее в один из шкафов, в котором даже пришлось специально освобождать под нее место. Я не вспоминала об этом с их похорон. Полагаю, она все еще там стоит.

Я встала на цыпочки, сняла значок «Хлеб жизни» и застегнула булавку, чтобы не уколоться острым кончиком, а потом положила его в задний карман джинсовых шортов. На чердаке кукольного домика эта штука будет очень кстати. И вдруг, неожиданно для самой себя, я разревелась прямо там, в кладовой. Я горько плакала, сама не зная почему, наверное, скучала по родителям, хотя большую часть времени избегала об этом думать.

Кто-то уронил стакан в кухне, и я услышала, как осколки стекла разлетаются в разные стороны. Все принялись хохотать и выкрикивать: «Молодец!», «Так держать, руки-крюки!» и «Ты уверена, что не выпила все вино во время причастия?»

Я восприняла это как удобный момент, чтобы выскользнуть наружу, подолом футболки утерла слезы с лица и взяла себя в руки.

Рут стояла у теперь уже опустевшего стола, где недавно громоздились блюда с пирогами; глаза у нее покраснели от костра, а волосы растрепались, но она словно помолодела на пару лет. Я давно ее такой не видела, пожалуй, ни разу после аварии родителей. Чуть позади нее Рэй держал в руках каменную миску цвета спелой пшеницы, в которой мы принесли картофельный салат. Я вспомнила, как родители купили ее в маленькой галерее в Колорадо, где мы как-то раз отдыхали. Странно было видеть его с этой миской. Нет, не плохо, просто странно и непривычно.* * *

Линдси сдержала слово и уже к середине семестра прислала мне двадцать с чем-то тетрадных листов, исписанных вручную блестящими гелевыми ручками, где делилась своими наблюдениями и сообщала о последних любовных увлечениях, а еще снабдила меня потрепанным экземпляром «Гранатовых джунглей»[8], несколькими выпусками «Адвоката»[9] и чуть ли не десятком записанных ею лично кассет, где название каждой песни на картонном вкладыше внутри было выведено разным цветом. Всё, кроме кассет, я прятала под матрасом, поскольку все известные мне парни, включая Джейми, поступали так со своими порножурналами. Кассеты же я заслушала буквально до дыр, постоянно прокручивая их на своем плеере во время пробежек.

Существовало три маршрута, по которым мы обычно бегали. Один шел прямо через центр города – мимо баров, банков, пресвитерианской церкви, закусочной, мотелей, «Ворот славы» – и, обогнув кладбище, возвращался к школе. Другой кружил вокруг парка развлечений и «Пятнистого орла» – нашего местного заказника с грязным прудом и лодками, куда отправляются, чтобы быстро перепихнуться в машине, врубив магнитолу на полную катушку после нескольких стаканчиков, а то и целой бутылки виски. Третий же маршрут пролегал через форт Кеог, военный исследовательский центр, который был так же стар, как и сам Майлс-сити. Его основали на том же месте, где когда-то находился военный гарнизон, возглавляемый генералом Нельсоном А. Майлсом, чье имя получил впоследствии наш город.

Все эти места были мне давно знакомы, но под новую песню, звучавшую в наушниках во время тренировки, открывались с еще не известной стороны: белоснежный барак постройки 1800-х годов с ввалившейся кое-где крышей отлично сочетался с гангста-рэпом; темные ранним утром витрины магазинов «Пенниз» и «Энтониз», где манекены, наряженные в свитера и зимние куртки, с шарфами и варежками, стояли среди разбросанных искусственных листьев, – с Riot grrrl. Строго говоря, нам не разрешалось слушать музыку во время тренировок, но, так как я стала приятным бонусом для нашей команды и на всех соревнованиях входила в десятку лучших, мне сделали поблажку. К тому же ходили слухи, что тренеру Линн Россет нравятся девушки, что тоже, возможно, сыграло мне на руку.