Время долга

Глава 17

Вернуть кабаре приличный вид за четыре дня было выше человеческих возможностей, да они и не пытались, наоборот, воспользовались случаем и поводом к перестройке и доломали то, что еще стояло. Лу смотрела на выходки сквозь пальцы, в первый день только ехидно попросила не снести случайно стены, а то от груды камней толку будет немного.

Сама она на удивление быстро взяла себя в руки и больше не распугивала людей затрапезным видом, зато развила бурную деятельность, активно общаясь с архитекторами и специалистами по обустройству помещений. Рекомендовал их Крейг, отказываться она не стала, смирившись с его неизбежным участием.

Для Наи это стало отдушиной после долгого накапливания утомления и неожиданной возможностью почувствовать себя нужной не только из-за ведьмовского дара, но и музыки, и таланта сочинять истории, о которых она сама почти забыла и которыми на пару с Доргом развлекала заумного вида мужчину, взявшегося вносить предложения по улучшению акустики зала.

Между делом она снова взялась за пьесу о нелегкой судьбе королевского телохранителя, заметки к которой набрасывала по дороге из Квинсы. Конечно, в ближайшие лет десять никто не возьмется ее ставить, но после пережитых стрессов и в сравнительно спокойной обстановке вдохновение било ключом.

— Я сейчас расплачусь, — пропыхтел Дорг, ковыряясь в паркете и одновременно пытаясь слушать отрывки. Он с фанатичной упертостью задался целью изучить характеристики паркета, чтобы потом следить за мастерами, и мешать ему побоялись. — Может быть, ты придумаешь что-нибудь про то, как герои жили долго и счастливо? Кажется, нам не хватает жизнеутверждающих мотивов.

— Скучно и нежизненно.

— Зато всеобщая смерть встречается на каждом углу… Ай! Господин, мы сейчас закрыты, но если нужна графиня, можете зайти вечером, она на встрече, — Дорг прищемил палец и на дверной колокольчик обернулся со страдальческим и совсем не дружелюбным выражением лица.

— Я не к ней, — если бы не голос, Ная могла бы и не узнать Роя сразу. Выбритый и подстриженный, в свежей одежде по фигуре и с отстраненным взглядом, он казался аристократом, который не станет среди ночи гоняться за бардами, а потом умирать на набережной, предпочтя отправить кого-нибудь, кого не жалко. Зато перчаток не было, только свежие тугие повязки, даже, кажется, ничем не пропитанные.

И на мгновенье ей показалось, что на пороге стоял совсем другой человек, нелепо погибший пару недель назад…

— Ты удивительно не похож на бродягу из подворотни, — миролюбиво заметила Ная, откладывая черновик, и жестом попросила Дорга сделать перерыв в своих изысканиях. Тот понятливо скрылся на кухне, раздраженно тряся рукой и шипя под нос. — Как руки?

— Заживают, но без тех пилюль боль дикая, даже Бремм не знает, почему. Я помню, что ты говорила про яд, но у меня нет времени на саможаление и страдания, — Рой взъерошил ладонью волосы и, кажется, даже не обратил на это внимание — жест все-таки оказался привычным, особенно без мешающего хвоста. — Но я не за этим зашел. Утром уезжаю, не передумала?

— Нет, — Ная потерла щеку, стирая грязный след, оставшийся после того, как вместе с Доргом разбирала кладовку. Больше всего хотелось остаться, спокойно высыпаться в своей комнате и думать не о том, как выжить при столкновении с опасностью, а о музыке, беситься вечером с Луизой и Доргом, раскидывая то, что только что убрали, а не видеть, как сгорает в пожаре хорошо знакомый человек.

Но все это — малодушие. Влезть с головой в дело и бросить его, потому что надоело, устала или хочется тихой жизни. Если то, что задумала Ильяна, чем бы оно ни было, увенчается успехом, спокойствия не будет ни у кого.

