Что могут короли, или пособие по соблазнению

- Сижу, курю… - вспомнила я слова песни. Нахмурилась: - А что, ни у кого не возникло даже сомнения, что несчастный посол ко мне прикоснулся бы лишь в исключительном случае и только для пользы дела? У него же к дамам… - Задумалась, как бы сказать все не настолько откровенно: - С дамами у него один общий интерес - мужчины.

- И кого это волнует? – изумилась маркиза, поправляя мое одеяло. – Главное - повод, а не то, что случилось. Так что будем ждать его величество. В любом случае, пока мы ничего сделать не можем. У советников шок. Они все равно ничего не поймут, даже если ты высечешь это на камне и поставишь перед ними.

- Лучше над ними, - закрыла я глаза от накатившей усталости, - чтоб плита зазря не пропадала. – И уже тихо и сонно: - Я посплю немного, пока король не приедет, а то потом, чует мое сердце, спать уже не придется…

- Да сохранит тебя Марай, девочка, - прошептала статс-дама, задувая свечу.

Пробуждение мне не понравилось.

- Мать-мать-мать Марай! – дурниной орали где-то неподалеку.

- Что случилось? – подпрыгнула я на кровати и скривилась от головной боли. – Что за дикие вопли с утра?

- Ты, главное, не нервничай, - дрожащим голоском сообщила мне стоящая навытяжку около кровати маркиза, отсвечивая в лице всеми оттенками голубого и салатового. – Приехал его величество…

- Марай! Мать! Мать! – снова раздался бизоний вопль. – Три раза через колено!

- Это его так встречают? – полюбопытствовала я, выглядывая лекаря с обезболивающим. Мужчина нашелся в дальнем углу, свернувшийся клубочком и непрерывно трясущийся.

- Нет, - сказала Омаль, покачиваясь из стороны в сторону. – Это он так встретил известие о покушении на тебя, Алиссандра.

- Ничего не понимаю, - поманила я пальцем лекаря и показала на голову.

Лекарство мне тут же было выдано. Оказывается, по-пластунски медперсонал ползать был обучен «на отлично» и при необходимости запросто ставил рекорды ГТО.

Я выдула настой и с облегчением поняла, что боль отступила:

- Спасибо, - сказала я уползавшему целителю. И уже к маркизе: - Я что-то проспала?

- Явление короля, - кивнула статс-дама, нашаривая кресло и присаживаясь на краешек. – Его величество явился сюда в охотничьем костюме и запыленных сапогах, - женщина судорожно дернула шеей. – Он навис над тобой и долго изучал твою шишку вкупе с царапинами и синяками. Потом поинтересовался у лекаря твоим самочувствием. И когда услышал все… - она сглотнула. – А тут ты еще так жалобно застонала… В общем, их величество сейчас громит дворец, гоняя по нему твою охрану и пытается прибить двух герцогов, один из которых совсем не виноват…

- Все пока живы? – перебила я Омаль, соображая, как сохранить охрану в относительной целостности.

- Пока да, - кивнула маркиза. – Но как долго это продлится?

- Значит так, - приняла я стратегическое решение. – Выгнать отсюда всех, подать мне прозрачную ночную рубашку, причесать, и загнать сюда его величество! Справишься?

- А у меня есть варианты? – обрела бодрость духа статс-дама, начиная раздавать указания.

Спустя пятнадцать минут я восседала на постели, облаченная в бледно-зеленую полупрозрачную рубашку с кружевами на груди, создавшими объемную видимость, с распущенными по плечам волосами и несчастным видом.

Маркиза кинула на меня прощальный взгляд, сделала отвращающий беду знак и выскользнула за дверь.

- Вы хотели меня видеть, Алиссандра? – вломился в комнату взбешенный Матиас, раздувая породистые ноздри.

Мне, пожалуй, никогда, кроме Рауля и Никаса, не попадался такой образец идеального мужчины. Чем проще и безыскусней он одет и причесан, тем больше хочется запустить пальцы в эту взлохмаченную гриву и прижаться к нему всем телом.

