Воровской орден

РАСКОРЯКА

10 октября 1983 года инженер-конструктор Алина Азовская (имя и фамилия этой женщины изменены) поделилась с мужем потрясающей новостью. Ее коллега по НПО «Энергия» (конструкторское бюро С. Королева в подмосковном Калининграде) Олег Панченко сказал, что может помочь ей получить вне всякой очереди квартиру.

Алина жила с мужем и 5-летней дочерью у свекра и свекрови. Отношения были прекрасные, но теснота отравляла лучшие минуты жизни. Возраст приближался к тридцати, хотелось своего угла.

В профкоме Алина могла получить жилье (комнату) не раньше чем через 8—10 лет. А Панченко предлагал на выбор: бери любую квартиру, однокомнатную, двухкомнатную, трехкомнатную. Голова шла кругом.

Все складывалось фантастически удачно. Но кое-что настораживало. Панченко запрашивал за каждую комнату всего 400 рублей. Точнее, деньги должен был получить человек, который устраивал получение квартиры. Сам Панченко был еще скромнее: сказал, что ему хватит бутылки коньяка. И почему-то ставил условие, чтобы Алина не делилась секретом ни с одной живой душой. Даже с мужем.

Это было странно еще и потому, что раньше подобное предложение Панченко сделал сестре Алины, которая работала с ним в одном отделе. Сестру смутили небольшие деньги. «Как бы не пришлось доплачивать натурой», — сказала она Панченко. «Ну, что ты, — ответил он. — Человек, который все устраивает, уже пожилой, ему этого не надо».

Сестра отказалась, но спустя время свела Алину с Панченко. Они шептались в ее присутствии. Но когда сестра пыталась включиться в разговор, Панченко неожиданно сделал вид, что не понимает, о чем вообще идет речь.

10 октября Алина сказала мужу, что все решится завтра. Она снимет со сберкнижки весь свой вклад — 1055 рублей. Возьмет в долг и добавит к этой сумме еще 145 рублей. Чтобы было всего 1200 рублей. Как раз на трехкомнатную. По договору с Панченко, она должна поехать с ним после 16.00 к «тому человеку» и передать ему не только деньги, но также паспорта и профкомовские документы на предоставление жилья.

Муж сказал, что не мешало бы и ему принять участие во всей этой авантюре. Мало ли что… Алина отвечала: тогда сразу станет ясно, что она не сохранила секрет. Решили, что нет ничего страшного. Все-таки Панченко — заслуживающий доверия человек. Инженер-конструктор первой категории. Работает в одной комнате с сестрой. Ну как он может их надуть, зная, что в случае чего никуда не денется?

Около 16.00 Алина написала заявление о предоставлении ей отгула. Но после телефонного разговора с Панченко позвонила мужу и сказала, что встреча переносится на более позднее время и, вероятнее всего, вернется она домой не раньше 22.00.

Ее должен был насторожить не только перенос встречи на то время, когда уже становится темно, но и многое другое. Когда они шли по улицам, Панченко сказа,! что им надо держаться отдельно, чтобы никто из встречных не видел их вместе. Потом Панченко зашел домой и зачем-то переоделся в рабочую одежду. Потом они приехали на вокзал, где Панченко без особого актерского блеска разыграл якобы назначенную встречу с одним из участников сделки, который якобы сказал, что нужный человек находится сейчас на станции Мамонтовская, в доме отдыха Верховного Совета РСФСР. Там он или не там — это было неизвестно. А то, что ехать на ночь глядя в Подмосковье не так уж обязательно, — это было как дважды два. Но Алина уже не могла остановиться. Слишком боялась, что сделка расстроится. Настолько этого боялась, что даже не подумала, что, если не проявить осмотрительность, можно не приобрести ничего и потерять все.

Я пишу не детективную историю, где по законам жанра полагается раскрыть, кто убийца, в самом конце. Моя задача другая. Показать, как люди становятся жертвами во многом по собственной вине. Как они, говоря еще жестче, своими руками роют себе могилу.

Когда приехали в дом отдыха в Мамонтовке, выяснилось, что «нужного человека» на месте нет, надо подождать. Ну и ждали бы в вестибюле или рядом с домом отдыха. Нет, Панченко предложил прогуляться по окрестностям. Уже было около 9 вечера. Темень. Какая может быть прогулка?

Развлекая разговором, Панченко уводит Алину на другой, совершенно безлюдный берег реки Уча. Потом вынимает из кармана веревку, на глазах у Алины делает скользящую петлю и разглагольствует о применении веревки в качестве «элемента биосвязи». Поразительно, но и здесь Алина буквально лезет в пасть к дьяволу. Словно загипнотизированная, позволяет Панченко набросить ей петлю на шею! И спохватывается только тогда, когда он пытается связать ей руки.

Что больше всего поражает в этой истории? Прежде всего невероятная, переходящая все границы наглость Панченко. Он вел себя так, будто был заворожен от разоблачения. Он сделал, кажется, все для того, чтобы возбудить против себя самые сильные подозрения. Но создается впечатление, что чем наглее он это делал, тем больше ему верила Алина. Он как бы ввел ей инъекцию против недоверия, пообещав то, что намного превосходило самые смелые ее мечты.

Но она совершила ошибку и потом, когда Панченко объявил, что он сексуальный маньяк и начал подтверждать это своими действиями. Алина сказала, что обо всем расскажет мужу, — вместо того, чтобы сказать, что муж знает, с кем она ушла, что факт их переговоров подтвердит сестра, что кроме него, Панченко, некого будет подозревать!

Но можно предположить, что его уже ничего не могло остановить. Никакие мольбы, никакие угрозы. Как он потом признается, за минувшие десять лет он минимум 39 раз душил женщин и детей, грабя их и принуждая их к противоестественной связи. Но те его жертвы не знали, кто он и где работает. И потому тех жертв он мог отпустить, не особенно боясь разоблачения. Алина в этом смысле была обречена.

