Трудные дети

Глава 8.

Марат не обиделся на меня. О, нет. Он был зол, как бешеная, истекающая пеной собака. Чечен перестал со мной разговаривать, совсем. Если раньше от него исходило хоть какое-то участие, которое не особо мне и нужно-то было, то сейчас он окатывал меня ледяным равнодушием.

Из всего, что хорошего исходило от чурки в прошлом, не осталось ничего. Контроль только усилился, ограничения тоже. А я по-прежнему не хотела признавать свою вину.

Я хотела получить свою свободу назад. Что в этом такого страшного? Я сразу чурку предупредила, что убегу, именно тогда, когда он не будет ждать. И в чем проблема? Но за это время я привыкла к общению и вниманию, которое мне давал Марат, пусть я в этом никогда не признаюсь. Я не признавалась в этом даже себе, но не ощущать дискомфорт и злость оттого, что что-то идет не так, как мне нужно, не могла.

Чечен выгнал меня из той комнаты, в которой я спала до этого. Наверно, когда-то она была его спальней, но за несколько месяцев я в ней уже обосновалась и считала своей. Но однажды утром чурка встал, грубо сдернул меня с кровати, вместе с одеялом и простынью, и взашей вытолкнул в зал. Все его действия были нарочито грубыми, жестокими и равнодушными, но как раз это меня не расстраивало.

Передо мной предстала ситуация, знакомая и нормальная, так что мне было известно, как себя вести и как выживать. Я старательно не привлекала к себе внимание чурки, все время сидела в углу и не лезла к нему. Совместные ужины тоже ушли в прошлое, и теперь Марат только высокомерно вываливал остатки еды на тарелку и шмякал ее передо мной, делая величайшее одолжение.

В то время его легковерная дурочка, его Оксана, осталась единственным живым существом, которое со мной разговаривало и обо мне заботилось. И пусть ее жалостливое внимание меня раздражало, а иногда даже казалось, что от приторности сводит зубы, спустя какое-то время, оглядываясь назад, я была благодарна ей за то, что она оказывалась рядом.

Ксюша, безусловно, обо всем догадалась. Только я до сих пор не знаю - рассказал ли Марат про украденный кошелек или нет. Но Оксана ни жестом, ни взглядом не выдала себя. Она была мила, приветлива и обходительна, уделяя мне внимание.

Конечно, в первую очередь ей не терпелось узнать о том, как я жила. Причем жаждала она самых трагических и самых грязных подробностей. В голубых глазах отчетливо виднелось как и сочувствие, так и нехилая толика интереса, напоминающего тот, с которым приличные на вид люди роятся в грязном белье соседей, друзей и просто известных людей. Вроде бы мерзко, неприлично, но устоять невозможно, потому что любопытство, с эдаким душком, разрывает на части. Я не была ни первым, ни вторым, ни третьим, но для Оксаны представлялась другим, инопланетным существом, и она изо всех сил силилась меня понять.

— А мама с папой у тебя были? - трогательно сложив руки на коленях, Оксана вглядывалась в мое лицо, и кончиками пальцев теребила подол своей юбки.

— Они у всех есть. Конечно, были.

— А что с ними стало?

— Откуда я знаю? - резонно спросила я, заставив девушку непонимающе нахмурить гладкий лоб.

— Ну как же…ты сказала, что они были.

— Были. Но я их никогда не видела.

— Бедненькая, - ее глаза засверкали от сдерживаемых слез. Оксана поспешно отвернулась, вытирая щеки. - Ты очень сильная девочка, Саша.

Мне было неуютно, неприятно чувствовать ее сочувствующий, мягкий взгляд. Ее заботу. Я не знала, как на них реагировать и что с ними делать.

— Ерунда, - грубо отмахнулась я.

— Как же ерунда? - не поняла Оксана. Она выглядела очень растерянной и озадаченной.

— У тебя кошка есть? Или собака?

— У мамы аллергия на животных. Причем тут…

Шмыгнув носом, я ее перебила:

— А ты хотела себе животное?

— Ну…в детстве.

— Ммм…и как без него жилось?

— Без кого?

— Без животного.

