Живодер

Какофон поднял руку, и Фабий увидел усилитель, встроенный в ладонь. Усилитель задрожал, и оттуда раздался жестяной звук, похожий на вздохи маленького животного.

— Нет. Благодарю тебя, но не нужно.

Рамос закрыл ладонь и опустил руку.

— Кстати, я прав. На этот раз твое умирание другое. В нем есть какая-то непривычная тяжесть.

Фабий пристально посмотрел на десантника:

— Ты необычайно восприимчив, Рамос.

Рамос повел рукой вокруг:

— Это все сад. Он учит нас, как и мы учим его.

— Ты уже говорил это прежде.

— И скажу еще раз. — Рамос коснулся пальцем уха. — Я слышу песнь твоей души в деревьях, лейтенант-командующий. Почему?

Фабий на мгновение замолчал.

— Близится завершение моей истории. Или, по крайней мере, этой ее главы. Я обманывал смерть много веков, но сейчас…

Он умолк.

— А когда тебя не станет?

— Я продолжусь. Но это буду уже не я. Не такой, как я. И, пожалуй, это к лучшему. — Фабий испустил медленный вздох. — Я не стану мешать будущему моих детей. Не совершу снова те же ошибки.

— А я удивлялся, почему ты не покончил с ней.

Фабий напрягся:

— С кем?

— С твоей любимицей. Той девочкой-ищейкой. — Рамос понимающе сощурил налитые кровью глаза. — Прежде ты бы вырезал под корень все племя предавших тебя созданий. Но сейчас… ты проявил милосердие.

— Не милосердие. Понимание. — Фабий нахмурился. — Игори сделала свой выбор. И это был единственный выбор, который она могла сделать. Я не держу на нее зла.

— Зато твои клоны могут держать.

— Такая вероятность есть. Как я уже сказал, она сделала свой выбор. А я сделал свой.

Рамос одобрительно кивнул:

— Как и мы все. Пока существует этот сад, мы будем тебе верны.

Он коснулся одного из деревьев, и реснички призрачной кости нежно обвили его перчатку. Фабий озадаченно посмотрел на него:

— Как ни обнадеживает меня это заявление, мне любопытна сама формулировка. Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

— Бывают слышны… слова. Обрывки голосов, говорящих о вещах, которых мы не понимаем. Как будто где-то вдалеке назревает буря, но с каждым мгновением она становится все ближе.

— И что же говорят эти голоса?

— Послушай сам.

Рамос выставил руку, и похожие на рты решетки вокса, встроенные в наруч, исторгли шквал звуков. По большей части это была тарабарщина — просто звуки и ярость, ничего не означающие. Но среди шума слышалось нечто, что можно было принять за пение. Похожую песню он слышал только однажды, хотя и не мог вспомнить, где именно.

— Что это такое?

Глаза Рамоса вспыхнули от радости:

— Это ур-песнь. Расщепляющая песнь. Кто-то поет ее в глубинах времени, в моменты, которые еще не настали. Ты узнаешь голос?

Фабий покачал головой. Во рту у него вдруг пересохло, а сердца громко застучали. Он почувствовал что-то похожее на укол страха.

— Нет, — прошептал он, — я его не знаю.

— Нет, знаешь, брат. — Рамос склонился ближе. — Потому что это твой голос.

Фабий отвернулся, чувствуя, как внутри все переворачивается. Он закрыл глаза.

— Я… ухожу в паломничество. Ты понял?

— Да. Эта часть песни звучит уже давно. — Рамос отступил назад, — Ты за этим пришел? Чтобы попрощаться с нами?

— Нет. Мне нужно кое-что от тебя.

Рамос склонил голову:

— Мы многим тебе обязаны, Повелитель Клонов. Больше, чем сможем вернуть в этой жизни. Вот почему мы не ропщем, стоя подле тебя, даже когда под ногами уходит вниз край пропасти. — Его усилители издали негромкий вой. — Какофоны готовы служить тебе. Скажи, и мы начнем действовать.

