Удав и гадюка

* * *

Уже к вечеру, когда сумрак зажег на небе блеклые звезды, Юлиан вернулся к особняку. Как истинный ученый, его учитель даже потемну продолжал возиться с детенышем левиафана. Интерес к действию яда возник и у графа, но он так вымотался, что душа его требовала отдыха от мирских дел.

Он не стал заходить в дом. Медленным шагом он побрел к потайному саду, туда, где по вечерам любила отдыхать Мариэльд де Лилле Адан, – и не ошибся. В окружении благоухающих цветов, под раскидистой кроной сосны сидела старая графиня. Под ее белоснежные косы слуги подоткнули подушки, и женщина в полудреме смотрела куда-то вдаль, прикрыв большие голубые глаза, оплетенные паутиной тонких морщин. Когда из-за кустов, за которыми пряталась тропинка, показался ее сын, ясные глаза приоткрылись и взглянули с ласкою. Граф склонился и обнял хрупкую маленькую женщину.

– Матушка, доброго вам вечера.

– Ты очень уперт, – в ее чистом голосе проскользнул легкий упрек. – Я же запрещала тебе совершать то, что ты задумал, а теперь и сделал.

– Простите, но я не мог поступить иначе, – Юлиан пожал плечами и облокотился на поданную матерью подушку с вышитыми цветами олеандра.

– Тогда к чему извинения?

– Я не мог не извиниться, хотя вы, матушка, понимали, что я нарушу запрет.

– Да, я это знала! – Мариэльд хитро посмотрела на него.

– Тогда зачем запрещали? – тихо рассмеялся Юлиан, поглаживая ее по худенькому плечу.

– Возможно, чтобы кое в чем убедиться… А может быть, дело и в моей вредности, которая порой не знает границ. Кто знает…

Когда рядом с ней никого не было, она всегда вела себя проще, поэтому сейчас Мариэльд негромко рассмеялась.

– Ох, матушка, матушка! В чем же вы хотели убедиться? Вы всегда что-то недоговариваете, и в каждом вашем слове спрятана какая-то тайна.

– Это уже неважно. Раз у тебя все получилось, а своенравная кобыла спасла тебе жизнь, то все хорошо и идет как должно. – Затем она повторила, как молитву, едва различимым шепотом: – Все идет как должно…

Юлиан насмешливо нахмурился, но уточнять не стал, поскольку знал, что на его вопрос последует новая загадка, за которой потянется вторая, третья, и так до бесконечности. Выпытывать, что подразумевала матушка, было сродни борьбе с морем посредством кулака – рука тонула и с каждым ударом погружалась лишь глубже и глубже.

– Все это от скуки, Юлиан, – наконец произнесла графиня. – Она заставляет тебя совершать безрассудные поступки и рисковать жизнью.

– Никто, кроме меня, не смог бы сделать то, что я задумал. Это была необходимость!

– Нет, это была именно скука… Это твое страдание, ты зажат в стенках кабинета и мечтаешь о чем-то грандиозном, желаешь, чтобы бессмертие и полученные навыки оказались полезными, ты жаждешь материализовать амбиции и дать им имя. Но ты сидишь здесь, в особняке… – Мариэльд улыбнулась и посмотрела в небо. – Мы тоже, когда были моложе, мечтали о великом, тянулись к идеальному и вечному. Но потом пришли к мимолетным человеческим радостям и покорному ожиданию смерти.

– Мы? Это вы о клане?

– Обо всем мире, – лениво качнула плечами графиня.

С вялой грацией она подвинулась к плечу Юлиана, коснулась среброволосой головой его рубахи и прикрыла глаза. Ее не беспокоил ни простой материал одежды, ни солоноватый запах моря. Порой казалось, что чванливость графини имеет напускной характер.

– Может, вы и правы, матушка, – граф ласково пригладил выбившуюся из косы хозяйки Ноэля прядь. – Я…

– Да, я права.

– Но я еще недоговорил! – нарочито серьезно произнес Юлиан.

– Это не отменяет того факта, что я права.

– Вы хоть и говорите, что не умеете читать мысли, но иногда мне кажется, что лукавите.

– Такого дара у вампиров нет и быть не может. Магия нашей крови очень приземленная, она не может быть связана с чем-то возвышенным.

– А как же управление вурдалаками?

– Это не опровергает сказанного мной, Юлиан, – с упреком подняла большие синие глаза Мариэльд. – Вампиры произошли от низших демонов, вурдалаков, а старейшины – от вампиров. И у нескольких из нас сохранилась эта древняя связь, только и всего…

– Нескольких? Насколько я знаю, даром управления вурдалаками обладает лишь Йева фон де Тастемара. Хм, или Йева фон де Артерус.

– Артерус… Дар накладывает отпечаток на личность, так что Йева уже больше Артерус, нежели Тастемара. И да, связь с вурдалаками может быть у многих, но есть одна проблема.

– Они водятся лишь в Офурте? – догадался граф.

– Да, мой любимый сын! – тихо рассмеялась Мариэльд. – Толку от дара, если поблизости нет вурдалаков? Как и нет толка от накопленных знаний и умений, если сидеть в тесном кабинете, верно?

– Вот вы и вернулись к скуке, матушка, – подхватил заразительный смех граф. – Да, врать не буду! Я бы хотел немного попутешествовать! Но как-нибудь потом… Когда улажу все дела. Надо бы еще с гарпиями на Лилейском острове разобраться.

– Вот уж действительно тебя скука одолела, что ты о бедных гарпиях задумался.

