Майская ночь, или Утопленницы

* * *

Ага, назавтра! Только аж на третий день вернулся он от Марины своей, безбожницы. А тут как на грех царский гонец прибег со своеручным письмом строгого вида. «Пошто-де, Стенька, казенные баржи разбиваешь? Ну купецкие — ладно, а казенные пошто?» Сел написал ответ (как тады камушек лизнул — враз грамотным стал): «Да почем же я, ваше царское величество, знаю, где казенная, а где купецкая. Их еще поди разбери! Вы уж, сделайте милость, гербы на своих ставьте».

Царь поразмыслил — думает: «А и то…» Приказал на корабликах гербы гербить. И Стенька их все пропускал, не грабил. А царь ему за то прислал в подарок шапку.

Но купец-то нынче хитрый пошел: поглядел-поглядел — и тоже наловчился двоеглавых орлов на каждую корабельную кичку ляпать. Вот и думай теперь: царское суденышко, не царское… Осерчал Стенька — опять без разбору начал всех разбивать, не стало от него ходу никому.

Хотел царь войско на него послать, да сказали ему, что Стенька уже на Каспицкое море ушел. Так в тот раз и не послали.

А с шапкой той у него вот какая оказия прилучилась (это уже в Астрахани): был там митрополит, и стал он его, Стеньку, корить: «Вишь какая у тебя шапка — царский подарок; надобно, чтоб тебе теперь, за твои дела, царь на ноги прислал подарок — кандалы».

А Стенька в ответ: «Хошь, — говорит, — покаюсь? Айда на колокольню — чтоб все слышали!»

Взошли на колокольню. Взял он митрополита в беремя — в охапку то есть.

— Ну-ка, как кошка вывертыватся? Встанешь ли на ноги, как она?

Сказал да и сбросил. Еще и посмеялся потом:

— Сам летать захотел с колокольни, а садиться-то не умеет!

За это его на семи Соборах прокляли.