Пастыри чудовищ. Книга 2
- Автор: Елена Кисель
- Жанр: Фэнтези: прочее
Читать книгу "Пастыри чудовищ. Книга 2"
Прими, вода, – говорит песня. Год подошёл к концу, и он был сладок, и он был горек. Так пусть же сладость останется, а горечь уйдёт. Мы складываем её в трюмы наших кораблей и пускаем их плыть. Пусть плывут, пока ты не возьмёшь их, и вымоешь из трюмов горечь, и возьмёшь, и растворишь в себе.
Корабли один за другим ложатся на гостеприимную грудь воды: большая шхуна с алыми резными бортами, и неприметный кораблик-тень, и пиратский барк, и приземистый шлюп – один за другим, пока во флотилии не становится восемь кораблей. Они покачиваются, будто пробуя воду – но песня подгоняет их, и они начинают путь.
Плывите, – говорит песня. Идите в Водную Бездонь, к тем, которые ждут от нас весточки и памяти – и принесите им весть и память. А то, что лежит в ваших трюмах – пусть упокоится на дне и никогда не всплывёт. Этот год прошёл – пусть уйдёт горе, и тревога, и дурные мысли. Прими, вода.
Корабли, колыхаясь, начинают уходить: лёгкий серебристый силуэт с голубоватым светом фонарика, и ясеневый бриг со сладостями, и детский, неумело выструганный кораблик, и мой, яблоневый тоже: фонарики на мачтах бросают блики в речную воду, разбрызгивают огоньки – серебристые, и бирюзовые, и охристые, и лимонные, – и тихо-тихо покачиваются борта. И я вдруг осознаю, что больше такой ночи не будет – стремлюсь захватить, зацепить побольше всего, чтобы вспоминать после.
Арделл строгим взглядом провожает флотилию (о ком думает?), приподнялась на цыпочки Йолла, Мел стоит рядом – и я вижу её усмешку, задумчивую и чуть-чуть горькую… А Аманда откинула голову и поглядывает то на свой фонарик, то на луну, и поёт.
Провожайте, – говорит песня, – провожайте обиды и горести, и сомнения, и потери. Взгляните на огни ваших кораблей – и освободитесь от груза. Как борта корабля омывает вода – омойтесь и вы и станьте чище, потому что корабли уже уплывают, и с ними – год, и всё дурное уходит и не вернётся больше. Прими, вода.
Запоздало я вспоминаю – что так и не подумал, что должно быть там, в трюме моего корабля. И я понимаю, что это лишь старая традиция, но мысли долетают и ложатся – то ли внутрь бортов моего корабля, то ли просто в тёмную воду.
Об Ималии Венейг, которую вода взяла нынче. И о своих тревогах – пусть канут глубже. О моих заблуждениях и несправедливости. О сомнениях.
Я наблюдаю, как ночь проглатывает уходящий от меня корабль, со странным чувством – будто это значит многое. «Прими, вода», – шепчу я, и часть меня словно уходит в холодную воду – то, что связано с кораблями и волнами, и дальними берегами. И остаётся лишь маленькая пристань на берегу реки, и печальный профиль, чуть подсвеченный луной с неба, да песня нойя о том, что нам всем нужно надеяться на лучшее – потому что ночь проходит, и будет утро, и придут чистые воды.
А огоньки там, в ночи, на чёрной искристой воде мельтешат и уходят дальше, и дальше, и дальше... И ночь глотает их один за одним – растворяются в ней, как горе в воде…
Последней в ночи тонет песня.
ЛАЙЛ ГРОСКИ
Над водой догорели корабельные огоньки, погасла песня нойя. И я отступил от пристани. Прокрался на мягких лапках, не скрипнув ни единой доской. Пошёл вдоль берега – не спеша, стараясь слиться с зарослями ивняка, стволами, кустами, ошмётками листьев. В конце-то концов, я так хорошо, так умело смешивался с тенями, что мне даже ни одной улыбки Аманды не перепало, а уж она-то их разбрасывала в разные стороны.
Арделл, правда, всё равно посмотрела из темноты – напоминанием о разговоре ещё в замке Шеу.
