Правда о «Титанике». Участники драматических событий о величайшей морской катастрофе

Показания под присягой миссис Тейер:

«Потом корабль перевернулся кормой вверх, пока корма не встала почти вертикально. На какое-то время она как будто застыла в таком положении (возможно, прошло секунд двадцать), а потом ушла вниз и скрылась из виду. „Титаник“ затонул в 2:20, судя по времени на наручных часах одной из пассажирок в моей шлюпке.

Мы вернулись на веслах к месту, где затонул „Титаник“, и по пути вытащили из воды шестерых мужчин. Двое из них были пьяны и доставили нам много хлопот. Шестерых втащили в шлюпку женщины. Двое из них потом умерли в шлюпке.

В нашей шлюпке образовалась течь — я не знаю, как это произошло. Нам пришлось вычерпывать воду. Я стояла в ледяной воде, которая доходила до верха моих сапог, и почти пять часов непрерывно гребла. Еще примерно пятнадцать человек мы сняли с перевернутой шлюпки. Всего к тому времени в нашей шлюпке находилось шестьдесят пять или шестьдесят шесть человек. В нашей шлюпке не осталось места для того, чтобы сидеть, поэтому все мы стояли, кроме тех, кто находился у самого борта.

По-моему, у пассажиров третьего класса была такая же возможность спастись, как у всех остальных.

Шлюпку, в которой находилась я, подобрала „Карпатия“ в 7 утра в понедельник. Мы гребли к ней три мили, потому что не могли ждать, когда „Карпатия“ подойдет к нам: в нашей шлюпке было столько воды, что мы не продержались бы на воде дольше.

Офицеры „Титаника“ показали себя необычайно храбрыми и способными людьми. Они держались спокойно, вежливо и вели себя образцово. Кроме того, все трудились, не жалея сил. Каютные стюарды также вели себя чрезвычайно хорошо».

Миссис Стефенсон и мисс Юстис любезно передали мне свои воспоминания и позволили их опубликовать. Цитирую:

«Мы находились на лестнице, которая вела на палубу А, когда услышали приказ: „Женщинам и детям подняться на шлюпочную палубу, а мужчинам перейти на правый борт“. Мы с мисс Юстис взялись за руки, чтобы нас не разлучили в толпе, и начали подниматься. Следом за миссис Тейер и ее горничной мы шли по узкой металлической лестнице в носовую часть шлюпочной палубы, где на „Титанике“ находился капитанский мостик.

Наверху лестницы мы увидели капитана Смита; он выглядел встревоженным и, пропустив нас, начал быстро спускаться. Тогда корабль сильно накренился на левый борт. Мы прижимались к переборкам офицерских кают; над нашими головами запустили ракеты, что нас очень встревожило, так как мы поняли, что попытки вызвать помощь по радио не удались. Раз запускают сигнальные ракеты, значит, дело серьезное. Вскоре после того стюард главного ресторана (Додд) велел нам спускаться на палубу А. Миссис Тейер возразила: „Скажите, куда идти, и мы пойдем за вами. Вы приказали нам подняться, а теперь посылаете нас назад“. Он ответил: „Следуйте за мной“.

На палубах горел электрический свет. Спустившись на палубу А, мы увидели, что параллельно окнам спускают шлюпку. Окна в остекленной части открыли и поставили у борта стул, чтобы удобнее было перебираться на ту сторону. К тому времени крен заметно увеличился, шлюпка висела далеко от борта, и кто-то из мужчин сказал: „Ни одна женщина не преодолеет такое расстояние“. Крикнули, чтобы снизу принесли лестницу, но, прежде чем ее доставили, нас всех посадили в шлюпку. Возможно, ее подтянули ближе к борту крюками, но мы без труда перепрыгнули с палубы в шлюпку. Нам помогали два матроса, которые стояли в шлюпке.

Помню, я увидела полковника Астора, который крикнул: „Прощайте!“ — и сказал, что сядет в другую шлюпку. Он спросил номер нашей шлюпки, и ему ответили: „Номер четыре!“ Когда я пролезала в окно, мне пришлось сбросить плед, так как в шубе и огромном пробковом спасательном жилете я была очень неуклюжей. Позже стюарды или матросы начали бросать в шлюпку пледы и одеяла; они нам очень помогли. В плед мисс Юстис завернули едва одетого младенца, а в мой — несчастного члена экипажа, которого вытащили из моря.

По-моему, в нашу шлюпку посадили всех женщин, которые в то время находились на палубе; ее последней спустили с левого борта.

Когда мы коснулись воды, то увидели, что корабль сильно накренился. Нос погрузился в воду; вода доходила до палубы D. Мы отчетливо это видели, потому что корабль был освещен, а иллюминаторы на палубе D были не круглыми, а квадратными. В нашей шлюпке не было фонарей; мужчинам пришлось очень нелегко, пока они освобождали блоки, так как они не знали, как работает лебедка. Я очень испугалась; корабль погружался все быстрее, и мне показалось, что нас затянет под воду, прежде чем мы успеем отойти.

