Воровской орден

ЭКСПЕРТИЗА ОДНОЙ СЕНСАЦИИ

Мы летели в верховья реки Мегры. Машина была перегружена. Не в силах оторваться от земли вертикально, МИ-8 поднимался в воздух, как самолет. Однажды колеса отчетливо задели верхушки пихт. Даже наши спутники — бывалые геологи выразительно переглянулись. Кажется обошлось.

Ладно, они летели на работу. В этих местах разведано огромное месторождение алмазов. Но нас-то зачем понесло в эту тьмутаракань, где одни болота, реки, озера и клочки тайги?

Мы летели на экспертизу. Нужно было побывать там, где архангельский профессор медицины Алеутский видел гоминоида. Если кто-то поведал миру сенсацию, почему бы кому-то не подтвердить: да, это в самом деле было! Если кто-то решил заморочить голову миллионам читателей, почему бы кому-то не поставить мистификатора на место.

Теперь самое время сказать, как возникла идея экспедиции. Когда зимой телевидение показало сюжет из Каргополя, я подумал: ай да солдатики! ай да потешники! Но когда уважаемая газета опубликовала то, что якобы приключилось с архангельским профессором, эмоция была уже другая: ребята, ну надо же меру знать!

Вскоре я был в Архангельске. Профессор Алеутский производил впечатление человека, у которого с головой все в порядке. Он сам указал наиболее фантастические места в своем рассказе. «Тазовые кости медведя топором-то не вдруг разрубишь. А тут — разодрать надвое одним движением… Для меня самого все увиденное — как дурной сон». Правда, настораживало, что «огромные белые груди, каждая размером с ведро» казались профессору как бы в порядке вещей.

Ничего невероятного не было для него и в том, что собранные гоминоидом грибы (и услужливо принесенные прямо к палатке), брошенные знакомой старушкой в печку (старушка признала их несъедобными), горели, по словам профессора, огнем электросварки. «Рассказываю все, как было, — сказал он мне с подкупающей простотой. — Хотите — верьте, хотите — не верьте. Я сам — материалист до мозга костей. И, если бы это случилось не со мной, я бы тоже, наверное, иронически улыбался».

Уж коли такие чудеса приключились, то проще всего было бы свести нас с другим очевидцем — студентом Сашей. Или, наконец, с вертолетчиком Сережей. «Не будут они с вами разговаривать, — сказал Алеутский. — После того случая Саша заболел гепатитом, Сережа слег со стенокардией, а у меня случился приступ астмы, затем — отек легкого, хотя раньше я, человек некурящий, никакими болезнями не страдал».

Я не знал, что сказать. Передо мной сидел солидный человек, заведующий кафедрой фармакологии, профессор, очень известный в городе, очень уважаемый человек. Из головы не выходил вопрос: ну зачем ему так лихо фантазировать?

В общем-то, кое-какой смысл был. Профессор стал получать отклики читателей. Одна женщина (альпинистка) писала ему, что каждый год ездит на Памир, где встречается со своим гигантским волосатым другом и на этой почве разочаровалась в муже, развелась с ним. Другая (страдавшая бесплодием) делилась секретом, что родила от лесного мужчины девочку, но ребенок получился страшно волосатым, не поможет ли профессор какими-нибудь травами. «Прошло уже несколько месяцев, а письма все идут и идут», — с гордостью сообщил Алеутский. И тут я понял, что это для него значит. Он вступил в общение с теми, кто тоже прикоснулся к чуду. Или к тем, кто это чудо по какой-то непостижимой внутренней потребности выдумал.

Не знаю, хотел того профессор или нет, но его сенсационная заметка дала и другой, еще более приятный результат. Приезжали криптозоологи — искатели лесного человека, обхаживали, допытывались, где же спасла профессора самка гоминоида. Вот и на меня Николай Николаевич посматривал с особым чувством. Он был владельцем жгучей тайны! Он мог показать на карте заветное место. А мог и не показать.

Потом я зашел в редакцию областной газеты «Правда Севера». Там мне дали прочесть еще одну заметку профессора, уже подготовленную к публикации. И я понял, что есть еще и третий результат.

Один из местных жителей (Алеутский назвал его Иваном Петровичем) якобы пришел к нему и рассказал, что четыре года назад, когда он ловил семгу на одном из притоков Пинеги, к его избушке пришел огром-ный гоминоид. Иван Петрович оказал ему гуманитарную помощь — накормил перловой кашей. И благодарный гоминоид стал загонять семгу в сети. Почувствовав в профессоре родную душу, таежный браконьер пообещал, что даст возможность сфотографировать своего волосатого сообщника. «Если это удастся, то я порадую читателей уникальным снимком», — с неизменным простодушием писал профессор.

Примерно раз в две недели я звонил Алеутскому и рассказывал ему, как идет подготовка к экспедиции. В конце концов он понял, что наше стремление попасть на Мегру серьезно. «Хорошо, я покажу вам то место», —согласился профессор.

Приезжаем в Архангельск. Достаем карту тех мест. Договариваемся с вертолетчиками. Приходим к Алеутскому: «У нас все готово».

— А что бы там, собственно, хотите увидеть? — спрашивает Алеутский.

И я допускаю большую оплошность. Я говорю, что за прошедшие три года, конечно, все исчезло. Но одна часть скелета медведицы должна остаться — череп! Некуда ему деться! Для зверя слишком тяжел. Для человека — не нужен. «Едва ли я точно укажу то место. Столько озер! Можно перепутать», — неожиданно говорит профессор, — «Хорошо, укажите хотя бы приблизительно». — «Нет, не смогу!»