Охотничий костюм шел королю безумно. Под серо-красно-синей замшевой курткой, свободно облегающей мощную мужскую фигуру, бросались в глаза широкие плечи и узкие бедра. Штаны серого цвета подчеркивали длинные стройные ноги в охотничьих сапогах.

Волосы, гладкие и блестящие, были убраны в простой хвост. Интересно, он представляет себе хоть чуточку, какое впечатление производит на неокрепшие женские умы?

Когда Матиас сделал шаг вперед, меня обдало жаром.

- Доброе утро, ваше величество, - приветливо улыбнулась я, кокетливо дернув плечиком, с которого слегка соскользнула шелковая ткань. – Я приношу вам свои глубочайшие извинения, что ваша государственная охота была омрачена таким незначительным происшествием.

Теперь жаром обдало уже моего мужа.

- Покушение на венценосную особу, - прикипел взглядом к моему плечу супруг, - вы считаете «незначительным происшествием»?

- Ну я-то жива, - пожала я плечами и позволила ткани соскользнуть еще больше. Взгляд Матиаса осоловел. Поплыл, мужик. Ну ничего, это лишь начало! – И счастлива осознавать, что рядом не было вас, драгоценный супруг, и вы не пострадали… - невинно потупила глазки.

А вот получи фашист гранату!

– Я бы этого не пережила!

И еще одну гранату вдогонку к первой! Я прижала к груди руки, и рубашка соскользнула уже с обоих плеч.

Матиас забыл, как дышать, думать и злиться. Мужчина сделал шаг в мою сторону и остановился. Откашлялся, прочищая горло:

- Это моя вина, дорогая супруга. Если бы я был рядом, то такого бы точно не произошло… - и все это с та-аким голодным видом.

- А если бы… - не договорила я, с испугом прижав ладонь ко рту и удерживая ткань на грани приличия. – О, Марай!

- Алиссандра, - прекратил бороться с собой и против меня муж, присаживаясь на кровать и заключая в теплые объятия, - мне жаль, что так произошло, дорогая. Не надо тревожиться. Вам сейчас нельзя волноваться… - И руки, блуждающие по всему телу. Горячие, сильные, настойчивые…

Я мелко задрожала. Мы оба дрожали, словно намокли под проливным дождем и нам стало очень холодно. Рубашка пала, как последний бастион. Я обвила руками его шею и спрятала горящее лицо на широкой груди, всей своей клеточкой впитывая близость любимого мужчины.

- Я никому не позволю тебя обидеть, - тихо шепнул он. – Никогда.

- Обними меня, - так же тихо попросила я. – Обними и не отпускай.

Он притиснул меня крепко-крепко, так, что в моих ушах гремел стук его сердца. А потом бережно взял мое лицо в обрамление своих ладоней и начал целовать. Он прикасался так, словно нуждался во мне. Точно голодал долгое время, а теперь ему дали поесть. Мои губы охотно приняли ласку, приоткрываясь под напором его желания. Я услышала стон (его? Мой?) когда его язык осторожно скользнул внутрь, лаская, соблазняя, очаровывая.

Но Матиас был на таком взводе, что ему не удалось долго сдерживаться. И вот уже его губы терзают мои, а пальцы, сводят меня с ума, умело лаская грудь. Я почувствовала себя натянутой струной; землей, жаждущей дождя; Евой в начале грехопадения.

Голодные стоны, которые он издавал… если не знать, то можно подумать, это я от него каждый раз бегала, а он догонял и не мог догнать, отчего страдал страшно и тяжко. Рубашка опустилась мне до талии, а я сама, надежно спеленутая большим сильным телом, переместилась вместе с пылающим страстью мужчиной горизонтально.

Щекотная вчерашняя щетина вызвала сонм мурашек, когда его рот спустился на мою ушную раковину, прогулялся по шее и добрался до груди.

И тогда мы застонали в унисон. Как хорошо! Просто замечательно!

Он, словно в горячечном бреду, шептал:

- Алиссандра, что ты со мной делаешь!

Ну, это он клеветал на меня и на себя. Я-то как раз не делала ничего, все делал он. И как делал!