Фабий взглянул на шумового десантника. Рамос не был ему другом — не совсем другом. Как не был и слугой. В лучшем случае они были попутчиками. И все же какофоны были чем-то большим. Они были одними из первых его творений, задуманными еще до того, как Фулгрим вступил на извилистый путь, приведший всех их к проклятию.

— Половина от вашего числа присоединится ко мне на Велиале IV. Остальные останутся с Ключом и садом. Защищайте его, если случится самое худшее.

— Думаешь, может дойти до этого?

— Я не знаю. Но действовать будем соответственно.

Рамос хотел было ответить, но прервался:

— Что-то приближается.

Фабий осмотрелся по сторонам.

— Что?

— Что-то следит за нами. Ты чувствуешь? — Рамос размял руки, наполнив воздух искаженными звуками. — Колдовство. Оно пахнет колдовством.

— Ну, тогда это неслыханное событие.

Рощу заполнил голос, похожий на сердитый гром. Фабий развернулся, оскалив зубы. Рамос зарычал и вскинул руки. Лицом к деревьям стоял громоздкий воин, облаченный в черную как ночь терминаторскую броню, ставшую таким же символом, как и клешня, которой появившийся был вооружен. Клешня при движении слегка мерцала.

— Эзекиль! — позвал Фабий.

— Фабий! — откликнулся Абаддон и повернулся. Его лицо осталось почти таким же, каким Фабий его помнил: лишенным красок и жизни. Восковая маска, натянутая на черный клочок ночи.

— Как ты сумел спроецировать голограмму на такое расстояние? — поинтересовался Фабий.

Губы Абаддона растянулись в гадкую линию:

— Десяток моих лучших ведьм усердно трудятся, чтобы мы могли поговорить. Это место хорошо укрыто от посторонних глаз.

Фабий фыркнул:

— Чародейство? Неужели ты поддался суевериям, Эзекиль?

— Так вы это называете? Точная терминология никогда не входила в число моих умений.

— Да. Насколько я помню, твои таланты всегда больше склонялись к алому краю спектра. — Фабий разглядывал магический образ человека, который едва не убил его.

— Память о выражении на твоем лице, когда я разделывал твою мясную куклу, я до сих пор лелею. — Эзекиль покачал головой. — Я удивился, когда получил от тебя подарок. Это было… неожиданно, учитывая все, что между нами бывало.

— Времена меняются.

— Зато мы — нет. — Абаддон посмотрел на него. — В этом наша сила… и наша слабость.

— По-моему, скорее первое, чем второе.

— Возможно. — Абаддон на мгновение замолчал. Воздух вокруг него словно сгустился. Деревья отклонились прочь, а их шепот перешел в гробовую тишину. Роща, казалось, затаила дыхание.

— Ну? — произнес он наконец.

— Что «ну»?

— Ты встанешь на колени или нет?

Фабий вытаращил глаза:

— Я же не умоляю. Не буду я вставать на колени.

— Да, я так и думал, — отозвался Абаддон. — Слышал, что от тебя остался только призрак, который населяет коллекцию клонированных трупов. Тогда я этому не очень поверил, но сейчас гляжу на тебя… Похоже, слухи были верны. — Он повел клешней. — Эта роща… это же настоящий рак. Я бы оказал мирозданию огромную услугу, если бы вырезал ее — и тебя.

— Но ты этого не сделаешь, так?

— Не сделаю.

Встретившись с холодным взглядом Абаддона, Фабий подавил вспышку гнева. Больше всего на свете ему хотелось врезать магистру войны Пыткой по физиономии и раз и навсегда разрушить это злорадное спокойствие. Отплатить ему той же монетой за все, что он сотворил. Но Фабий задушил гнев. Мелюзина рассказала, что нужно сделать. И ради блага всего, что создал, он это сделает.

— Ты полезен, — продолжал Абаддон. — А я никогда не выбрасываю полезные вещи без причины. Без твоего мастерства мы, вполне вероятно, не оправились бы после Легионных войн. У меня есть армия тоже отчасти благодаря тебе. — Он указал на землю. — Встань на колени, Фабий, и я помогу тебе.

