Пастыри чудовищ. Книга 2

Он обернулся и взглянул на меня так, будто не узнавал. Потом прикрыл глаза и мотнул головой, словно отгоняя морок. У него был до странности весёлый вид – у моего безобидного соседа по комнате, только вот глаза запали и казались наполненными чёрной водой, в которую он только что всматривался.

– Потому что каждый раз я выбираю себя. Каждый чёртов раз… когда на весы ложится моя жизнь и чья-то еще или чьи-то ещё – я выбираю себя. Нэйш вот притаскивает группы в полном составе, чего бы это ни стоило. Псих и устранитель. Боженьки…

– Ты сравниваешь себя с Нэйшем?!

Лайл засмеялся. Смех его пронизывал, как Дар холода.

– Нет, ты что, он же у нас… несравнимый. Просто Корабельный день, знаешь… Тянет на размышления. Ты веришь в судьбу, парень? Ах нет, ты же веришь в Единого… и как выходит по твоей вере? Меня что, действительно вытащили для этого? Чтобы я постоянно топил корабли, сигал и опять… на следующий? Опять и опять, пока для меня не хватит в этот день никаких флотилий, и я не пойду на дно сам, как корабль в поминальный день?

Он вновь смотрел теперь туда, на корягу. Где бессильно бился в маленьком водовороте приземистый кораблик. Я встал рядом с ним и смотрел тоже – на полоску лунной воды, на обвисшие, промокшие паруса…

Сердце ныло от этого зрелища, и пасс с Печати пришёл сам по себе – словно волна толкнулась изнутри. Водоворот на миг разомкнул объятия, волна приподнялась – и опустила кораблик дном на воду. Он покачнулся, растерянно взмахнул тряпицами парусов – и, подталкиваемый магией воды, неспешно скользнул во тьму, к дальнему плаванию.

– Для Единого нет утонувших кораблей. Мой учитель говорил, что надежда есть для всех.

Он обернулся и глядел теперь с кривой ухмылкой.

– Надежда на прощение, я так понимаю? В Водной Бездони? Или как в вашей религии обозначается вечное «по-ту-сторону»?

– На изменение. По эту сторону. Учение Единого в том, что… в каждом выборе может быть надежда для тебя. Нужно только откликнуться ей. Единый, или судьба, или что-то, во что ты веришь, – что-то же привело тебя сюда. Как и меня. Остаётся только решить, как быть дальше.

Он странно засмеялся, когда я сказал о том, что привело его в питомник. Горьким смехом, словно прорастающим морозными узорами. Но я не остановился, потому что это было единственное, что я мог сказать – в Поминальную ночь Перекрёстков.

– Сегодня я услышал от одного человека, что нужно выбрать своё и держаться за это. Я… наверное, выбрал, Лайл. Я остаюсь здесь – и будь что будет. Может, тебе тоже нужно найти что-нибудь дорогое, чтобы не захотелось уходить. Или прыгать. Или…

Мне не хотелось говорить о потопленных кораблях сейчас – когда он стоит в свете моего фонаря, изможденный и с недобрым смехом на лице.

– А знаешь, что я ещё услышал? Нельзя тратить время. Говорят, на Перекрёстки время очень дорогое – потому его проводят с теми, кто тебе дорог. Мы тут с тобой недолго, Лайл, но всё равно, негоже оставлять женщин одних в Корабельную ночь. Пойдём. Посидим у камина… послушаем песни нойя. Может, тебе станет полегче. Сегодня был дурной день. Тёмный день. Поминальный. Но скоро уже придёт рассвет, и с ним…

«…тысяча, тысяча дел», – едва не попросилось в мысли, так что я опять покраснел.

– …с ним придёт новое. Лучшее. Если мы захотим этого. Пойдём?

Какая-то часть меня была уверена, что он не откликнется. Вновь отвернётся, начнёт вглядываться в тёмную воду. Но он только кивнул коротко, спрятав глаза. Взял из моих рук свой фонарь и шагнул к «Ковчежку».

Я пошёл вслед за ним – молча, приоткрывая заслонку своего собственного фонаря. И пока шёл – дыша холодным воздухом Поминальной Ночи – вспоминал слова учителя Найго:

«Наверное, даже отчаявшись, даже приговорив себя, даже решив, что лучше уже не станем – мы всё равно глубоко внутри продолжаем надеяться.

Даже стоя на своих Перекрёстках».