Удав и гадюка

* * *

И все-таки в один из дней Вицеллий вновь повел себя непривычно, в несвойственной ему излишне грубой манере. Произошло это, когда тропа вела путников дальше, на юго-восток, и им вдруг повстречался странствующий маг. Назвавшись Йонетием, он принялся рассказывать, сидя на циновке под сосной, как в самом Элегиаре был отравлен король Морнелий, отчего он ослеп, и теперь город подняли на уши. А в Нор’Эгусе, откуда маг родом, древний королевский род и вовсе свергли. И теперь вокруг трона обвился хвостом змеиный король Гайза.

– А Зостра ра’Шас? – спрашивал Юлиан. – Что известно о нем? Где он?

Зостра, говорил Йонетий, погиб во время огненного вихря, который сам и сотворил. Граф печально вздохнул, потому что желал встретиться с архимагом, чтобы разузнать, зачем тот путешествовал в Большие Варды.

А потом в разговор неожиданно вмешался Вицеллий. Обвиняя мага в трусости и боязни быть призванным на войну, веномансер обрушивал на него укор за укором, высмеивая, ухмыляясь, и в конце концов этот разговор на обочине пришлось прервать.

В небе проплыла свинцовая туча, успев промочить всю троицу до нитки. Сквозь укутанные ночью сосны просачивался далекий свет деревушки. Изможденные лошади заспешили по размытой дождем дороге. Решив воспользоваться моментом, Юлиан обратился к веномансеру:

– Учитель, я понимаю, что мы столкнулись с трусом, бегущим от назревающей войны, но почему вы не держите себя в руках и позволяете отпускать такие замечания? Право же, это показывает вас не с лучшей стороны…

– Потому что они не заслуживают иного обращения.

– Но отчего? Что плохого вам сделал этот Йонетий?

– Ничего хорошего он тоже не сделал, – буркнул Вицеллий и скинул капюшон, с которого ручьями стекла вода. – Это паразит, живущий за счет потребления благ, что создали и придумали до него другие. Он лишь берет и ничего не дает взамен, боясь принять ответственность.

– По-вашему, выходит, все должны приносить пользу?

– Или хотя бы не наносить вреда! Йонетий и все ему подобные – это концентрация чужих усилий, которая обернется в лучшем случае нулем, – Вицеллий высокомерно скривился. – Сначала он воспользовался златом отца, чтобы занять нишу в академии, затем принялся растрачивать магию направо и налево, используя ее там, где можно управиться самому. Будь в этом мире каждый Йонетием, Нега бы уже иссякла, будучи исчерпанной до дна.

Юлиан нахмурился.

– Вы так рассуждаете, словно магия имеет предел.

– Глупо думать, что в отношении Неги не действуют принципы ограниченности энергии. Ты, как ученый, должен понимать, что результат каждого действия является лишь переливанием ресурса из одной полости в другую с определенными потерями. С магией то же самое.

– Вы это сами придумали? – улыбнулся Юлиан. – Учитель, не в обиду вам, но я не припомню, чтобы в книгах о таком упоминали. Я читал трактат «Основы магии», вышедший из-под пера ученика Моэма, Вундрика, изучал «Структуру магических источников» авторства Бальвара Слезливого. Нигде нет ни слова об этом, хотя это столпы магической науки.

– Порой люди не замечают очевидного. А осознают это только тогда, когда становится слишком поздно.

– Тем не менее ваши престранные убеждения не дают права оскорблять тех, кто придерживается других взглядов.

– Наоборот, Юлиан! Я вижу, что Йонетий – неудачник, который живет бесцельно, он ничто, от такой потери в мире не убудет. Теперь с моей помощью и он увидел это.

– Вы забываете, что люди мстительны.

– Мстительны все расы, произошедшие от людей, Юлиан. Но удел подобных Йонетию – терпеть, ибо он слаб и немощен даже перед самим собой.

Кони, склонив морды к грязи, поплелись по поселковой улочке в сторону приземистого трактира, откуда доносились выкрики. Оставалось всего ничего до худо-бедно нормальной постели, и Фийя уже желала поскорее спрыгнуть с седла и избавиться от отяжелевшей от воды одежды, которая облепила ее молодое тело.

– Ох, тео, счастье-то какое. Наконец-то отдохнем!

– Вицеллий, – обратился к озябшему веномансеру Юлиан, не обращая внимания на айорку, – и все-таки я прошу вас следить за тем, что вы говорите. Я не хочу неприятностей в дороге. Нам нужно привлекать как можно меньше внимания, понимаете?

– Мой любимый ученик… Если мне понадобится совет, я тебе сообщу!

– Не смейте издеваться, учитель. Здесь, в отряде, вы подчиняетесь мне, так что следите за своим языком! – холодно произнес граф.

Вицеллий лишь сухо рассмеялся.

– Юлиан, ты сейчас не в особняке, где провел под юбкой матери три десятилетия. Ты юноша, взращенный женщинами и обласканный ими, ты юноша, пред которым грозное имя Мариэльд распахивало все двери. И теперь ты в мире, где неприспособлен выживать, учишь меня, Алого Змея?

– Вицеллий… – голос графа стал глухим, предупреждающим.

Беспечно махнув рукой, Вицеллий вытащил из-за задней луки вьючную суму, пошатнувшись от ее тяжести, и, уже на пути к светлому проему трактира, злорадно бросил:

– Я прислушаюсь к советам, когда с твоего лица исчезнет глупое благородство, а твои руки облепит грязь, от которой ты был столько лет огражден. Когда передо мной встанет не юнец с мамским кошелем, а муж, способный самостоятельно править своей судьбой. Вот тогда и поговорим как равные!

Граф, не спуская мрачного взгляда с исчезнувшей в двери тощей фигуры, вложил выскочившему из таверны слуге-мальчишке пару монет за коней и жилье. Затем быстро зашагал за Вицеллием, чтобы закончить разговор, но тот уже заперся в наспех оплаченной им комнатке и будто бы и вовсе пропал.

– Какой гадкий дед… – шипела Фийя весь оставшийся вечер, занимаясь чисткой и сушкой вещей и раскладывая их на кроватях, чтобы не запрели.

Не замечая айорки, Юлиан пребывал в своих безрадостных мыслях. Как бы ни был жесток Вицеллий, но его слова запали графу в самую душу своей прямотой и правдивостью.