Когда мы наконец были готовы двигаться, кто-то на верхней палубе приказал подойти к кормовому забортному трапу и снять нескольких человек. Хотя мы никого не видели, наш экипаж подчинился приказу. Мы очень встревожились, потому что сверху кидали мебель и мы слышали грохот и звон, как от бьющейся посуды. Мы просили гребцов отойти от корабля, но они отказались, и мы втащили в шлюпку трех мужчин, которые прыгнули с корабля и поплыли к нам. Один из них был пьян; в кармане у него была бутылка бренди, которую наш старшина-рулевой тут же выкинул за борт. Пьяного положили на дно шлюпки и укрыли одеялом. После того как втащили тех троих, они рассказали, как быстро тонет корабль. Мы умоляли гребцов работать быстрее, чтобы нас не затянуло в водоворот вместе с кораблем. На корабле горели огни, пока он не затонул. Когда послышались крики, что корабль тонет, я закрыла лицо руками. Тогда я услышала, как кто-то крикнул: „Он разломился“. Казалось, прошло много времени; я повернула голову и увидела, что корма стоит почти вертикально в воздухе. Над водой видны были гребные винты. Потом корма ушла под воду, и воздух огласился криками. Мы повернули назад и выловили из моря еще пятерых мужчин. Их страдания в ледяной воде были ужасными; позже двое из них — мы положили их на корму — умерли, но мы доставили их тела на „Карпатию“, где им в понедельник устроили морские похороны.

После того как вытащили нескольких человек из воды, мы увидели рядом с нами несколько шлюпок; нам приказали пришвартоваться друг к другу, что мы и сделали. По-моему, мы простояли так недолго, когда кто-то на соседней шлюпке сказал: они могли бы спасти больше людей, если бы пересадили часть пассажиров. Нескольких женщин и детей перевели в нашу шлюпку. Вскоре мы услышали крики: „Эй, на борту!“ — и низкий гудок. Офицер, который был за старшего в одной шлюпке, приказал нам следовать за ним. Мы понимали, что наша шлюпка переполнена, но наши мужчины, которыми командовали старшина-рулевой и боцман, последовали за офицером, и мы подошли к перевернутой шлюпке, на которой стояли люди. Нам пришлось приближаться к ней очень медленно, чтобы волна от нашей шлюпки не утопила их. Мы могли взять к себе лишь нескольких, и им пришлось переходить очень осторожно. Вторая шлюпка (№ 2) подобрала большинство из них, а потом мы отгребли от того места».

Спасательная операция, так хорошо описанная миссис Стефенсон, произошла на рассвете. Далее она вспоминает предыдущий период той ночи:

«Море было гладким, а на небе сверкали звезды; никогда не видела так много звезд.

Время от времени мы видели зеленую ракету; потом оказалось, что ее запускают со шлюпки для экстренного спуска, что сразу поняли наши мужчины. Мы все молились, чтобы скорее наступил рассвет; никто не разговаривал, все были охвачены ужасом от катастрофы и ужасно замерзли.

С рассветом поднялся ветер, и вскоре на море началось волнение. Прежде чем окончательно рассвело, нам показалось, что мы заметили на горизонте огни корабля. Старшина-рулевой не сразу признал нашу правоту, уверяя, что это луна, но потом кто-то из матросов сказал: возможно, там „Карпатия“. Перед тем как они покинули „Титаник“, им сказали, что „Карпатия“ идет к нам. После того как рассвело, мы долго плыли среди обломков с „Титаника“, главным образом я видела шезлонги и белые пилястры.

Нам казалось, что мы никогда не доберемся до „Карпатии“, потому что увидели, что корабль остановился. Позже, когда мы спросили, почему „Карпатия“ не подошла ближе, нам объяснили: первые шлюпки, которые отошли от правого борта „Титаника“, подошли к „Карпатии“ около четырех. Мы же подошли к забортному трапу уже после шести.

Нам пришлось тяжело, когда мы шли на веслах в бурном море, и невозможно было держать курс. Много раз нас могло затопить. Капитан Рострон, который наблюдал за нашим приближением, признался: он сомневался, что мы продержимся еще хотя бы час в таком бурном море. На дне шлюпки набралось много воды из-за течи; кроме того, вода натекла с одежды восьми спасенных. Они постоянно вычерпывали воду, чтобы уменьшить осадку. Две женщины рядом с нами очень страдали от морской болезни, но младенцы почти всю ночь спали на руках у матерей. С борта спустили подвесную люльку; кроме того, были веревочные лестницы. Однако лишь немногим мужчинам удалось подняться по веревочным лестницам. Тогда спустили вниз почтовые мешки; в них клали младенцев и детей и так поднимали их наверх. Нам велели бросить спасательные жилеты. Мы садились в люльку, и нас подтягивали к открытому люку, где подхватывали члены экипажа. Нас укутывали в теплые одеяла, всем предлагали бренди. Потом нас отвели в салон, напоили горячим кофе и накормили сэндвичами».