Кровавое золото Еркета

Глава 4

— Эти урусы задумали начать войну, говоря мне о своем миролюбии. Но колючку с ядовитым шипом даже в мягкой кошме не спрячешь — она обязательно уколет!

Здесь, в зеленом саду, под сенью персиков, всегда хорошо думалось — повелитель Хорезма, Шергази-хан сидел на ковре и размышлял. А ситуация нравилась ему все меньше и меньше — на Хиву с каждым днем надвигалась неминуемая война…

Благословенна земля омываемая водами Джейхуна — дарованной для спасения людей Амударьи. С ледяных вершин Памира, «крыши мира», срываются стремительные ручьи, сила которых наполняется тающим льдом. И спускаются они хрустальными лентами, а вода прозрачней любого стекла, что может сотворить даже самый умелый стекловар. Но сплетаясь с другими ручьями, появляются уже горные реки, наполненные яростной силой — течение становится свирепым, оно играет огромными валунами как булыжниками, которые дехканин выкапывает на своем маленьком поле и откидывает со своей земли в сторону.

И с расстоянием сливаются в Амударью горные потоки, которые таджики почтительно именуют Пянджем и Вахшем за их буйный нрав. И вырвавшись на равнину, общая река уже потихоньку теряет свой норовистый характер. Но в нее впадают новые притоки, что вырываются с предгорий — справа Зеравшан, Карусу и еще три «дарьи». А слева, от афганских гор один Кундуз, чье извилистое русло проходит по Бамианской долине, где стоит каменный исполин — воплощение Будды, высеченное в скале.

Лишь приняв в себя все притоки, и отдавая свою воду в многочисленные арыки, Амударья с каждым фарсахом становится покладистой и доброй, как самая любящая и возлюбленная жена. И только течение несет к далекому Аралу песок и ил, а в половодье вырванные с корнем растения и деревья из тугайных зарослей, что окаймляют ее пологие берега. И пусть вода грязная, но она является самым главным богатством в Мавераннахре и Хорезме — без ежедневных поливов земля была бы выжжена лучами жаркого солнца. А потому темные воды Джейхуна воистину благословенны, и когда желтые пески пустыни отражаются под слепящими лучами на речной глади, то она кажется людям золотистой, наполненной до краев золотым песком.

Но даже в Хорезме, где Джейхун уже тихая и спокойная, случаются катаклизмы, от которых гибнут занесенные песком города и многие тысячи людей ищут спасения в других местах. Это происходит в момент самого высокого половодья Амударьи — мощное течение может выплеснуться из берегов, и устремится в сторону, пробивая себе новое русло. И река уходит от городских стен, порой на несколько фарсахов — а это целый день ходьбы по пескам для человека. Или произойдет сильное землетрясение, а в этих местах они обычное дело — так полтора века тому назад Амударья отвернула к Аралу, наполнив огромную котловину озера. А один из ее рукавов перестал впадать в озеро Саракамыш, из которого вытекала в сторону Каспия река Узбой, старое русло которой сейчас занесено песком. И беда пришла в те края — тысячи туркменских кибиток покинули насиженные места, люди стали искать спасение среди бескрайней пустыни, которая всегда жестока попавшим в беду, а соседи порой настроены крайне недружелюбно.

Да спасет Аллах от такого несчастья!

На этой земле нужно беспрестанно трудиться — для орошения полей нужна вода, и люди круглыми днями роют или чистят анхоры — большие каналы, от которых уже отходят во множестве арыки. От Амударьи они порой отходят на фарсах, а то и более, а ведь это восемь русских верст. Но люди не зря работают от рассвета и до заката, лишь в самое жаркое время дня прячутся под деревьями от ярких лучей солнца.

Полив земли преображает любое, прежде пустынные место, в цветущий оазис, который щедро вознаграждает дехкан за их кропотливый и тяжкий труд под жгучими лучами солнца. И радуя душу плодами урожаев, которые здесь убирают дважды в год.

На половине всех земель, отвоеванных у пустыни, вызревала золотистая пшеница. За нею приходили караваны даже из казахских и афганских земель — больно нравилась купцам отборное хорезмское зерно, из которого выпекаются в тандырах вкусные лепешки с семенами кунжута. После уборки первого урожая дехкане тут же сажали джугару — сорго — семена шли в пищу, а стебли на корм скоту.

Еще четверть земель шло под бахчи и огороды. На всю Среднюю Азию были знамениты хорезмские дыни — всякие разные по цвету, по размеру, по насыщенности сладкого вкуса — от них буквально зависела жизнь всего населения. Кусок лепешки и половинка дыни — вот обычный завтрак и обед дехканина. С ними не нужен кропотливый и надрывный труд, с посадкой семечек справлялись и старики. Но как только дыни наливались, вот тут нужен был глаз да глаз. Мальчишки могли прихватить — им всегда кажется, что у соседа урожай слаще, чем в своем огороде. Настоящим бичом были лодочники — проплывая по архану, трудно удержаться от соблазна покидать в лодку десяток-другой крепких и больших дынь, которые хранятся долго. Если самому уворованное завялить, то большой и сытный припас на зиму будет, причем совершенно бесплатно, задарма.

