Раскрытые тайны великих пророков. Час испытаний по Нострадамусу. Леонардо да Винчи. Фибоначчи. Данте. Гете.

Алкуин наставляет Карла Великого, этого теократического монарха града божьего на земле, тождественного государству: "Помни всегда, царь мой, о боге, царе твоем, со страхом и любовью. На место его поставлен ты блюсти и царствовать над всеми членами его тела, и обязан ты отдать отчет в день Суда… Епископ же — на втором месте, только на месте Христа. Поэтому тщательно старайтесь установить над народом божьим закон божий, который сообщен тебе богом твоим, наместник коего ты".

Интерес к светским знаниям вызвал общий подъем культуры, вызванный Каролингским Возрождением.

При дворе Карла Великого были созданы апологетические "Королевские анналы", и со второй трети IX века началось летописание. Создаются политические трактаты, биографии Карла Великого, Людовика Благочестивого, получает развитие литература, формируются народные языки (романские и германские), вырабатывается новое, легко читаемое письмо — так называемый каролингский минускул.

В мастерских (скрипториях) при монастырях переписывались книги, образовавшие ценнейший фонд каролингских рукописей.

На основе объединения заимствований из позднего античного и византийского искусства с местными варварскими традициями закладываются основы европейского средневекового феодального искусства.

Строятся монастыри, дворцы, церкви с развитой объемной композицией и динамичным силуэтом.

Храмы и дворцы широко украшались мозаиками и фресками. Наряду с раннехристианской традицией, восходящей к античности, элементами пространства и объема в монументальной живописи наблюдаются черты порывистости, экспрессии. Еще сильнее они проявились в книжной миниатюре (изображения евангелистов, библейских сцен, монархов каролингской династии), поражая страстной взволнованностью, непосредственностью наблюдений, свободой и динамикой композиции и рисунка. Скульптура представлена изделиями из слоновой кости (оклады книг, складни, гребни, ларцы и т. д.). Развивается литье, чеканка и гравировка по металлу, украшение изделий эмалью и камнями, резьба по камню и алебастру.

Всего век спустя, когда миновал апогей каролингской культуры, ученое время Карла Великого с Алкуиновой учебной программой стало в некотором роде образом культуры, и потому объемно и точно схватывающим его суть. Святой Франциск (XII век)

Средневековый хронист рассказывает. [38]

Папа Иннокентий III, выслушав среди кардиналов консистории устав божьего человека Франциска, нечесаного, с длинной бородой, в лохмотьях, с нависшими черными бровями, сказал ему: "Ступай, сын мой, и поищи свиней; с ними у тебя, кажется, более общего, чем с людьми; поваляйся с ними в грязи, передай им твой устав и упражняйся на них в проповедях твоих".

Франциск наклонил голову, вышел и, найдя стадо свиней, в точности так и поступил: стал валяться с ними на земле. Весь в грязи он вернулся — и вновь к папе: "Владыко, я исполнил твое приказание; услышь и ты теперь мою мольбу".

Растроганный и огорченный собою, папа выслушал Франциска, человека божьего.

Франциск призывал любить птиц и зверей.

Вопрос — ответ. На слово — дело.

В результате целая жизнь, сложенная из таких вот жестов-поступков. Легко сложенная — простодушно, как у юродивого; беззаботно, как у ребенка играющего; внезапно, как у жонглера-эксцентрика; весело, как у ваганта-бродяги…

Чистый жизненный жест — снайперски точный выстрел в самую суть дела. Без промаха. Жизнь как самоочищение — высветление. Без слов. Вне слов. И потому умение — научение исключено. Но учит и Франциск — всех и каждого, каждого и всех…

Парадокс: последний-распоследний неуч, должный всех научить правильно жить и сам должный выучиться тому же. Жить по вере…

Жил как антиученый — внеученый. Жил неучем, неучем и умер.

Но лишь стоило этой замечательной жизни физически завершиться, как тут же (а спустя время — тем более) его жизнь стала текстом, ставшим предметом поучительных — внеученых тоже, но притчево-басенно-нравоучительных усвоений.

Данте в "Божественной Комедии" пишет о Святом Франциске в части "Рай":

Он юношей вступил в войну с отцом

За женщину, не призванную к счастью:

Ее, как смерть, впускать не любят в дом,

И перед должною духовной властью

Et coram parte с нею обручасъ,

Любил ее, что день, то с большей страстью.

Она, супруга первого лишась,

Тысячелетье с лишним, в доле темной,

Вплоть до него любви не дождалась…

И так была отважна и верна,

Что, где Мария ждать внизу осталась,

К Христу на крест взошла рыдать одна.

Но, чтоб не скрытной речь моя казалась,

Знай, что Франциском этот был жених

И Нищетой невеста называлась.

При виде счастья и согласья их

Любовь, умильный взгляд и удивленье

Рождали много помыслов святых. Джордано Филиппо Бруно (XVI век)

"Я провозглашаю существование бесчисленных отдельных миров, подобных миру этой Земли.

Вместе с Пифагором я считаю ее светилом, подобным Луне, другим планетам, другим звездам число которых бесконечно.

Существует бесконечная Вселенная, созданная бесконечным божественным могуществом. Ибо я считаю недостойным благости и могущества божества мнение, будто оно, обладая способностью создавать, кроме этого мира, другой и другие бесконечные миры, создало конечный мир.