— Без животного?

При всем своем уме Оксана не всегда понимала мои грубоватые сравнения и мысли. Я для ее хрупкой и утонченной натуры была слишком прямолинейной и простой.

— Да. Вот сейчас. Тебе плохо без собаки?

Она медленно и неуверенно пожала узким плечиком.

— Не знаю. У меня ее никогда не было. Как я могу судить - плохо мне или нет? Нормально, наверное.

— Вот и мне нормально, - кивнула я и слезла с дивана. - Я в тубзик.

Оксана осталась сидеть на диване, переваривая мои слова. Она считала мои слова, мысли и сравнения кощунственными, дикими, и шла делиться своими мыслями к Марату, пересказывая ему наши с ней разговоры. Иногда даже со слезами.

Она гордилась, если удавалось вытащить из меня какие-то подробности. Сразу бежала к нему - рассказывать, но чечен внешне выказывал полное равнодушие к ее рассказам.

— Марат, ну так нельзя, - попробовала воззвать к его совести Оксана. - Она же маленький ребенок, в конце концов!

— Она не ребенок, Ксюш, - тихим голосом возражал Марат. С Оксаной он всегда разговаривал тихо, спокойно, будто боялся напугать. - Далеко не ребенок. Ты отвернешься, а она спокойно тебе глотку перережет.

— Не преувеличивай. Я с ней целый день была и ничего.

— Она боится.

— Кого?

— Меня.

Повисла напряженная тишина. Я же еще больше прилипла к двери, стараясь услышать хоть звук.

— Зачем тогда ты ее удерживаешь? - серьезно спрашивала Оксана.

Я замерла, стараясь не дышать. Не то чтобы меня это так волновало, но интерес был.

Марат не ответил. Я услышала, как ножки табуретки скользнули по линолеуму, и рванула к дивану, делая вид, что просто сижу.

Конечно, он знал, что я подслушиваю и подглядываю при возможности. И если они с Оксаной на эту тему разговаривали, то не в стенах квартиры.

Хоть чурка и стал относиться ко мне без эмоций, контроля он не ослабил. Даже наоборот, увеличил. Отобрал сигареты. Ограничил телек. Запретил трогать вещи. Мне было скучно, и Оксана с каждым днем все сильнее казалась неплохой альтернативой.

Скоро пришли результаты анализов. Их притащила Оксана, хмурившая лоб и вчитывавшаяся в непонятные строчки. А далее на меня высыпался ворох терминов и каких-то диагнозов. Анемия, гастрит, язва, иммунная недостаточность и так далее. Из всего того, что сказала Оксана, я поняла только слово гастрит - потому что слышала его когда-то. От плохого питания.

— У меня ниче не немеет, - на всякий случай уточнила я. - Ваши эскулапы че-то напутали.

Марат, подошедший ближе и вместе со мной заслушавший список болячек, наверняка все эти страшные слова знал. Ну, судя по тому, как он внимательно и весомо кивал, чечен прекрасно понимал, о чем говорит его краля.

— Они еще лекарства выписали, - Ксюша отдала Марату несколько исписанных листов. - И вот, диету.

— Понял.

— И надо кое-какие прививки сделать.

— Слышьте, эй! - пощелкала перед их лицами пальцами. - Какая диета?

— Усядься, - пророкотал чурка.

— Марат, не надо, - Оксана успокаивающе погладила его по руке.

Да, Марат, не надо, а то твоя краля испугается. Я довольно сверкнула глазами, потянулась и облокотилась на спинку, поджав под себя ноги.

Постепенно это стало своеобразной игрой. Теперь, когда Марат всеми силами не обращал внимания, я старалась добиться какой-либо реакции. А Оксана была идеальной наживкой и оружием в одном лице.

Марат ее берег. Оберегал от всего, в том числе и от себя. И от меня. Оксана считала своего Марата почти святым. Идеальным. Возможно, ее Марат таким и был, только вот настоящий Марат - другой человек. Это детали, конечно, но очень важные.

