Цикл "Аратта". Книги 1-7

Глава 17. Вещие сны

Ширам сидел на крыльце уцелевшей избы внутри Мравецкого крома и смотрел на звезды. Хотя на дворе была глубокая ночь, ему не спалось. Он видел безмолвную стражу, ходящую вдоль остатков стен. Он знал, что ворота тоже под охраной. Можно было, конечно, обойти кром, проверить посты, но Ширам доверял сородичам, как самому себе. Если какие-нибудь особенно отчаянные дривы вздумают забраться ночью в накхский стан, они сильно об этом пожалеют…

Так что Ширам просто смотрел, как медленно двигаются в небе звездные дороги, и думал об Аюне. Вспоминал, как обнял ее на прощание и как холодно было ее ответное объятие. Или ему показалось? Ширам частенько раздумывал об этом и в конце концов признался сам себе: он не слишком хорошо понимал, что у женщин на уме. А уж собственная жена-царевна и вовсе была для него загадкой.

Порой Ширам с какой-то странной тоской вспоминал их совместное бегство через горы зимнего Накхарана. Карабкаясь на заснеженный перевал, убегая от погони, они были много ближе друг к другу, чем потом, в Лазурном дворце. Да, теперь Аюна – его жена, она носит его ребенка… Но она как будто закрыта от него, всегда насторожена и печальна. И чем круглее становится ее живот, тем явственнее эта совершенно непонятная тревога. Иногда Шираму даже мерещился страх в глазах царевны – не перед родами, а перед ним… «Жена боится меня? Чушь!» – убеждал он себя, сам не признаваясь, как его это ранит.

Ширам слыхал, что порой женщины во время беременности становятся плаксивы и с причудами. Но ни одна из его жен в Накхаране такого себе не позволяла. Всякая из них и на сносях взялась бы за лунную косу, подойди враги к ее башне. Ширам был в этом уверен – по крайней мере ни разу бабьих жалоб не слышал…

Что же делать с Аюной? Ширам понятия не имел, поэтому не делал ничего. И вообще старался не смущать ее своим присутствием, пореже попадаться на глаза. Хотя иной раз мечтал: вот бы супруга хоть иногда улыбалась ему! И была бы с ним так же весела, как со своими служанками, и так откровенна, как со своим братом Аюром… Порой, лежа с ней рядом в постели, Ширам чувствовал себя так, словно находился на другом конце света…

И вот теперь Ширам сидел на крыльце, глядя на звезды, и думал о разбудившем его тревожном сне. Ему приснилась Аюна – и поток, уносящий его супругу прочь, словно сорванную весенним разливом ветку… Воды заливали низины, реки выходили из берегов. Где была степь, стало море – от края до края земли…

«Хвала господу Исвархе и Отцу-Змею, это всего лишь сон! – размышлял Ширам. – Моя супруга в полной безопасности в Лазурном дворце. Даже если Ратха, не приведи боги, выйдет из берегов и затопит нижний город, обитателям дворцового холма ничего не грозит…»

За раздумьями Ширам и сам не заметил, как вновь задремал на крыльце. И ему приснился еще один сон – хуже прежнего.

Он стоит среди степи, перед невысоким холмом, увенчанным странным изваянием. Господь Исварха? Или нет? Приземистый, тяжелый, грубо вырубленный из камня идол. Широко расставленные ноги, угрожающе воздетые короткие руки. Из головы, словно острые прямые рога, торчат во все стороны короткие лучи. Зубы оскалены, красные глаза без зрачков смотрят перед собой с бессмысленной злобой. Неведомый бог – или див? – весь, от ног до растущей прямо из плеч головы, вымазан чем-то красным. Ширам очень хорошо знает, что это за краска… Он опускает взгляд и видит, что холм, на котором стоит жутковатый бог, окружен глубоким рвом, доверху полным человеческих тел. Смуглая кожа, длинные золотистые волосы – это мертвые арьи…

«Тигна Кара, – всплывает вдруг в памяти имя. – Гневное Солнце».

Ширам дернулся и вновь проснулся. Он по-прежнему сидел на крыльце и даже замерзнуть не успел – его сон длился не дольше мгновения.

«Что за имя такое – Тигна… как его там? – хмурясь, задумался он. – Откуда я его знаю? Клянусь Змеем, никогда прежде не слышал! И этот коротышка, алчущий мяса и крови арьев, – что это за бог? Какое племя ему поклоняется?»

Тень отдалилась от края избы и шагнула вперед, подставляя себя лунному свету. Ширам одним движением вскочил на ноги и выхватил меч. Как он мог подпустить врага так близко?!

Перед ним стоял Учай. Вождь ингри сильно изменился с тех пор, как Ширам видел его в последний раз. Тогда это был яростный мальчишка-охотник – теперь же при одном взгляде на повелителя ингри брала оторопь. Учай выглядел много старше своих лет. Забрызганный грязью и кровью, он словно явился прямиком с поля битвы. Длинные белые волосы свисали вдоль страшного лица, покрытого то ли бугристой маской, то ли коркой ожога. Он жадно глядел на Ширама, скаля зубы в довольной ухмылке.

– Если боги глаза откроют, где найдешь ты укрытие, смертный? – проскрипел он.

Ширам прищурился:

– Что-то многовато бродячих мертвецов стало в здешних лесах! Именем Отца-Змея – сгинь-пропади, нечистый ухр!

– «Сгинь»? – притворно возмутился Учай. – А поединок закончить? Или забыл, как улепетывал от меня через всю Холодную Спину? Как твой дружок увозил тебя на мамонте, а ты лежал полудохлый, не в силах и рукой пошевелить? Ах да, куда тебе сражаться – ты же теперь калека!

– А ты и вовсе призрак.

– Думаешь, меня это остановит? – захохотал Учай.

– А меня?

Два клинка, призрачный и железный, со звоном встретились во тьме. Хохот Учая превратился в звериный рев, и Ширам понял, что сражается уже не с человеком, даже не с мертвецом, а с тем, кого один раз уже смог победить. «Неужто боги хотят, чтобы я опять убил Великого Зверя?» – мимолетно удивился он.

А еще рядом не было Аюра, готового выстрелом из лука добить хищника.

«На этот раз никто не заберет мою добычу», – подумал Ширам.

Зверь из Бездны кинулся на него, разевая клыкастую пасть. Ширам поднырнул под нижнюю челюсть зверя, перекатился и мгновенно отсек волчьему секачу переднюю ногу – слишком тонкую для такой туши. А когда зверь с визгом рухнул наземь – вонзил меч по рукоять прямо чудищу в глаз…

– Ну что, доволен? – Ширам отскочил от бьющегося в агонии зверя. Он даже не успел запыхаться. – Теперь мы закончили?

Великий Зверь в последний раз лязгнул зубами, уцелевший глаз закатился… и Учай исчез.

Ширам открыл глаза, вскинул упавшую на грудь голову. Что ж такое-то – снова задремал на крыльце! Да еще с мечом в руке? Ширам, хмыкнув, убрал клинок в ножны. Встал, потягиваясь, расправляя затекшие суставы.

Над Мравцем занималась бледная утренняя заря.