Кровавое золото Еркета

Глава 32

— Досим-бей ведь тебе говорил, что вскоре сведет с тобой счеты, Рашид?! Предупреждал, а ты не внял! Что говорил против меня, Девлет-Гирей-хана, не помнишь?! Память короткой стала?!

— Великий хан, помилуй…

Вопль прервался, так как Бекович повел рукою, растопырив пальцы. Накинутый нукерами на шею шелковый шнурок сдавил покрытое складками жира горло. Толстяк в шелковом халате с побагровевшим лицом силился что-то сказать, но было поздно — по знаку новоявленного хивинского хана его телохранители повалили мятежного бека на пыльную землю, стащив с ковра и принялись душить.

Бывший властитель Ходжейли, назначенный прежним ханом и ненавидимый всеми жителями этого богатого города, корчился несколько секунд, но охранники сильно дернули голову. Раздался хруст ломаемого позвоночника, бек дернулся в предсмертных конвульсиях и вскоре затих.

Все это время Бекович хладнокровно наблюдал за муками потенциального изменника — требовалось максимально «зачистить» государственный аппарат от ставленников прежнего хана, которые со смертью своего покровителя теряли слишком много. От таких можно было ожидать измены и заговора, так что требовалось по ним нанести превентивный удар. А казни неизбежный атрибут, как и водружение головы на кол — данное событие вызывало у жителей, и особенно у яремчи не скорбь по хозяину, а всеобщее ликование. Потому что все хозяева мульков кроме половины урожая драли с них еще множество поборов. Горожанам было не слаще — их грабили напропалую, взяточничество процветало — вот и приходилось прибегать к репрессиям, ибо других мер не оставалось.

Да и не поймут милосердие с гуманизмом на Востоке!

— Великий повелитель, твоя справедливая кара настигла предателя. Кому из своих верных мин-баши ты велишь передать мульк — земли должны получить хозяином верного тебе тысячника. Для юз-баши такой надел сверх всякой награды — слишком велик для сотника.

— Я хотел упразднить частное землевладение…

— Не делай этого, повелитель. Я говорил с твоими тысячниками — в русском царстве есть вотчина и поместье. Мульк соответствует первому — он передается по наследству. Так и сделай — но отбирай в случае предательства дарованную тобой землю. И раз ты хочешь продолжить деяния праведных халифов, то пусть яремчи платят в будущем половину от половины — и они будут благословлять твое правление!

Досим-бей лукаво усмехнулся и понизил голос, склонившись к плечу Бековича, он сидел за его спиной:

— А у тебя будет постоянный повод наложить опалу на любого бека, ведь они захотят выжать больше, чем им положено. А это будет харам, и карать ты их сможешь, когда захочешь. К тому же теперь налоги будут браться с мульков в полном объеме.

— Пожалуй, так и надо сделать. Ты прав, визирь.

— А земли эти передай мин-баши Каспар-бею, и он будет служить тебе с утроенным рвением.

— Почему именно этому силезцу?!

— У него нет собственного хана, он ходил по вашим разным ханствам и предлагал свою службу. Дав ему землю и дехкан, ты его привяжешь к себе навечно, ему не нужно будет искать нового властителя. А мин-баши выделит наделы для своих юз-баши — и за свои земли, дарованные тобой, их повелителем, они будут яростно сражаться, и служить тебе покуда живы. И дети их будут целовать на верность полу твоего халата.

— Но они христиане…

— И что?! Не язычники, а люди «книги». К тому же примут со временем ислам, в том я не сомневаюсь.

— Как раз нет, они стойки в вере.

— Великий хан! Если стойкость в вере поставить на одну сторону для воина, кто уже давно не соблюдает ваши христианские заповеди. То есть убивает, грабит, прелюбодействует — но таково военное ремесло. А на другой стороне будет хороший дом, ласковые жены, уважающие седую бороду отца дети, покорные слуги и работящие дехкане с плодородной землей и садами, то нетрудно определить дальнейший выбор. А их сыновья сделают свой выбор уже осознанно.

— Хм, пожалуй, что-то здесь есть рациональное…

— А тем воинам, кто не захочет принять нашу веру, можно просто дать большие наделы в одном месте, и пусть живут на отдалении и служат тебе верно и преданно.

— Но если они будут мне служить, то кто будет возделывать их землю?! Да и где найти свободные наделы для них?!

— Невольники и дехкане будут работать — это их долг! Если есть сильное войско, а оно у тебя, великий хан имеется, и равного ему в этих краях нет, то будут и невольники, и сарты, что сами придут на твои земли. Ведь таких поборов на них не будет, как есть у твоих соседей — бухарского эмира или кокандского хана.

— Где эти земли, Досим-бей?

— Это устье Амударьи, оно мало заселено, и там кочуют верные тебе каракалпаки. Это берег Аральского моря, а на нем много островов, и есть колодцы. А еще Сырдарья, что в древности Яксартом именовалась — в низовьях калмыки Аюки-хана, их легко прогнать — ведь они теснят твоих «черных шапок», и если ты двинешь войска, то легко займешь эти земли, по которым течет благодатная река.