Мое тело плавилось от жажды, Матиас уже начал подбираться к самому сокровенному, я ему всячески в этом помогала. Как там: «И пускай весь мир подождет?»

Нет, не подождет! Пошел он к черту!!!

Весь в запале, король снял куртку-дублет и уже начал стягивать рубашку и расстегивать штаны (идиот, лучше бы он начал стягивать сапоги!), как нам опять помешали.

- Срочное донесение, его величеству! – заорали в коридоре. – Нота протеста от Орегондии по поводу содержания их посла под стражей!

Король вздрогнул и его глаза приняли более-менее осмысленное выражение, не считая того, что в них застыл ужас.

- Марай меня дери! – с испугом отпрянул от меня супруг, как от чего-то дико страшного и отвратительного. – Что со мной?

- Что с вами? Что с вами?! – разозлилась я, как всегда обломленная в лучших начинаниях. – А что с вами может быть? С бесчувственным истуканом?

- Вы не в себе, Алиссандра, - спокойно сообщил мне Матиас, выставляя впереди себя руку в неписанном жесте «стоп» (непонятно только, имелось в виду – «Стопхам!» или «Стопнаркотик!») и спешно приводя в порядок свою одежду. – Вам нужен покой. Так что я, пожалуй, несколько ночей переночую в покоях моего отца, благо они сейчас пустые.

Ей-богу, лучше бы он меня ударил. Такую пощечину своему самолюбию я просто не могла стерпеть. Но пришлось, хотя далось мне это нелегко. Я даже язык прикусила, чтобы не выдать ему все, что я о нем думаю, в мельчайших подробностях. Только и могла сказать:

- Надеюсь, ваше величество, - натягивая на плечи шелк, - что вы знаете, что делаете. И точно знаете, чем вам это отзовется в дальнейшем.

- Вы мне угрожаете, дражайшая супруга? – прищурился король, становясь далеким и неприступным. Как будто не его руки ласкали меня сейчас и не его губы изучали мое тело.

- Предупреждаю, - честно ответила я. И добавила все в том же порыве честности: - Отпустите посла - если бы не он, меня бы точно убили.

- Он вас трогал! – отрезал Матиас, снова начиная напоминать бегущего бизона. – И должен за это ответить!

Ну все! Я, конечно, добрая, терпеливая и очень скромная, но и у меня есть предел. А за пределом уже нет ничего!

- Да хоть кто-то трогал! – вскочила я на кровати в полный рост и… забыла о провокативной рубашке, которая подло соскользнула с моего тела, оставив полностью обнаженной.

Матиас подобрался и застыл, не сводя с меня горящих глаз. Но я так и не поняла отчего: от гнева или страсти. Да и не до анализа было.

- Прекратите на меня пялиться! – рявкнула я, хватаясь за свисавший балдахин и пытаясь оторвать ткань, чтобы прикрыться. На другое у меня просто не хватило ума. – Вы только что от меня отказались, а, следовательно, не имеете никакого права глазеть!

- У меня есть все права на тебя! – рыкнул в ответ король, теряя самообладание и жадно рассматривая. – В том числе и право карать, Алиссандра!

- Тогда воспользуйся правом побега! – заорала я, все же сообразив, что балдахин мне не оторвать, и подняла простыню, прижимая к себе и заворачиваясь. – Ты всегда сбегаешь, как последний трус! Не хочу тебя больше видеть! Никогда! – и плюхнулась на задницу, разразившись слезами и обхватывая начавшую снова болеть голову. – Ненавижу!

Матиас было шагнул ко мне, протягивая руку, но вдруг отпрянул и сказал:

- Я не буду принимать ваши слова во внимание, дражайшая супруга, сделав скидку на шок и ваше здоровье. Но, - злобно прищурился: - это последний раз, когда вы меня оскорбляете! Больше вы никогда не посмеете сказать подобное даже наедине.

- Уговаривай себя и дальше, чудовище, - вытерла я ладошкой слезы, - я тебя не слышу!

Новый возмущенный рык, нечленораздельный, но угрожающий.