Дорога к неведомому

† † †

Первые лучи солнца защекотали мою кожу, и я медленно открыла глаза. Мне потребовалось некоторое время, чтобы определиться, где я, а затем оглядеться. Небо светилось синим, красным и розовым, а солнце величественно поднималось из воды прямо перед бушпритом. Раскрашенные золотом деревянные волосы русалки на носу «Скарлетт» сияли в его лучах.

Я лежала под одеялом между мягкими подушками на досках палубы. Рядом со мной, чуть приподнявшись на локтях, с усмешкой смотрел на меня мой мужчина.

– Доброе утро, – пробормотал Люсифер, зарывшись в мои волосы.

Я улыбнулась. Опять улыбнулась. В его присутствии просто невозможно было не улыбаться!

Взглянув в его блестящие глаза, я вспомнила то пламя, которое пылало в них всего несколько часов назад. Его черты смягчились, когда я поцеловала его в знак приветствия. Я проспала не больше двух часов, но все равно не чувствовала себя усталой. Это была чудесная ночь.

Я осмотрела Люсифера, а затем и себя саму. Мы оба были обнажены; наша одежда была аккуратно сложена рядом. Теплый ветерок трепал мои распущенные волосы. Ночью Люсифер вынул из них гребешки и тоже отложил в сторону.

Вскоре Гордон и остальные выйдут на палубу, чтобы поднять паруса. Ветер был достаточно сильным и дул в правильном направлении. Если повезет, он останется таким до конца дня. Но теперь нам с Люсифером надо было срочно убираться отсюда, пока нас не застали в неловком положении.

Итак, мы оделись, отнесли подушки обратно в кают-компанию, а затем проскользнули в наши каюты, чтобы сменить прекрасные праздничные вещи на более простую одежду. Я еще раз переоделась, прошла в ванную, чтобы освежиться, а затем отправилась на камбуз, чтобы вымыть два использованных винных бокала и пустую бутылку.

Когда я открыла дверь в это, по обыкновению, находившееся в беспорядке помещение, там, несмотря на раннее утро, уже кто-то был. Я и не увидела бы Серафину посреди всех этих кастрюль, сковородок и тарелок, но ее выдали рыдания. Рыжеволосая женщина склонилась над пачкой писем, лежавших на столе, и горько-горько плакала.

Войдя внутрь, я затворила дверь и села на табурет рядом с ней.

– Все в порядке? – тихо спросила я. Повариха вздрогнула.

– Извини, я не хотела тебя напугать, – поспешно извинилась я. Она молча посмотрела на меня; слезы прилипли к ее длинным ресницам.

– Что-то произошло?

Вместо ответа лишь покачав головой, Серафина снова зарыдала. Я порылась в карманах в поисках платка – и наконец протянула ей кусок ткани, чтобы она могла высморкаться. Пробормотав слова благодарности, Серафина взяла мой платок.

Пока она сморкалась, я смотрела на письма. Их было четыре или пять; все они были написаны аккуратным витиеватым почерком. На слегка помятой бумаге местами имелись размытые водяные пятна – вероятно, от слез Серафины. Я не осмелилась полностью читать чужие письма, но по приветствию поняла, что они, должно быть, пришли ей от возлюбленного. Каждое письмо начиналось словами: «Моя самая любимая Серафина…»

Повариха бросила платок в таз и пообещала вымыть и высушить его, прежде чем вернуть мне. Я настояла на том, чтобы она оставила его себе, а затем спросила:

– Тебе пришлось с кем-то проститься в Адрии?

Она больше не плакала, но слезы все еще мерцали в ее лазурных глазах, и когда она ответила, голос ее дрожал:

– Нет, не совсем. Я… у меня были отношения. Но отец моего возлюбленного оказался против наших отношений и запретил мне встречаться с ним. Он… он угрожал мне.

Я сглотнула. Мне повезло, что моя мать была слишком занята предстоящей войной, чтобы угрожать мне и Люсиферу. Что ж, она пообещала мне соответствующее наказание за нарушение закона о границе, но теперь больше не могла привести его в исполнение. А я бы предпочла любое наказание ее смерти.