Я пыталась повредить тщательно продуманную маску чечена. Оксана теперь часто оставалась у нас, даже по вечерам, и в такое время я могла прийти к ним на кухню и начать свои беседы. В такие моменты у чечена были связаны руки, и он ничего не мог сделать. Грубо заткнуть или ударить? Да. Но не при Ксюше.

— Я по телевизору видела, что в Чечне война идет, - испытующе сощурив глаза, я улыбалась Ксюше. Та нервно дергала губами и кивала. - А долго?

— Довольно да, - ответила Оксана. - Война не бывает короткой.

— Марат же чеченец, да? - спрятала хитрую и темную усмешку.

— По отцу. Но у него российское гражданство. Он русский, - поспешно выпалила она.

— Ааа, - протянула я глубокомысленно. - А за кого бы ты воевал, Марат? - теперь он не мог избежать вопроса. И хотя я знала, что мне может влететь - да что там! Влетит обязательно. Я не жалела. Ну же, благородный Марат, покажи свое лицо подружке. Давай. Это был неприкрытый вызов, понятный только ему. - За чеченцев? Или за русских?

Он понял. Я играла грязно, и мы оба все понимали. Одна Оксана не понимала смысла этого разговора, переводя слегка удивленный и настороженный взгляд с меня на Марата. Она испытывала лишь неудобство. И не видела той тайной игры, к которой я призывала чурку.

— Так что, Марат? За кого бы был ты? Если бы воевал, конечно.

Обвинение в трусости Ксюша не заметить не могла. И горой встала за своего любимого.

— Марат свое отвоевал. Он, между прочим, в военном училище учился.

— Да ты что! - воскликнула я, прижав руки к груди. - Вау! Марат - герой.

Марат сжал вилку с такой силой, что слегка ту погнул. Сколько же у тебя терпения и выдержки, Марат? Я уже знаю, что с терпением нормально, а вот с выдержкой…Сколько ты еще сможешь сдерживаться рядом со своей Оксаной? Со мной наедине ты давно вышел бы из себя, бушевал и размахивал кулаками. Правда, Марат?

Моя издевка наверняка колола его колючей проволокой. А Оксана рядом надувалась от гордости, искренне веря в то, что я сказала от чистого сердца. Она смотрела на Марата, и ему приходилось сдерживать в себе всю свою ярость. Но стоило его крале отвернуться, как он приходил в движение. Весь. Бицепсы бугрились, вены на руках угрожающе вздулись, а скулы стали еще острее. Я сидела слева от него и сама себе казалась мелочью. Но все равно дразнила и не отступала.

Домашний телефон противно зазвонил и на счастье - или несчастье - отвлек всех. Точнее, Ксюшу, а мы с Маратом сделали вид, что разговора не было. Я расстроилась.

Поздно вечером Ксюша засобиралась домой, и я постаралась лечь спать до того, как она уйдет. Возможно, Марат не станет меня будить, чтобы сделать выволочку. Возможно, подождет до завтра. А завтра прямо с утра должна прийти Оксана.

Мой расчет не оправдался. В зале свет не горел, я отвернулась к стене и слушала, как они прощаются. Чечен закрыл за своей ненаглядной дверь, выключил свет и вышел из коридора. Ему бы идти к себе, я же как бы сплю, но Марат, прекрасно ориентируясь в темноте, подошел к диване, с легкостью поднял меня как пушинку, не придавая значения тому, что я хвостом тяну за собой одеяло, вцепившись в него двумя руками. Одной рукой обвился вокруг моей шеи, другой - вокруг талии и прижал к себе спиной. Дышать стало труднее.

— Я только за себя, - в кромешной тьме и тишине тихий голос, которым Марат никогда со мной не разговаривал, звучал пугающе. Я напряглась и сжалась в пружину. - Если мне или моей семье сделают плохо - я убью. Любого. Чеченца или русского. Мне плевать. Но я убью.

У меня внутри все дрожало от сдерживаемого страха и кучи других эмоций, водоворотом затягивающих куда-то в глубину. Живя в одном доме с Маратом, я почувствовала много других вещей, которых до этого не знала. Сейчас это было что-то глубокое, непонятное и постоянно смешивающееся. Страх и ненависть, уважение и понимание, презрение и восхищение.