Кровавое золото Еркета

Глава 24

«Что-то тут не то, так не бывает — чисто восточное коварство отнюдь не вымысел, а обычный прием в этих местах, тем более в это время — сам такой. А здесь все выглядит, как сказал один киногерой, чинно и благородно, аж слезу пробивает!»

— Чинары стоят, старые, в обхват, рощица малая — два десятка. Кишлак раньше там был совсем небольшой, даже мечети нет. Ныне заброшен, дувал начал разваливаться — людишки либо поразбежались, или кочевать аулами ушли в пустыню. А рядом с чинарами мазанка местная уцелела, остальные разрушены — одни верблюжьи пауки по развалинам бегают, твари зубастые. А вот под деревьями солдатам палатки поставить можно — там тень, хорошо, да киряз рядом. Потом арык идет неглубокий и персики — сад небольшой, одичал, люди пару лет тому назад ушли. Там хан свой шатер поставит, рядом еще один — переговоры в нем вести, в тени будете находиться, не на жаре, а охрана под деревьями скрываться — наши под чинарами, хивинцы, значит, под персиками, в прохладе.

Атаман Бородин говорил негромко — с полусотней он побывал на месте будущей встречи с ханом, и сейчас выкладывал свои соображения. По лицу видавшего виды казака порой проскальзывала некая растерянность, что ли, непонимание происходящего, или сам чего недосмотрел.

— Негде там спрятаться — даже в ямах не скроешься, солнце так жарит, что любой в печеную рыбу там превратиться. Да и без нужды то басурманам, княже. От их табора до места переговоров их коннице не больше четверти часа скакать, как бы лошадям до того не пришлось на жаре стоять. А вот от лагеря нашего казакам вдвое больше рысью идти. А пешим солдатам так вообще час, и то если налегке, да бегом кое-где — арыки сильно мешают, да на гребень по песку взбираться, а там еще идти полторы версты, — атаман тяжело вздохнул и подытожил:

— К этому времени сотню твою, князь, вырубят подчистую, а тебя на аркане в плен уведут. Предводителя лишившись, нашему войску токмо один путь останется — отступать восвояси через пустыню, не солоно нахлебавшись, а хивинцы со всех сторон наседать начнут. Мало кто на Яик вернется — мои казаки может быть, да ногайцы — а шведы с пехотой и пушкарями полягут все до одного, да и с водой будет туго. Басурмане в пустыню своих всадников уже отправили — колодцы забьют, чтоб воду не достать было. А потом, как нас побьют, рабов пригонят и почистят.

— Скорее, так и будет, как ты говоришь, — не доверять бывалому атаману не имелось оснований, похоже на то и сделан расчет хивинцами. Пресловутое, известное всему миру восточное коварство во всей красе — когда стороны вроде находятся в равных условиях, но если одна из них нарушит условия, то сразу окажется в выигрышной ситуации. И грех этим не воспользоваться, раз противная сторона сама подставилась. Обычная вековая практика — горе побежденным!

— Хорошо, атаман — ты сказал, а я понял. Иди, и благодарю тебя. Предупреждению внял, и буду думать как коварство хивинское против них самих обратить, — поблагодарив атамана, Бекович уселся на ковер и стал с помощью палочек моделировать возможные ситуации.

По всему выходило, что Шергази-хан отказался от первого варианта действий, что произошел в иной истории — путем переговоров вынудить Бековича разбить войско на мелкие части и развести их по разным селениям, где их хивинцы попросту перебили.

А так все гораздо проще — захватить его на переговорах, внести в умы русских сумятицу и заставить отходить в пустыню, когда те припасы подъедят. Или обложить со всех сторон и со временем принудить к сдаче на милость победителя. Последнее являлось совсем странным словом к известным на всю Среднюю Азию разбойникам, которые для себя добротой считали продать пленника в вечную неволю тем же бухарцам или афганцам. И уже столетиями главным своим ремеслом почитали грабежи на караванных путях, работорговлю и набеги на соседей.

— Так, предположим, что атаман прав, — Бекович посмотрел на тенистый сад — густая листва хорошо защищала от палящих лучей солнца. — А матерый вояка вряд ли ошибается, иначе бы не водил своих казаков вот уже десять лет в набеги и походы. Тогда один вопрос — как продержаться под чинарами час времени, и при этом ухитриться разбить хивинцев и рассеять их по пустыне, если не удастся их всех истребить на месте.