Мы знали тип вертолета, на котором летал Алеутский. МИ-2. В авиаотряде сказали: в 1989 году этот тип вертолета не использовался…

По словам Алеутского, вертолетчик Сережа уволился по причине болезни сердца. В отделе кадров авиаотряда сказали, что такого не припоминают…

Зачем же мы все-таки летали на Мегру? Во-первых, профессор мог специально назвать другой тип вертолета и изменить имя вертолетчика. Он мог водить нас за нос не потому, что все выдумал, а затем, чтобы обезопасить гоминоида от всяких экспедиций, включая нашу. Во-вторых, мы должны были пройти свой путь до конца и побывать если не точно на том месте, то хотя бы где-то неподалеку. Для того, чтобы иметь представление о том, какие там условия обитания.

Нас высадили на бывшем немецком аэродроме, тайно оборудованном среди болотных топей в годы войны. Отсюда вражеские самолеты совершали то ли разведывательные, то ли диверсионные рейды в глубь нашей территории. Место выбрано удачно. Настолько далеко от Архангельска, что нашим летчикам, преследовавшим немецких пилотов, поначалу даже в голову не приходило, что противник мог проявить такую нахальную изобретательность. Те, кто оборудовал этот аэродром, и те, кто в конце концов разбомбил его, заслуживают, несомненно, куда большего внимания, чем предмет нашего поиска.

Река Мегра буквально в двух шагах. На берегу — охотничий домик. Я отмерил пятьдесят шагов и поставил маленькую одноместную палатку. «Чем больше я думаю о гоминоиде, — говорил мне Алеутский, — тем больше убеждаюсь в том, что он существует в каком-то другом измерении. Сам он остается невидимым, а нас чует за десятки километров». «Мы только собираемся к нему, а информация об этом телепатически давно уже им принята. Не стоит возлагать все надежды на встречу с ним в каком-то определенном месте. Он — вездесущ. Если он почувствует, что кто-то ищет контакта с ним и не собирается причинить ему зла, он обязательно появится сам», — почти в унисон с профессором говорил Саша Кривченко — ответственный за научно-техническую сторону экспедиции. Ну что ж, оставалось испытать на себе эту, по мне, бредовую вероятность.

— Нс берите с собой ничего, — напутствовал нас Алеутский. — Там всего полно: рыбы, боровой дичи, грибов, ягод.

Верно. В иные часы Мегра вся в кругах: играет хариус. Но сколько мы ни плавали на лодке то вверх, то вниз по течению, не видели ни малейших возможностей поймать эту быструю, сильную рыбу руками. А удочкой гоминоид, наверное, еще не обзавелся.

Грибов в самом деле полно. Моховики, подосиновики, грузди. Но питаться ими в сыром виде… Для этого требуется совсем другая кишечная система. Та, которой не может быть у антропоидного существа.

Ну а ягодами, как бы ни был усыпан ими белый мох в лесотундре, сыт не будешь.

Итак, первый вывод, который мы сделали, это убедились, что в северных наших районах гоминоид не может отъедаться, нагуливать жир, чтобы потом благополучно пережить зимнюю бескормицу. И потому нет у него никакой необходимости совершать сезонные миграции на север (весной) и обратные маршруты к югу (осенью). Увлекательная гипотеза, милая сердцу всех любителей лесного человека, оказалась полностью, стопроцентно несостоятельной.

Осмотрели мы и озеро Окулово. Оно больше многих других. И представляло интерес прежде всего тем, что растительность на берегах точно такая же, что и на других озерах, помельче. Никаких густых зарослей, из-за которых может внезапно выскочить зверь. Каждая третья сосна или пихта лежит на боку: не за что держаться корням. Болотная топь — у самой поверхности земли.

После осмотра озера Окулова молодая лайка каждый вечер подолгу тявкала в ту сторону, откуда мы пришли. «Наверное, медведя за собой привели. Любопытная тварь. Будет теперь подбираться с разных сторон, чтобы из жратвы что-нибудь стянуть», — сказал егерь Миша Сухерин, что жил в охотничьей избушке. Вот после этих слов идти спать в палатку не очень-то хотелось. Мало ли что взбредет в голову косолапому.

Не буду изображать из себя человека без нервов. Особенно неуютно бывало в палатке среди ночи, когда непромокаемая палатка «Зорька» вдруг оказывалась не такой уж непромокаемой, как написано в паспорте, и нужно было выбираться из спальника, плавающего в луже воды. Но какое значение может иметь в такие минуты непроглядная темень тайги, если температура воздуха не больше пяти градусов, если не согревает ни второй свитер, ни глоток разведенного спирта. В такие минуты думаешь не о том, стоит ли за соседней пихтой гоминоид, а о том, как бы не заработать на этой «экспертизе» хронический бронхит или воспаление легких.

Я провел в палатке пять ночей. Знаю, что скажут криптозоологи: мало! Лесной человек вначале присматривается и подходит только к исходу второй недели.

Виноват, но у нас на всю поездку по Архангельской области было отмерено две недели. Впереди был Каргополь, воинская часть. Еще одна экспертиза.

С чем же мы возвращались с Мегры? Нет, мы не спешили сказать, что если гоминоид — выдумка Алеутского, то он вообще существует только в воображении любителей чудес. Просто мы заложили прецедент. Подвергать подобные рассказы серьезной, всесторонней проверке.

Вполне допустимо существование необъяснимого феномена. И этот феномен нужно разгадать. Но, как это обычно бывает, находятся люди, пытающиеся осуществить на этом какие-то свои интересы, потешиться над легковерными читателями. А это, в сущности, не что иное, как насмешка над непознанной истиной, которую заключает в себе феномен.