Рядом с дынями высаживали тыквы — огромные и сладкие, их очень любили все от мала до велика. Как и зеленые полосатые арбузы, сочная красная мякоть которых хорошо утоляла жажду. А на огородах выращивали овощи, один перечень которых мог бы занять грядку, если сажать только по одному. Длинный зелеными стрелками лук, крупный чеснок, розовая морковь, красный жгучий перец — без него не готовилось ни одно блюдо, если основой было мясо или рыба. А еще кунжут, репа, фасоль, редька, огурцы, маш, свеклу и многое другое, что только могло вырасти на этой благодатной земле, по обоим берегам Амударьи.

На оставшейся четверти тарпанов сеяли ячмень, овес и просо, терпеливо взращивали рис — а как быть без традиционного плова, что подавался рассыпчатыми горками на блюдах, настолько больших, что сидеть вокруг их мог целый десяток проголодавшихся людей.

Выращивали хлопчатник — из белых комков ваты делали превосходные ткани, очень нужные в жарком климате Хорезма и Мавераннахра — легкие и прочные. И коноплю взращивали, и марену, чтоб ткани окрашивать в любимый жителями красный цвет. А также стояли целые рощи тутовника, где из куколок шелкопряда, попавшего в Хорезм из далекого Китая, ткачи делали великолепный шелк, за который платили золотом.

Зелень садов накрывала кишлаки, спасая жителей от жары в тени под густыми кронами. И дарила чудные плоды, равных которым не было ни в далекой Турции, ни в ближней Персии, ни в соседней Бухаре. Замечательные яблоки в Хазараспе, груши и гранаты в Хиве, которые славились на всю округу, большие сочные персики, инжир — легендарная библейская смоковница. Хурма, алыча, да еще абрикос — как жить без кураги и урюка, даже малая горсть способна утолить лютый голод.

Великолепны сады Хивинского ханства — его законная гордость, услада и для взора, и для лакомства, жизнь без них покажется любому правоверному горькой и несчастной.

На этой благодатной земле, славной своими плодами, высятся стены знаменитых городов, с минаретами и куполами мечетей, с десятками медресе, с сотнями ремесленных мастерских. Самый древний из них Хива — «Вечный город», известный всему миру Рим, основанный легендарным Ромулом, лишь чуть старше нынешней столицы ханства. Город вырос возле колодца Хейвак, известного своей удивительно чистой и вкусной водой. А колодец этот по легенде выкопан по приказу Сима, сына библейского патриарха Ноя, что сотворил ковчег, переживший Потоп.

А до того столицей являлся знаменитый Гургандж, погибший пять веков тому назад в ходе долгой осады и штурма. Нынешний город Куня-Ургенч стоит рядом с развалинами древней столицы Хорезма, и тоже гибнет — но тут от него отошла своенравная Амударья, оставив жителей без воды. Потому прозван он «старым», ибо новый Ургенч основали переселившиеся оттуда жители, со слезами горя на глазах, оставив дома и мечети.

Все есть в Хивинском ханстве, кроме одного — золота и серебра, нет на землях этих драгоценных металлов. Ремесленников много, они могут сделать все, что душе угодно — шорники, ткачи, кожевенники, оружейники, кузнецы и прочие, но почти нет ювелиров. Да и деньги в ходу бухарские — своих таньга в Хорезме давно не чеканят. Но и без этого врагов за глаза хватает, вот и лезут со всех сторон желая поживиться накопленными за стенами городов богатствами. И так уже две тысячи лет с лишним, как вторгаются на земли Хорезма разные завоеватели, желающие хорошо пограбить здешних жителей, и увезти плоды их труда.

Первыми приходили персидские цари — Кир, Камбиз, Ксеркс, Дарий — всех ушли ни с чем. За ними явился знаменитый Искандер — завоевав Мавераннахр, но Хорезмом не овладел. И так прошла тысяча лет, пока пять веков тому назад не пришел свирепый Чингиз-хан, и погибло все государство хорезмшахов. Семь месяцев отчаянно защищался древний Гургандж, но был взят штурмом — и каждому из завоевателей достались рабы, среди которых были умелые ремесленники. Погибли города, посевы вытоптаны, плотины и арыки уничтожены, сады вырублены — обезлюдела земля.

Прошло почти два века, Хорезм залечил раны, но тут явился жестокий «хромец» Тимур, и новое разорение, от которого удалось оправиться только через столетие. Но теперь настала очередь страдать и другим — легкая хорезмийская конница наводила ужас, и крика «хивинцы идут» было достаточно, чтобы трепетали афганцы и персы, бухарцы и туркмены, кокандцы и казахи, нещадно избиваемые. Вот уже двести лет, как Хивинское ханство жило регулярным грабежом своих соседей, ходило на них в походы столь же постоянные, как половодье Амударьи…

— Гяуры решили сходить на нас в поход, — на губах Шергази-хана появилась зловещая улыбка. — Ну что ж — судьба их будет незавидной!