Я вновь судорожно сглотнула и осторожно спросила:

– Как его звали?

Серафина отвела глаза и засунула письма в карман фартука, прежде чем ответить:

– Кассиан. Его зовут Кассиан.

Значит, она все еще любила его – и от него не отказалась. Вероятно, любовники тайно обменивались письмами. Сердце мое разрывалось от боли при виде обычно столь дружелюбной Серафины, которая так расклеилась. И все же что-то заставило меня заколебаться.

Я чувствовала, что она лжет. По крайней мере часть того, что она мне рассказала, не соответствовала действительности. Но Серафина выглядела такой несчастной, что я не осмелилась ее об этом спросить. Может, она по личным причинам просто назвала мне неправильное имя своего возлюбленного?

Мне стало интересно, знают ли Гордон и другие об этом тайном увлечении. Я не собиралась ничего им рассказывать, но Серафине мне действительно хотелось помочь.

– Когда мы вернемся в Адрию, я хочу, чтобы ты показала мне дом Кассиана. А потом я самолично постучусь туда и серьезно поговорю с его отцом, – пообещала я.

– Он не станет тебя слушать.

– Правда? – безрадостно засмеялась я. – Я – принцесса Лунарии и Королева Света; уверяю тебя, он выслушает меня очень внимательно. Если же он действительно достаточно смел, чтобы этого не сделать, я заодно напомню ему, что мой друг – прямой потомок Дьявола.

Медленно, очень медленно Серафина кивнула.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности, – отмахнулась я. – Я ведь должна соответствовать своей репутации и делать что-то хорошее, не так ли?

– Ну, если ты так ставишь вопрос, – засмеялась Серафина, – то можешь – в виде исключения, конечно – помочь мне приготовить завтрак.

– Ну наконец-то! – театрально вздохнула я.

За последние несколько дней я не раз предлагала помочь ей с ежедневным приготовлением еды для нашей большой команды. Возможно, я не могла называться очень опытной поварихой, но определенно была в состоянии что-нибудь сделать, да хотя бы просто накрыть на стол. Хотя Серафина всегда утверждала, что готовит с удовольствием, я была уверена, что небольшая помощь ей не повредит.

Незаметно спрятав бутылку вина за дверью, чтобы вымыть ее, когда камбуз опустеет, я вооружилась тиглем:

– С чего начнем?

Готовить завтрак с Серафиной было весело. Пока мы жарили бекон и яичницу, подрумянивали хлеб и наполняли стаканы молоком и апельсиновым соком, я изо всех сил старалась заставить ее думать о других вещах. Мы беседовали о пустяках – и, чтобы отвлечь ее, я поведала ей о своих приключениях в Лунарии до того, как Люсифер спас меня от пещерного тролля. Она была поражена, услышав рассказы о моих охотничьих набегах, и лишь вздыхала от восторга, когда я описывала чудесные пещеры, горы и озера, которые я открывала для себя во время охоты.

Когда стол был накрыт, в кают-компанию постепенно подтянулись и все остальные. Вскоре мы в полном составе сидели и подкреплялись. Все было как обычно; похоже, никто не заметил нашего с Люсифером ночного времяпрепровождения.

После завтрака Уилл подготовил колоду карт, объяснил моим друзьям и мне правила игры и раздал карты. Розыгрыш велся поочередно по часовой стрелке; когда наставала твоя очередь, надо было бросить три игральных кубика, и выпавшие цифры определяли следующий ход. Мы играли все вместе, кроме Гордона, стоявшего за штурвалом, и Эша, снова удалившегося в угол и внимательно следившего за игрой, а точнее, за игроками. Естественно, когда подходила моя очередь, он смотрел на меня враждебно. На тот момент я к такому почти привыкла.