— Поедем верхом, на ночь останавливаемся в трактирах. Они не так часто расположены, так что потеряем во времени, но дня за четыре доберемся. И лучше, если ты сумеешь выглядеть добропорядочной леди, которая со спокойной душой путешествует по стране, как в Даргии, а не замученной жертвой.

— Ты это говоришь замученной жертве.

— На королевских землях могут встретиться те, кто считает тебя наперсницей Эллен. Все поймут, если ты будешь выглядеть расстроенной, но начнут интересоваться, заметив боевые раны, — сесть в зале было не на что, не считая пыльной табуретки и единственного чистого стула, на котором сидела Ная, но уставшего стоять Роя это не остановило, и он выбрал табуретку, разок проведя по ней ладонью.

— Раздеваться посреди трактира я точно не намерена, а синяк давно прошел, — хмыкнула Ная и, озадаченно понаблюдав за ним, запоздало предупредила. — Запачкаешься.

— Я за день два раза оббежал город. Даже мне иногда хочется выдохнуть, — отмахнулся он. — К тому же камни в башне тебя не смущали, хотя они едва ли чище.

— Кстати, хотела спросить. Я заходила к тебе домой с неделю назад, меня по-хозяйски встретила Таша. Она у тебя живет? — полюбопытствовала Ная, переворачивая страницу тетради и готовясь записывать. — Отличный поворот для пьесы, хотя надеюсь, это не банальная любовная история. Зрителю нужна интрига, и за себя страшновато.

— Это долгая история, начинающаяся с ее родителей. Отец — королевский камергер, мать — камеристка королевы, Таша же была личной горничной Криллы. Она сложно переживала смерть принцессы, многие обвиняли и ее тоже, хотя что можно требовать с такой же девчонки, которая всегда была больше подружкой, чем прислугой? Крейг тогда позвал уехать с ним, а родители отреклись, чтобы продолжить службу во дворце.

— И предложил ей работать на тебя?

— Нет, мы все долго жили в резиденции, дом я купил всего лет пять назад. Таше тоже предлагали и я, и Крейг, когда заметили, что ей там откровенно неуютно, но она отказалась — свой ей не нужен, и что делать? Селить доверенного человека в арендный дом, от которого могут быть ключи у половины города? Она сама тогда предложила, кажется, от отчаяния, что лучше присмотрит за моим в мое отсутствие, — устало усмехнулся Рой, и Ная легко представила, как он на пару с принцем с самым серьезным видом убеждал несчастную девушку согласиться на такой подарок. — В чем-то получилось даже лучше. Ей нравится, а многие принимают ее то за хозяйку, которой не повезло с постояльцем, то за мою жену. Меня устраивают оба варианта.

— И никто не боится с такими озарениями, что ей навредят из желания повлиять на вас?

— Пробовали, — коротко ответил он, но пояснять не стал, оставляя простор для фантазии о судьбе нападавших. Вряд ли жили долго и счастливо. — У нас не так много доверенных людей, чтобы их лишаться.

— Снова цитируешь лорда Мейсома?

— Он цитировал меня.

Рой смотрел на нее с вызовом, ожидая логичного вопроса — видимо, помнил, что говорил тогда ночью, но Ная отвела взгляд, заинтересовавшись покосившейся полкой над стойкой Дорга. Ее почему-то так и не сняли, оставив висеть до лучших времен, когда у кого-нибудь дойдут руки.

И некоторые откровения лучше тоже отложить — особенно те, которые так усердно скрывают. По крайней мере, до тех пор, когда можно будет спокойно обдумать все в одиночестве без необходимости нестись куда-то вместе на следующее утро.

Но интересно, он специально? Знал же про ее любопытство и по дороге к развалинам упоминал, что это лежит на поверхности.

Злые языки говорили, что у лорда Мейсома было два сына — младший добропорядочный Максимиллиан и сумасшедший старший, даже имя которого не упоминали. Что с ним стало — никто не знал, и каждый предлагал варианты, один другого интересней. Убили королевским приказом. Погиб от болезни. Утопили недоброжелатели.