— В эти игры, хан, я тоже играть могу, а восточное коварство во многом уступает западному вероломству. История тут много примеров дала. Да те же англичане всех азиатских владык в удобную для себя позу ставили. В коленно-локтевую, проще говоря, для «употребления» — и ничего те не могли сделать, били их нещадно.

Да и русские во время Туркестанских походов неоднократно сталкивались со скопищами тех же бухарцев и кокандцев, превосходивших по численности их отряды на порядок — и громили вдребезги, рассеивая. Даже когда тем же кокандцам удавалось окружить небольшие подразделения русских, как 4-ю сотню 2-го Уральского полка под Иканом, то ничего не могли поделать с отчаянно сражавшимися казаками. И пусть мусульмане были готовы принести себя в жертву, но что-либо противопоставить регулярной армии и казакам они просто не могли, только проливали без всякой пользы кровь на сухую землю и песок.

Сейчас ситуация для русских войск сложилась более чем выгодная, сулящая неплохие шансы для победы. Перевес у хивинцев в людях лишь двойной, но никакой роли он не играет. С луками против пушек и ружей с пулями Нейслера воевать не сможешь, туркмен и узбеков просто перебьют, что и показало недавнее сражение. Да и дух у врага не на высоте — сталкиваться в открытом бою с русскими они не желают, уже уяснили, чем такая стычка может окончиться для них. Потому и прибег Шергази-хан к «хитрости», и даже на Коране поклялся перед отправленными Бековичем мурзами, показав свое коварство — соблюдать клятву владыка Хивы не будет!

— А если…

Пришедшая в голову мысль поразила Бековича, и он принялся лихорадочно расставлять палочки, изображавшие противников, на земле — и начав их двигать, князь задумчиво пробормотал:

— А ведь мы всех хивинцев перебить здесь сможем, главное их миражом успеха поманить, да продержатся пару часов. Шансы есть, и очень большие — в общем, стоит рискнуть.

Бекович прикусил губу, прикидывая возможное развитие событий — картина предстоящего дела становилась более выпуклой, обретала вполне реальные черты.

— А ведь дело может выгореть!

От русского лагеря до таборов хивинского войска десять верст, или полтора фарсаха — место для переговоров как раз посередине. Хивинцы все прекрасно видят, и если хан замыслил недоброе, он даст тайный знак и наметом сорвется знаменитая туркменская конница — на чистокровных лошадях ахал-текинской породы, быстрых как ветер, им доскакать до места событий можно за десять минут.

То, что русские, в отличие от хивинцев его не видят, ничего страшного — услышат. Все дело в том, что у каждого солдата под мундиром будет спрятана пара пистолетов, и еще один открыто висеть на поясе в чехле. Хивинцы против них не возражали, прекрасно зная, что пистоли бьют на три десятка шагов. Но обычной пулей, а ведь там будет совсем иная, для которой и сотня шагов не расстояние.

Да еще много чего можно успеть сделать рано утром. Рощица чинаров и мазанка с уцелевшим дувалом за пару часов получат совсем иное предназначение, причем все штуки можно проделать на глазах хивинцев — те не должны ничего заподозрить. А там и будет все решено — будет ли он завтра жить, а значит одержит победу, или потерпит поражение, которое просто не переживет, и будет убит…

Князь обвел собравшихся на поляне офицеров, что сидели на коврах, поджав под себя ноги, тяжелым взглядом — те прения прекратили, прекрасно осознавая, что теперь не место обсуждения приказа, а его выполнение, как по присяге положено.

— Господа, у нас мало времени, а сделать предстоит очень многое. Нужно поторопиться — к восходу солнца все должно быть готово. Делайте все тихо — противник не должен заметить наших приготовлений. Особенно это касается твоих казаков, атаман!

— Не заметят — мы не раз такое уже совершали…

— Дай бог, но уходи тихо, и на юг. Если заметят, то воспримут твой уход или за бегство, или за экспедицию. Еще обрадуются, что мы сами себя на части делить начали.

— Сделаем, княже, как тати в ночь уйдем!

— Тогда хорошо — если казаки твои сделают то, что задумано — хивинцы от нас не уйдут. А теперь, господа офицеры, я сам доведу до вас диспозицию, и то, что всем нам свершить надобно…