Туманы и чудовища

– Ты что, вчера специально забрался в море и принялся вопить: «Помогите»?

Тиль не поднял на нее взгляда и шаркнул ногой. Качнул головой.

– Я хотел остаться на берегу. Не помню, как попал в воду. Так что… спасибо.

Леда кивнула, понадеявшись, что он это увидит. Крики ни к чему бы не привели. Шторм ей отвечал. И она припрятала в рукаве еще один козырь, который могла бы предложить ему как великую тайну. Может, тогда они окажутся на одной стороне.

– Но ты мне все равно помешала. – Тиль вскинулся, и его серые мягкие глаза сверкнули сталью.

– А что, если я тебе помогу?

Тиль недоверчиво склонил голову к плечу.

– Поможешь найти Буяна?

Леда медленно кивнула и слегка улыбнулась, хотя сама мысль о том, что появившееся в Инезаводи чудовище – дело ее изуродованных рук, вызывала желание кричать. Она стала бы ужасным мастером. Неудивительно, что Цех от нее отказался.

Тиль приподнял подбородок и прищурился.

– Ты врешь. Так делают все взрослые, когда перестают орать и пытаются выглядеть разумными.

– А я похожа на кого-то разумного? – Леда вскинула брови.

– На самом деле… – Тиль скрестил руки на груди, – ты похожа на ведьму. Из тех, что требуют у тебя что-то в обмен на исполненное желание.

– И ты что же, боишься, что я попрошу у тебя что-то за помощь?

Тиль прищурился еще сильнее.

– Ты точно глупая. Ты ведь меня спасла – хотя спасать меня не надо было, – и я уже у тебя в долгу.

Леда хмыкнула.

– Тогда я прошу у тебя этот долг, Тильванус Шторм.

Мальчишка опустил руки и сжал кулаки.

– Откуда мне знать, вдруг ты охотишься за внутренностями Буяна, за его глазами, клыками и прочими ингредиентами для своих зелий?

Леда скривилась.

– Ниоткуда. Но я даю тебе слово ведьмы – я не причиню ему вреда, если он не причинит вреда тебе или мне.

– Словам ведьм верят только дураки, – пробормотал Тиль и сдул со лба рыжий вихор.

У Леды начали затекать ноги. Нужно было придумать что-нибудь действенное.

– Ты ведь Шторм?

Кивок.

– Значит, у нас с тобой есть…

Договорить Леда не успела. Потому что услышала песню.

Самую прекрасную песню, которую только слышала в своей жизни. Песню, которая понимала ее. Которая обещала…

Левая рука взорвалась болью. Леда ойкнула, зашипела и с силой дернула ее вверх. Но Тиль лишь сильнее сжал пальцы, и Леду окатило новым приступом боли.

Мальчишка открывал и закрывал рот, в этом она была уверена. Открывал и закрывал, но не издавал ни звука, как послушник в Рыбном хоре. Леде показалось это ужасно смешным. И она засмеялась. Тиль снова дернул ее вниз, и на этот раз Леда не удержалась – рухнула коленом в воду.

Море шумело. В ушах стучала кровь. Тиль повторял, что им нужно уйти. Прямо сейчас. Прямо сейчас. Прямо…

…в объятия песни, которую могли бы сыграть на струнах ее собственной души. Которая не фальшивила. Которая видела, каким должно было быть Ледино будущее, и обещала все исправить. Все, что натворили эти дрянные руки и эта дурная голова. Нужно только последовать за ней. Нужно…

Звук, похожий на хлопанье распахнутых парусов, ударил по перепонкам так близко, что в ушах зазвенело.

Нечеловеческая тень в тумане была огромной – с крыльями, когтями и, кажется, хвостом. Она стояла так близко, что Леда различала очертания чешуек на ее запястьях, но недостаточно близко, чтобы осознать… осознать, что в туманах Инезаводи в самом деле водились чудовища.

Тиль вдруг оказался рядом – он так и не выпустил ее руки. Руки, которую она, кажется, почти перестала чувствовать.

Потому что песня все еще звала ее. Звала прямо в когтистые объятия. Звала, чтобы…

– Буян!

Голос Тиля подействовал на тень, будто выстрел: крылья сомкнулись, белесые клочья завихрились, последовав за ними, и чудовище повернуло массивную голову. Леда увидела лишь ее очертания – светящиеся красным глаза, а еще шевелящиеся… щупальца?

Песня лилась нисходящими аккордами, словно водопад. Леда покачнулась – ее удержал только Тиль. Тиль! Нужно было увести отсюда Тиля! Но песня была такой чарующей. Такой… приятной.

Голову кружило, и Леда снова улыбнулась. За темной громадой чудовища, кажется, показались еще крылья. Или у нее двоилось в глазах? Но в мелодию вдруг ворвались новые нотки парусов: много крыльев – это хорошо?

Кажется, она произнесла это вслух, потому что Тиль закричал: «Нет!» – и потащил ее в сторону, а потом подпрыгнул, вытащил из волос Леды заколку и ударил ее по бедру.

Кажется, чудовище тоже отвлеклось на неожиданную – или ожидаемую? – подмогу, и Леда рывком стащила с левой руки перчатку, щелкнула ножницами и полоснула вперед и вверх. Пальцы обожгло до самых костей.

Будь у нее с собой мастеровые ножницы, на зов откликнулись бы сотни окружающих ее нитей. Она могла бы взрезать те, что оплетали чудовище, потому что все на свете несло в себе частичку магии. Но короткие лезвия вонзились во что-то, и чудовище издало крик – хриплый, низкий и почти оглушительный.

Леда больше не слышала песни. Леда не могла вспомнить, о чем там пелось, но знала, что готова отдать за нее все что угодно. Все, что бы у нее ни попросили. Кисти и лицо как та бедная статуя. Ножницы – снова. Даже свое имя.

Темные паруса развернулись, воздух вышибло из легких с такой силой, что несколько мгновений Леда не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Что-то темное и чешуйчатое – хвост? – ударило ее под ребра и исчезло в волнах. Небо поменялось местами с морем, хотя оба они были одинаково серыми, а туман между ними висел, словно разделяющая миры завеса. В уголке Лединого взгляда мелькнуло яркое золото знакомой нити. Что-то – или кто-то? Тиль? – вцепилось в ее мундир, но лицо закрыли волосы, и Леда не видела… Не видела почти ничего.

Тот пьянчуга из «Края света» был, кажется, прав.