– Матушка, вы только представьте! Можно устроить им приманки с ядом. Пару добиев борькора добавить в…

– Юлиан, я не для того нанимала тебе веномансера, чтобы слушать заунывные лекции про яды, – возвестила Мариэльд и подняла голову. – Я понимаю, что Вицеллий в Луциосе, но, право же, найди себе другого подходящего слушателя.

– Простите… Кстати, насчет собеседника. Может, пригласить Лагота Валорира к нам? Что думаете?

– Лаготу сейчас не до нас.

– Почему?

– Скоро грядет неудобный для него суд. Я общалась с Летэ сегодня по этому поводу.

– Как? Что случилось? – едва слышно спросил Юлиан, не желая нарушать тишину потайного сада.

За те полгода, что Лагот Валорир, старейшина из Гаиврара, пробыл в Ноэле, Юлиан успел если не подружиться, то хотя бы проникнуться теплотой к рассеянному вампиру. Он оказался немногим старше графа, всего лишь на семьдесят восемь лет, что казалось сущим пустяком.

Несобранный, изнеженный старейшина с печатью грусти на лице всегда был преисполнен спокойствия. С ним граф чувствовал себя уютно, в отличие от тех многих древних, что были на ужине после суда тридцать лет назад. Лагот любил поэзию, музыку, и хотя Юлиан так и не проникся любовью ко всему тому, что зачитывали ему дрожащим голосом, но все равно слушал. В ранимом сердце Лагота эта вежливость находила яркий отклик, и он очень быстро стал называть терпеливого собеседника не иначе как своим другом.

Впрочем, Лагот навестил Лилле Аданов лишь единожды, а потом отбыл назад, к себе, сославшись на занятость в управлении поместьем.

И вот, спустя тридцать лет, уже освоившийся Юлиан получил кое-какие знания о мироустройстве. Порой он раздумывал, не вызовет ли Лагот при следующей встрече у него лишь раздражение? Теперь, с высоты прожитого, этот рассеянный виконт казался не от мира сего, обитающим где-то в выдуманном мире, совершенно не имеющим ничего общего с реальным. Но тем не менее Юлиан хотел увидеть этого престранного вампира.

– Лагот погряз в долгах, – Мариэльд вырвала сына из размышлений.

– Как? – Юлиан едва не воскликнул от удивления. – Отец Лагота перед передачей дара оставил ему огромное состояние. Кажется, порядка десяти тысяч сеттов.

– Проиграл, – графиня пожала плечами. – Он оказался еще бестолковее, чем я думала.

– А при чем здесь суд в Йефасе?

– Лагот смог получить большую сумму от богатого ростовщика из Глеофа, заложив кое-что…

– Драгоценности?..

– Нет, их он продал, когда навещал нас. Сапфиры в его перстнях и броши были подделкой.

– Неужели свой дар? – побледнел Юлиан.

– Да.

– Но как такое возможно?

– Ростовщик – это Ярвен Хиамский, старейшина. Но Лагот не намерен был ничего возвращать, однако по своей неразумности составил бумагу-завещание, которую предоставили в Йефасе.

– Если все оформлено верно, то, стало быть… – Юлиан задумался. – Лагот передаст дар, если не возместит сетты? Много он взял в долг?

– Даже не вздумай ему помогать! – пригрозила мать. – Он взял пять тысяч сеттов.

– Невообразимо! – прошептал Юлиан в ужасе. – Он не сможет вернуть такую сумму.

– Да. И я проголосую за его смерть. Когда ты спрашивал меня, мой любимый сын, почему я не потратила клятву совета на Лагота, я уже тогда видела его неумение жить по средствам.

При всех тратах Лилле Адденов тяжело было назвать расточительными. Многие плении в Луциосе имели куда больше слуг и играючи тратили золото на гардеробы из Арзамаса, застолья с дорогим мясом и цитрусами из Детхая. Порой, проверяя отчеты в доме плениума, Юлиан не раз и не два вздергивал в немом изумлении бровь от расходов на пиры. Право же, куда дешевле было раз в месяц возить из тюрем смертников… Семейство Лилле Аданов не стремилось иметь в конюшнях лишь солровских лошадей, прославившихся на весь Север и Юг, а в их покоях не жили для утех сонмы девушек и юношей, требующих особого обращения и обеспечения.

– Когда состоится суд, матушка?

– В середине осени.

– Не понимаю, как Лагот мог влезть в долги… За столько-то лет можно было научиться распоряжаться золотом, чтобы пусть и не увеличить его десятикратно, так хотя бы не растерять…

– Бессмертие не дает ума, если его нет изначально.

– Странно, конечно. Когда он гостил у нас, я не слышал от него жалоб, – мыслями граф унесся в прошлое.

– Он не жаловался тебе, Юлиан, потому что боялся испортить возвышенный образ, который смог создать в твоих глазах. Да ты ничего и не решал тогда и, боясь собственной тени, чувствовал себя большим гостем в этих стенах, чем Лагот. Однако он часами простаивал перед моим рабочим столом, вымаливая ссуду.

– Вы отказали?

– Конечно, – ухмыльнулась Мариэльд. – Как думаешь, отчего он уехал так скоропалительно? Я выгнала его!

Чуть позже, когда опустилась темная звездная ночь, Юлиан поцеловал сухонькую мать, а затем направился в спальню, где его ждала айорка Фийя, которой уже не терпелось расспросить хозяина, что за жуткие рыки доносились недавно со стороны моря.