Игра была потрясающе веселой, хотя Уилл и выиграл три раза подряд, а я обычно выбывала после пары-тройки кругов. Мы играли почти до полудня; затем Уилл снова собрал карты, а я направилась на палубу. Утром Морган, Эш и Кэл поставили паруса, и Гордон, счастливо насвистывая, стоял за штурвалом. Я взглянула через релинг и увидела, как быстро корабль несется по волнам.

Позади меня появилась Грейс со шваброй в одной руке и ведром с пенящейся водой в другой.

– Сегодня день уборки, – объявила она. – Раз в две недели я трачу целый день на то, чтобы хорошенько отдраить «Скарлетт». Это означает, что я не смогу с тобой сегодня рисовать.

– Ничего страшного, – отмахнулась я. – Могу я помочь тебе с уборкой?

– Если не будешь мешать, уже достаточно поможешь, – ответила Грейс и, размахнувшись, выплеснула воду на доски палубы. Она плыла по скользкому полу, словно танцовщица; швабра в ее руке была ее партнером. Улыбнувшись, я огляделась по сторонам – и вдруг обнаружила, что наблюдала за Грейс не одна. Напротив меня прислонился к релингу Эш, одетый во все сланцево-серое, и смотрел на художницу. Показалось ли мне это или его взгляд был на редкость мягким?

Он поднял глаза, и внезапно его лицо потемнело. Некоторое время мы смотрели друг на друга, не скрывая враждебности, а затем он отвернулся и уставился на океан. Нет уж, хватит! В течение нескольких дней он либо демонстративно не обращал на меня внимания, либо смотрел на меня волком, а теперь просто взял и отвернулся. Я все равно собиралась вызвать его на серьезный разговор, так почему бы не сейчас?

Стараясь не вступить в разлитую воду с пеной, я направилась к нему. Я не шла, а горделиво выступала! Если он действительно ненавидел меня, то почему бы не дать ему для ненависти еще одну причину, действуя тщеславно и высокомерно? Ему стоило осознать, что я превосходила его во всем.

Я не собиралась наживать себе врагов, особенно на таком ограниченном пространстве, где мы с Эшем все время натыкались друг на друга – но он сам того хотел. Если бы он по глупости попытался напасть на меня с ножом в рукаве, то не прошло бы и секунды, как лежал бы обезоруженным на полу.

Но я не хотела драться с ним. Пока еще нет. Прежде всего, мне нужно было выяснить, почему я ему не нравлюсь. Не то чтобы для этого не могло быть никаких причин, но мне хотелось знать, почему из всех людей именно он так ненавидит именно меня. Ведь он меня почти не знал! Я ничего плохого ему не сделала, но его неприязнь почему-то показалась мне очень личной.

Я прислонилась к релингу рядом с ним.

– Чего тебе надо? – бесстрастно спросил Эш, не отрывая глаз от синих волн. Я с радостью огрызнулась бы на него хотя бы за это демонстративное проявление неуважения, но вместо этого решила подыграть ему:

– Разве нельзя с тобой просто немного поболтать?

– Ты не выглядишь так, будто хочешь просто немного поболтать, – холодно ответил он.

Похоже, я раскусила его поведение. Он делал вид, что ему скучно, чтобы рассердить меня. Эш был умен и достаточно долго наблюдал за мной, чтобы понять, насколько я вспыльчива. Но я не стану для него легкой добычей!

Если я была огнем, то Эш – льдом. Попробую продвигаться медленно, оставаясь с ним дружелюбной. Тогда мой огонь потихоньку растопит его ледяную оболочку и обнажит глубинную причину его неприязни.

– Почему ты не играл с нами в карты?

– Карты – не мое, – просто ответил он.

– Но ведь Грейс тоже играла, – попыталась я зайти с другой стороны.

– Да, играла. Почему это должно меня беспокоить?

– Потому что у тебя с ней, кажется, особая связь.

– Это тебя никак не касается.

Он нисколько не повысил голос – и все же я уловила резкость в его словах. Ладно, об его отношениях с Грейс я позабочусь позже. Значит, проявления дружелюбия или любопытства на него не действовали.