Все эти небесные тела составляют бесконечные миры. Они образуют бесконечную Вселенную в бесконечном пространстве.

Это называется бесконечностью Вселенной, в которой находятся бесчисленные миры.

Таким образом, есть двоякого рода бесконечность — бесконечная величина Вселенной и бесконечное множество миров, отсюда косвенным образом вытекает отрицание истины на вере". [40, 44]

За эти слова, произнесенные в ходе следствия после 8 лет допросов в застенках инквизиции поэт и философ Джордано Филиппо Бруно 17 февраля 1600 года был сожжен на костре в Риме.

Идеи Джордано Ф. Бруно, уходящие корнями в работы пифагорейцев, настолько не соответствовали догматам католической церкви, что шпионы инквизиции даже не могли сформулировать, о чем говорит философ.

Из доносов Джованни Мончениго:

«Я, Джованни Мончениго, сын светлейшего Марко Антонио, доношу по долгу совести и по приказанию духовнику о том, что много раз слышал от Джордано Бруно Ноланца, когда беседовал с ним в своем доме? что, когда католики говорят, будто хлеб пресуществляется в тело, то это — великая нелепость; что он враг обедни, что ему не нравится никакая религия; что Христос был обманщиком и совершал обманы для совращения народа и поэтому легко мог предвидеть, что будет повешен; что он не видит различия лиц в божестве, и это означало бы несовершенство бога; что мир вечен и существуют бесконечные миры;…что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, как и апостолы, и что у него самого хватило бы духа сделать то же самое и даже гораздо больше, чем они; что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти; что возмездия за грехи не существует; что души, сотворенные природой, переходят из одного живого существа в другое; что подобно тому, как рождаются в разврате животные, таким же образом рождаются и люди».

Он рассказывал о своем намерении стать основателем новой секты под названием "новая философия". Он говорил, что дева не могла родить и что наша католическая вера преисполнена кощунства против величия божья; что надо прекратить богословские препирательства и отнять доходы у монахов, ибо они позорят мир…

Так как мне приказано вашим преосвященством внимательно обдумать и припомнить все, что приходилось слышать от Джордано Бруно противного… католической вере, то я припомнил услышанное от него, кроме уже донесенного мною письменно вашему преосвященству: что образ действий церкви в настоящее время иной, чем тот, какой был в обычае у апостолов, ибо они обращали народы проповедью примеров доброй жизни, а в настоящее время тех, кто не желает быть католиком, подвергают пыткам и казням, потому что ныне действуют насилием, а не любовью, и такое состояние мира не может более продолжаться, так как процветает невежество и нет ни одной хорошей религии, что католическая вера нравится ему больше других, но и она нуждается в крупном преобразовании, что долго это продолжаться не может и скоро мир увидит всеобщее преобразование, ибо совершенно невозможно, чтобы такая испорченность могла далее существовать…"

XVI век был веком глубокого драматизма и контрастов в области религии, политики, философии, искусства и науки: на основе критического переосмысления всех ценностей в это время возникают идеи, на которых воздвигается здание культуры современной Европы.

Это — век Реформации: протестантская Реформация заставляет католическую церковь пересмотреть и свою платформу, и линию поведения. Религия — это уже не открытие вечных истин, а тревожные поиски божественного начала в человеческой душе, не слепое послушание авторитету, а выбор, определяемый ответственностью личности перед Богом.

Точно так же новая наука — это не унаследованное от прошлых поколений знание, основанное на мудрости древних авторов, а вторжение в живую ткань действительности, не разгаданной до конца.

Политика не сводится более к утверждению иерархии власти, дарованной свыше, а является борьбой сил, добивающихся неустойчивого равновесия.

Искусство уже не созерцание и передача художником в образах существующего порядка вещей, а беспокойный поиск и своих целей, и путей своего смысла и бытия в историческом развитии. Искусство — это способ выявления отношения к жизни, а процесс его реализации, его вспомогательная роль в достижении конечной цели духовного спасения представляются не менее важными, чем сам предмет художественного воплощения. Зачем в художественной форме отражать сущность мироздания, если мир есть загадка и составляет предмет непрерывных исследований? К чему восхищаться совершенной гармонией божественного творения, если Бог не в нем, а в недрах сознания, в натянутых струнах души, борющейся за свое спасение? Главная проблема состоит отныне в линии поведения человека, в методе научных поисков и в накоплении соответствующего опыта.

Из работы Джордано Ф. Бруно "О бесконечности, Вселенной и мирах":

"Я верю и считаю, что по ту сторону воображаемого небесного свода всегда имеется эфирная область, где находятся мировые тела, звезды, земли и солнца; все они имеют чувственный характер в абсолютном смысле слова как сами по себе, так и для тех, которые живут на них или около них, хотя они не могут быть воспринимаемы нами вследствие отдаленности расстояния.

Отсюда вы можете видеть, на каком фундаменте стоит Аристотель, когда из того, что мы не можем воспринимать ни одного тела за пределами воображаемой окружности, он заключает, что там нет никаких тел, и поэтому он упорно отказывается верить в существование каких-либо тел за пределами восьмой сферы, вне которой астрономы его времени не допускали никаких других небесных сфер…

Но против этого восстает вся природа, возмущается всякий рассудок, это осуждают всякое правильное мышление и хорошо развитый интеллект.