Она вывернулась из хаоса, в который обратился замок. Положила на плечо руку. Выдохнула:
– Эрлин Троади…
– Знаю, – буркнул я, стараясь поглядывать на груду одеял. В одеяла предполагалось кутать пленников. – Нэйш уже… сообщил.
Нужно же было как-то объяснить премилую сценку с «клыком», которую Гриз застала.
– Слушай, насчёт того, что… тогда, в комнате. Того, что я говорил…
Арделл махнула рукой – забудь. Ну да, как там говорит про неё нойя? Карменниэ – лучшая из людей?
– Я не знал, чем он занимается. Он не говорил. Вернее, как-то странно обмолвился, но я, наверное, даже допускать не хотел. Идиот я, верно?
– Ты не видел его четырнадцать лет, – напомнила Гриз тихо. Великодушно обошла вопрос: а если бы ты узнал – что бы делал?
– Да. Тогда, знаешь ли, всё было иначе. А может, не иначе, а я так видел. Мы с ним с восьми моих лет вместе были, так что я не мог посмотреть со стороны.
Или не хотел.
Тёплая рука на плече казалась непомерно тяжёлой.
– Сердишься, что я вмешалась?
Грызун верещит что-то такое насчёт «да я бы сам разрулил» – только вот клятой крысе здорово затыкает рот здравый смысл. Который твердит, что ни черта не разрулил бы. Слишком привык подчиняться кузену. И то, куда меня это могло утащить…
И не надо забывать, кто нанёс удар.
– Всегда знал, что с ним что-нибудь такое случится. Особенно когда меня рядом не будет. Может, если бы я пошёл с ним…
Закопался взглядом в одеяла под завывания крысиной сущности. Бедный, несчастный, скорбящий, пожалейте…
– Тебе что-нибудь нужно? Пара дней отойти, или там… напиться с Лортеном. Хотя я, как ты помнишь, не поощряю. Лайл? Побыть рядом с тобой?
Вот уж что мне нужно в последнюю очередь – я ведь могу, чего доброго, и разговориться, и сказать слишком много. Засвербело где-то там, где должна была находиться совесть.
– Прикрой меня перед Амандой, если несложно. Я вроде как торжественно обещал попробовать её чудо-пирог со сливками и травить байки до утра. Только вот ты сама видишь. Поминальный день.
– Конечно. И если не хочешь приходить на церемонию Провожания…
Я с какого-то лиха попёрся именно на церемонию Провожания. Так, будто это что-то значило: тёмная вода и кораблики на ней.
Словно в трюме игрушечного корабля можно было спрятать хотя бы сегодняшний день.
Впрочем, в тёмную воду смотреть приятно. Я бреду вдоль реки, поглядываю на холодную, ночную водную гладь. С косо лежащим в ней полузатопленным корабликом месяца.
Если представить себе, что топишь лишнее, груз за грузом опускаешь в холодные волны… будет полегче, верно ведь?
Вот разговор с Крысоловом. Это легко: Тербенно не успел вцепиться в меня с положенной ему страстью. Законнику помешал груз ответственности: Олкест связался именно с ним («Да какого тухлого шнырка?!» – орала незабвенная Мел, а парень огрызался: «Так праздник же, мне нужен был ушибленный, который принесётся сюда быстрее алапарда»), так что Тербенно оказался старшим в группе законников. Морвил, освобождённые рабы, засевшие в башнях ребятушки и попытка не лопнуть от собственной важности – всё это капитально отвлекло законника Тербенно от моей персоны. Так что он скушал мою версию событий. Разве что, когда обнаружились трупы в подвале – попытался учинить повторный допрос, с «Нерушимой истиной».
– Насколько я помню – зелье применяют с согласия подозреваемого. Или если есть хотя бы одна серьёзная улика.
На этом моменте я выразил на физиономии живейший вопрос, а Крысолов на своей – величайшее презрение.
– Кто бы мог подумать – какие глубокие знания процедур у преступника!
Я не стал напоминать бравому законнику о том, что в восемьдесят четвертом прогнулся именно на добровольные показания под зельем.