Не снимая петли, он волоком оттащил ее тело к берегу Учи, сбросил в воду, и тело медленно поплыло лицом вверх. А он, лихорадочно сжигая паспорта и документы, опорожняя бутылку коньяка, едва ли предполагал, что это последняя его жертва.

Панченко разоблачили не сразу, но довольно быстро. Он не долго запирался. А потом несколько недель зональный прокурор-криминалист Н. П. Осипов возил его и понятых по разным подмосковным станциям, где Панченко безошибочно показывал, как выглядела жертва, во что была одета и какие действия он совершал. Потом садился за сто v и сопровождал каждое свое признание подробной схемой. Как потом признают судебные психиатры, Панченко был во всех отношениях нормальным человеком. Единственный недостаток — «остаточные явления органического поражения мозга (скорее всего, последствия перенесенных в детстве инфекционных заболеваний), проявляющиеся в склонности к сексуальным извращениям».

Патология проявлялась постепенно. Начал (еще в детстве) с онанизма. Потом стал прижиматься к женщинам в транспорте. Потом… Первая жена не захотела потакать его сексуальным фантазиям и ушла. А он стал бродить возле платформ железнодорожных станций и по прилегающим лесным массивам «с целью развратных действий».

Обычно он задавал женщине какой-нибудь вопрос и, пока она отвечала, успевав приблизиться почти вплотную. Если был гололед, галантно поддерживал под локоть. Иногда изображал падение и, когда женщина приближалась, неожиданно вскакивал.

Еще незатейливей обманывал детей. Бежала навстречу плачущая 10-летняя девочка. «Ты чего плачешь?» — «Папа уехал в Москву, а меня оставил с бабушкой». — «Не беда. Пойдем, я тебе покажу, где папа прячется в лесу».

Он боялся чем-то вооружаться. Вдруг схватят милиционеры и учинят обыск. Только иногда, после того, как накануне получал серьезный отпор, брал с собой молоток. И бил им молча, без угроз. Но не настолько сильно, чтобы убить или даже отключить. А чаще всего просто хватал за шею, сдавливал и, угрожая убить, если жертва будет сопротивляться, тащил в сторону от платформы или лесной дорожки.

По его собственному признанию, если жертва в течение минуты не покорялась, а ожесточенно сопротивлялась, царапала ему лицо и отбивалась руками и ногами, несмотря на то, что он мог бить в лицо и по телу кулаками, давить пальцами глаза, он этой борьбы не выдерживал и убегал, потому что чувствовал резкую слабость в руках и ногах.

Самое ожесточенное сопротивление оказывали ему женщины от 25 до 45 лет. Вероятно, это были те, кто уже отбоялся мужиков или никогда не испытывал перед ними особенного трепета, для кого мысль о том, что их изнасилуют, была, очевидно, гораздо страшнее мысли о том, что насильник может их убить. Сказывалась и физическая способность к сопротивлению. 10-летняя девочка, И-летний мальчик или женщина-ветеран Великой Отечественной войны были перед Панченко, конечно же, беспомощны.

Исследователи отмечают большую осторожность, с которой маньяки ведут свою охоту. Панченко и в этом смысле выпадет из ряда себе подобных. У него была особая примета — густая борода и усы. Но он только изредка подстригал свою растительность и никогда не сбривал совсем. Он мог совершать по нескольку нападений в одном месте. Если ему удавалось снять с жертвы какие-то драгоценности, он не старался от них избавиться.

При желании его давным-давно могла бы разоблачить вторая жена. Она отлично знала, что он извращенец. Она заставала его подглядывающим за обнаженной падчерицей. Вероятно, она догадывалась, что Панченко изнасиловал прямо дома 14-летнюю племянницу жены. Он слишком часто являлся домой поздно ночью с поцарапанной физиономией, объясняя свои повреждения тем, что он якобы с кем-то подрался или разнимал дерущихся.

Он то и дело «находил» рядом с домом вещи, которые отбирал у своих жертв: зонты, кольца, часы, кулоны. Он «находил» драгоценности даже на дне моря, делая вид, что нашел их во время ныряния. Эти чудеса были так часты и так однообразны, что даже ребенок заподозрил бы неладное. Но, видно, нечаянные находки были для жены важнее, чем стремление понять, какую вторую жизнь ведет ее супруг.

Это для коллег, для Алины Азовской и ее сестры Панченко был конструктором первой категории, выпускником престижного высшего технического училища имени Баумана. Человеком неспособным на преступление. Но близкие-то Панченко люди догадывались, что он из себя представляет. Падчерица прямо говорила матери, что «отчим — натуральный маньяк». Да и сама жена могла бы обратить внимание, с чего бы это муж, идя, по его словам, на шабашку, кладет в карман веревку.

Прокурора Н. П. Осипова интересовало, в какой степени Панченко был свободен или несвободен от своей отвратительной страсти, мог ли он хоть в малой степени сдерживать себя. Предположим, его неудержимо тянуло по-звериному набрасываться на женщин. Но что побудило напасть на мальчика?

— Половое возбуждение, — отвечал Панченко. — Если бы в этот момент шла женщина или девушка, я напал бы на них. Но их не было, появился мальчик, и я не мог удержаться.

Патологию, которая его одолевала, можно назвать сексуальным бешенством. В какой-то степени врожденным, в какой-то степени развившимся во время «упражнений» в насильственных действиях. Вероятно, он не был оформившимся, законченным маньяком. Иначе скрупулезно просчитывал бы все свои действия и вероятность грозящих последствий. Этой скрупулезности что-то мешало. Мешали приступы сексуального бешенства.