Сам граф только улыбался на попытки расспросов. Эллен же после первого вопроса поджала губы и сухо сказала, что у нее только один сын.

Что обсуждала Луиза с Крейгом тогда, после разговора о детоубийце? Догадалась? Она всего на несколько лет их младше, росла в столице, ее семья вхожа в королевский двор, а брат — нынешний глава тайной службы; наверняка ей известны подробности скандала. В отличие от Наи, росшей вдали не только от власть имущих, но и от Верны. В Стормгрите же и на островах внутренние разногласия большой земли никого не волновали.

Лу просто соотнесла одно с другим и испугалась… чего? Факта, что у Шинты есть наследник с твердой рукой, но дурной репутацией — или что его существование может окончательно расшатать подобие мирной жизни в королевстве? Приграничье в руках государственного преступника.

— Если не возражаешь, пойду собираться. Над образом приличной леди еще придется потрудиться, а у женщин это занимает не один час, — наконец, сказала Ная, когда молчание слишком затянулось. — Боюсь, если посидим еще, я просплю утром.

— Серьезное дело, — согласился Рой, вставая. — Я зайду. Постарайся быть готовой, не хочу распугивать местных обитателей своим присутствием.

Спала она плохо, но не от кошмаров или провалов в Аангрем — долго не могла уснуть, всю ночь подскакивала ни с чего и после долго ворочалась. От давно привычной кровати разболелась спина, подушка казалась жесткой и плоской, и к утру Ная ощущала себя настоящей ведьмой, какой их обычно изображали в сказках центральных королевств — злой, бледной и всклокоченной, тихо ненавидящей весь мир.

К счастью, Рой был спутником необременительным и тоже предпочитал молчать — в отличие от многих, с кем она сталкивалась за годы путешествий. Однажды довелось ехать со словоохотливым поэтом, восхищающимся каждой елкой, перебегающей дорогу белкой и выразительными облаками. Заставить замолчать его не могли ни намеки, ни прямые просьбы — кажется, они вовсе проходили мимо его увлеченного творческого сознания. К концу той поездки Ная всерьез подумывала его отравить и искренне сочувствовала жителям городка, в который он направлялся.

Рой же вовсе ушел в себя, реагируя на внешний мир, только когда навстречу попадалась телега или другие всадники или возникала необходимость в привале. Глядя на него, хмурого, отстраненного и при оружии, Ная невольно вспомнила вестников горя, скачущих по дорогам и предвещающих большие беды, из преданий вольных княжеств. Неудивительно, что встречные путники предпочитали как можно сильнее прижаться к обочине и вовсе не смотреть в его сторону.

От беспечного ироничного бродяги, сбежавшего из Квинсы, в нем не осталось ничего.

Несколько ожил он только вечером, сидя в обеденной зале трактира, и с усмешкой кивнул в центр зала.

— Поклонники?

— Что-то вроде, — пробормотала Ная. Народу было не так много, но, как назло, попалась особенно ярая ценительница искусства из предместий столицы, опознавшая известного барда и впавшая в несколько экзальтированный восторг. Сын-подросток, густо покраснев, извинился и поспешно увел мать подальше, но та все равно продолжала бросать восхищенные взгляды.

— Ты недовольна?

— Я ценю, когда людям нравится то, что я делаю. Но сейчас мне кажется, что за любым вниманием кроется желание убивать. Наверное, я становлюсь параноиком, а творчество заменили политические игрища и разборки, от которых я всегда старалась держаться в стороне, но не вышло. Хотя я тут кое-что набросала, — кровожадно сказала она, доставая из стоящей у стула сумки, которую еще не успела унести в комнату, тетрадь. — Все искала, кому показать… Уверена, герои вышли узнаваемыми. К этому есть еще отличная мелодия, но, боюсь, тогда от меня не отстанут.