— А еще есть пригодные для поселения земли?

— Их много, хан — Амударья русло свое меняет, и люди оставляют не только селения, а целые города. Тут рядом, путь всего в четыре фарсаха, занесенный песком Гургандж — древняя столица Хорезма. Река ушла, и город умер без жителей, что перебрались в новый Ургенч.

— Хорошо, я тебя понял, Досим-бей. А каракалпаки будут мне верны, как ты думаешь? Не захотят ли они жить своим укладом, не предадут ли со временем, так многие делают.

— Нет, повелитель — они пришлые, столетие тому назад пришли из-за Яика, и поселились в низовьях рек. Но недавно пришли калмыки и изгнали их из низовий Сырдарьи. А теперь они будут самыми верными у стремени твоего коня — иначе их вырежут туркмены из племени йомудов. А вот они твои злейшие враги, и тебя ждет с ними тяжкая война. Хотя туркмены адыклы-хызыр признали твою власть, и они помогут — у них старые счеты с соседями. А так как у них крепость Ак-Кала на протоке Дарьялык, то борьба с йомудами не станет столь тяжкой как была раньше — хивинским ханам никак не удавалось их подчинить.

— Разберемся со временем и с ними, надо только регулярную кавалерию сколотить, или хорошую конницу на манер казачьей, если не получится. И наладить производство ружей — железную руду найдем, как и многое другое, недра этих земель богаты, хотя все покрыто песком.

Бекович задумался — ситуация потихоньку вырисовывалась все отчетливее. И он был доволен, что сделал ставку на Досим-бея. Старик выходец из сартов, и уже привлек к управлению много своих единоплеменников. Ведь именно они были тем становым хребтом экономики хивинского ханства, кочевники играли гораздо меньшую роль, зато имели вполне реальную власть. А сейчас все изменится с точностью до наоборот — оседлые узбеки, составляющие большую половину населения Хивы, получив от него значительные льготы, в сравнении с прежними порядками, станут его надежной опорой. Но на это нужно долгое время, и то нужно набрать рекрутов и формировать из них местную пехоту — сарбазов.

— Скажи, Досим-бей, почему ханы не вооружали сартов пищалями — ведь получили бы подкрепление в войско.

— А зачем, великий хан. Лук бьет гораздо дальше и точнее, чем фитильная пищаль, а ими кочевники владеют великолепно. А давать ружья сартам опасно — мало ли что удумают. Потому сартов обложили «милтик пули» — налогом на приобретение любого огнестрельного оружия.

— Нельзя так бояться своих верноподданных, визирь, — усмехнулся Бекович — теперь эта «ахиллесова пята» ханства должна была стать совсем иной по его расчетам.

— А потому, чтобы моя власть стала крепче, нужно призвать рекрутов — двух самых сильных и крепких, и еще здоровых и холостых из десяти молодых парней. А также взять служить по собственной охоте всех тех, кто согласен учиться огненному бою и получать жалование в моем войске. Тех можно брать и женатых. Рекрутам положу жалование в полтаньга раз в семь дней, а кто собственной охотой придет, то уже одна таньга в неделю, вдвое больше. И на службе их будут обильно кормить, и всем выдадут одного цвета халаты и шаровары, сапоги добрые, рубашки и чалмы.

— Это хорошие деньги, великий хан, да еще кормежка и одежда. Многие придут служить с охотой, и станут тебе надежной опорой и угрозой для соседей — ружья намного лучше луков.

— Их года два учить только надо, так что служить мне будут десять лет. А в кишлаках им будет дан надел, обрабатывать который будут их односельчане, а пока служит, ни закят, ни ушр с того участка не брать. Вообще ничего не брать! И не только десять лет службы, но и десять лет после нее.

— Почему, хан, ведь сарбаз не будет уже в твоем войске?

— А затем, что если начнется война, то я их всех призову под знамена — и эти опытные войны мне снова будут служить. А все десять лет они будут хранить дома обмундирование и оружие, и присягу в том особую давать токмо мне. А у кого чего не будет для ухода на войну — надел отбирать, и дурную голову с плеч долой. Ежели калекой станет на службе, то надел его обрабатывать соседям — пусть кормят увечного служивого. И часть закята, с кишлака собранного, на житье таких воинов дополнительно отпускать. Все жители должны видеть — Девлет-Гирей-хан думает о своих сарбазах. И о них постоянно заботится.

— Все выполню, повелитель!

Бекович знал, что его визирь ничего не забывает — рядом с Досим-беем всегда были писцы с бумагой и чернильницами. И распоряжения немедленно выполняют, с прилежанием и возможной быстротой. К тому же показательные казни хороший стимул для рвения. Да уж — не хотел к этому прибегать, а пришлось, потому что каковы времена, такие в них и нравы. А наместник в Ходжейли жалости не вызывал — ритуальная жертва врага всегда необходима, как и его голова на коле возле крепостных ворот. Недаром один из французских королей любил приговаривать, что ничего в мире не пахнет так приятно, как труп казненного врага и предателя…