Фабий мешкал:

— Скалагрим еще жив?

— Это имеет значение? — Абаддон уже не улыбался. — На колени, Повелитель Клонов. На колени, Живодер.

— Где Пилигрим Удовольствий? — спросил Фабий, надеясь оттянуть момент как можно дальше. Судя по выражению лица, Абаддон отлично понял, что он делает.

Магистр войны покачал головой:

— Если бы ты только видел, что боги приготовили для тебя, Фабий. Даже такая черная и черствая душа, как у тебя, затрепещет. Возможно, этого взгляда хватило бы, чтобы заставить тебя слушать…

— Не притворяйся, будто тебе что-то известно о моей судьбе, Эзекиль. Кто бы ни шептал тебе в уши по ночам, он не больший бог, чем я, и еще меньший из него провидец.

Абаддон смолк на мгновение.

— Боги говорят со мной, Фабий, веришь ты в это или нет. Они рассказывают мне всякое. Обещают. Я пропускаю их слова мимо ушей, кроме тех случаев, когда мне хочется послушать. — Он взглянул на Фабия. — Мы похожи сильнее, чем ты думаешь. Вот почему я скажу тебе: не соглашайся ни на какую сделку, которую они тебе предложат. Шагай, не колеблясь, в пламя изничтожения, как это сделали наши братья на Исстване. Выбери свободу.

Фабий уставился на него:

— А мои дети? Мое наследие?

— Оно умрет вместе с тобой, — без обиняков ответил Абаддон. — Если ксеносы не убьют их, это сделаю я. Но лучше смерть, чем то, что боги уготовили для тебя.

— Твоя забота трогательна.

— Это не забота, Фабий, это жалость. Я знаю твою судьбу, и ты ее вполне заслуживаешь, хотя даже я не пожелал бы ее тебе. — Абаддон рубанул воздух. — Но я знаю тебя и знаю, что ты не послушаешь. Сдаться — это не для тебя. Ты никогда не сдаешься. Когда галактика сгорит, ты останешься сидеть среди пепла, по-прежнему изображая дурачка для богов, или что там будет после. Поэтому я расскажу тебе то, что ты хочешь знать, потому что боги попросили меня об этом и потому что вы с ними достойны друг друга.

— Хватит ходить вокруг, Эзекиль, — отозвался Фабий. — Ты и так отнял у меня достаточно времени. Расскажи мне то, что я хочу знать, чтобы мы могли покончить с этим фарсом.

Абаддон словно раздулся, и в его лице произошла едва заметная перемена: как будто что-то иное смотрело его глазами. Эзекиль Абаддон был уже не тем человеком, что жил многие сотни лет назад. Это был не просто какой-то предводитель варваров или карабкающийся наверх претендент на трон.

А может, он никогда и не был человеком.

— То, что ты ищешь, находится в диких местах Ока, — произнес Абаддон глубоким, словно гром, голосом. — Там, куда даже демоны боятся сделать шаг. В мирах первозданного безумия — изначальных и алчущих.

Он вскинул клешню и начертал в воздухе знак.

Фабий отпрянул, когда знак выскочил из проекции и устремился к нему. Он почувствовал удар где-то над глазами и вскрикнул. Пытка выпала из руки, и Фабий опустился на одно колено, схватившись за голову. Ее пронзила боль, и на мгновение он испугался, что череп сейчас лопнет.

Перед мысленным взором развернулся мир, висящий в пустоте. Небольшой мир, если сравнивать. Пылинка среди звезд.

Сверху обрушился голос Абаддона:

— Там ты найдешь Пилигрима Удовольствий. Он отведет тебя в обитель Фулгрима.

— Что? Кто этот…

— Ты знал его как Нарвона Квина.

Фабий заставил себя открыть глаза и встретил безжалостный черный взгляд Абаддона.

— Это невозможно!

Абаддон опасно улыбнулся, обнажив острые зубы.

— Это Око Ужаса, Фабий. Невозможно — это просто состояние ума.