– Выглядишь расстроенным, Гроски.
– Это всё-таки был мой кузен.
Кажется, поверил и даже малость проникся, потому что отпустил – только буркнул, что мы-де вернёмся к этому разговору. Законничку и без того светила какая-нибудь награда: прикрыли целую шайку, работорговля, да ещё открытый путь в Кошачьи Ходы в подвале… Вот разве что главаря взять не удалось.
Воспоминания не желают тонуть, растекаются маслянистой плёнкой на воде, вода колышется и закручивается в памятный водоворот: сейчас повеет яблоками, унесёт к сегодняшнему виру… Что за чушь, я не пьян, так, фляжка в кармане, уже вторая за вечер, вот только меня же ни черта ни берёт. Кожа чувствует речной холодок, в голове толпится полсотни интересных вопросов.
Интересно бы знать, сколько дряни душевной может вместиться в трюм одного поминального корабля? Если уж кто-то всерьёз считал, что в Корабельный день мы можем потопить грехи и невзгоды в Водной Бездони – стоило бы рассмотреть соотношение внутренней помойки и корабельных размеров. Вел себя как мразь – покупаешь судно не размером с крысу, а размером с кошку. Начинает проседать – увеличиваешь грузоподъёмность, ставишь дополнительный такелаж… не помогает и это – закупаешься флотилией. Отправляешь по течению парусный флот с доверху забитыми трюмами – интересно, вся эта чертовщина бы толкалась на входе в Водную Бездну? А крысы – они успели бы сигануть и выплыть?
Внутренний грызун раздувался для безнадёжного вздоха. Ай, что с тобой делать, Гроски. Вот сейчас ты дойдёшь до простейшей мысли: если уж человек такая мразь, что ему нужна флотилия для Корабельного дня – почему не закончить без посредников? Самому стать для себя кораблём, который понесёт твою дрянь в Водную Бездну. Смотри, какая чёрная, какая холодная вода, а вот и берег повышается и нависает над речкой удобным таким козырёчком. Шаг – и водица понесёт вслед за кораблями, конечности онемеют быстро, чёрная вода вольётся в горло, смоет мерзкий комок, который там поселился, вымоет иглу из сердца, можно будет не бежать…
Только ты же выплывешь, Гроски. Вцепишься в ветки, заорёшь, будешь грести, выползешь на берег. Хватит уже притворяться. Если ты откуда и сигаешь – так это с кораблей, которые тонут.
Впрочем, тонут они тоже из-за тебя.
Под козырьком лежала солидная коряга, а около неё закручивался маленький водоворот. В лунном пятне, среди длинных обглоданных стеблей трав билось опрокинутое набок судёнышко с погасшим фонарём.
Я-то думал, ещё у пристани потонет. Руки подрагивали, когда отпускал, и парус я тоже приладил криво, а то, что там было…
Лицо Эрли, и его прощальный хрип, и то, как я разворачивал его тело и разыскивал ключи в карманах – всё вытекло теперь в воду, и Эрли ухмыляется оттуда: поговорим, кузен? Поговорим – киваю я. Мы с тобой удивительно многое недоговорили. Вот, например, насчёт разбитых кораблей и тех, кто с них успел сигануть.
– У меня вот с кораблями не ладится. Совсем прямо не ладится. С детства.
Хотя это тебе лучше меня известно, а? Ты строил флотилии из листьев… потом деревянный флот. А у меня если что получалось – тонуло непременно, как вот…
Эрли в воде колыхается невозмутимо. И прорастает в ночь, тихо подходит за спиной, с левого плеча. Высокий, рыжеволосый, смотрит вниз с обрыва, на погибший корабль.
– Это просто традиция. Не больше.
– Ага. Ты хотел быть капитаном, верно? Земли новые разведывать, всякое такое… Всегда поражался этому делу, знаешь. Правилу. Мол, если уж ты взялся рулить кораблём – покидаешь его последним. Почему так, а?
Он колеблется там, за спиной, и качается сзади светлое пятно… он что же, пришёл в огне? В ореоле света? Но если оглянусь – спугну.